Модель в Средиземье, или ещё одно несчастье Братству Кольца

Через несколько минут ходьбы Хранители подошли к ступеням. Лестница оказалась в полном порядке. Рэйчел насчитала двести ступеней, прежде чем они вышли в просторный зал. — Давайте перекусим, — предложил Фродо. — Вряд ли в Мории найдутся стулья, а на ступенях можно поесть сидя. — Согласна, давайте поедим, — подхватила девушка, осознав, что жутко проголодалась. — Иначе скоро урчание моего живота будет слышно всем оркам в этой... в этом месте. Боромир изо всех сил старался скрыть улыбку, глядя на Рэйчел, что смотрела на волшебника с мольбой и надеждой. В слабом свете посоха сглаживались все недостатки ее внешности, появившиеся во время путешествия. И в этом полумраке она выглядела загадочной и таинственной, но вместе с тем в ее чертах было что-то по-детски наивное — то, чего он не замечал раньше, и что, без сомнения, делало ее ещё краше. Предложение пришлось по нраву всем. Утолив голод и немного передохнув, путники почувствовали прилив сил. Хотя Рэйчел и чувствовала себя уставшей, она понимала, что даже если бы они остановились на привал, она бы не смогла заснуть. Тревога не покидала ее, тишина и мрак давили на нервы, и ей хотелось хоть что-то делать. Что угодно, лишь бы не думать о предстоящем. Хотя помимо тревоги ее одолевали и другие мысли и чувства. Проходя рядом с Боромиром, Рэйчел начинала понимать, почему ее так волнуют перемены в их отношениях. Ей не понадобилось долго думать, чтобы понять, что ее чувства к мужчине далеки от дружеских. Она хорошо знала это ощущение волнения, которое возникало когда им случалось заговорить друг с другом. Но вместе с тем, чувство, которое заставляло ее сердце биться чаще, было доселе ей неизвестным. Она и раньше влюблялась, но вот любила ли? Пожалуй, только сейчас она начинала понимать, как далеки были все прежние ее чувства от того, что она испытывала сейчас. И, размышляя над этим, она поняла, что впервые по-настоящему полюбила. Но было ли это так прекрасно, как поется в песнях и пишется в стихах? Рэйчел умела смотреть правде в глаза. Она видела, что гондорец избегает ее. Нужна ли ему ее любовь, если он и разговаривать-то с ней не хочет? Вряд ли. От этих мыслей к горлу подступил ком, слезы собирались вот-вот политься из глаз, и ей пришлось закусить губу, чтобы позорно не разрыдаться. Хоть она и не знала, чем заслужила столь внезапную холодность и отчуждение, ей не хотелось падать в его глазах ещё ниже. Такими мыслями и была заполнена ее голова последующие четыре часа пути. Иногда им преграждали путь расселины, через которые приходилось перепрыгивать. Рэйчел раз пять успела в мыслях поблагодарить своего школьного учителя по физкультуре, который нещадно гонял ее по прыжкам в длину. Через одну из расселин Пиппина еле уговорили перепрыгнуть. Вскоре путники вступили в зал с тремя черными полукружиями арок, за которыми начинались три коридора, и тут Гэндальф серьезно задумался. Все коридоры были попутными, ибо вели, в общем-то, на восток; но левый опускался, правый поднимался, а средний тянулся вдаль горизонтально, но был у́же и ниже крайних. — Нет, я решительно не помню этого места, — признался маг. — Видимо, я слишком утомлен, чтобы решать сейчас, куда нам идти. Да и вам не мешало бы отдохнуть. Завтра светлей не станет, но все же утро вечера мудренее. В северной стене огромного зала путники заметили каменную дверь. Она поддалась легко. — Назад! — рявкнул маг, когда Мерри и Пиппин с радостными возгласами юркнули за дверь, решив, что здесь они отдохнут спокойнее, чем на каменном полу неуютного зала. — Мы не знаем, куда ведёт эта дверь, — объяснил Гэндальф хоббитам, когда они отступили в зал. — Я войду первый. Он вошёл и осветил посохом небольшую комнату с низким потолком, после чего подозвал Хранителей. В середине комнаты чернела круглая дыра, около которой валялись ржавые цепи и осколки разбитой каменной крышки. — Не одерни вас Гэндальф, — с укором сказал Арагорн Мерри и Пиппину, — ухнули бы вы вниз и, быть может, ещё и сейчас бы гадали далеко ли до дна. У нас, к счастью, есть опытный проводник. Нечего без надобности соваться вперёд. Гимли потом объяснил им, что эта комната — Караульная. Хранители расстилали одеяла как можно дальше от дыры. Выглядела она крайне отталкивающе. Рэйчел даже подходить к ней близко было страшно. Однако, есть на свете такое качество как любопытство. Порой оно идет во благо, но ведь не зря же в народе говорят, что любопытство не порок, а большое свинство. У Пиппина любопытство подчас пересиливало все остальные инстинкты, мудро данные ему матушкой-природой. Вот и сейчас, несмотря на то, что близко подходить к дыре было страшно, она странным образом притягивала его к себе. Взяв с пола камень, Пиппин бросил его в колодец, тут же прислушавшись. Звука от падения камня не было так долго, что хоббит немало удивился — каким же глубоким должен быть этот колодец. Однако, когда камень достиг дна, звук его падения, многократно усиленный эхом, жутко напугал всех Хранителей, заставив некоторых от неожиданности похвататься за мечи. Конечно, возникли вопросы, откуда был этот звук, и пришлось Пиппину во всем сознаться. От Гэндальфа хоббит получил такой нагоняй, что Рэйчел на секунду даже стало жалко хоббита. Но жалость быстро сменилась страхом и напряжением. Когда все более-менее поутихло, она вызвалась стоять на часах, объяснив свое рвение Гэндальфу тем, что все равно не уснет. Тот посетовал, что наказание для Пиппина в виде ночного дежурства не удалось и сказал ей, что сменит ее через три часа. Когда волшебник отвернулся, Рэйчел посмотрела на Пиппина и увидела в его взгляде столько искренней благодарности, что это поневоле заставило ее улыбнуться. Вскоре в комнате уже слышалось умиротворённое посапывание уставших путников. Рэйчел сидела около самой двери и старалась ни о чем не думать. Глаза постепенно привыкли к темноте и, на свое удивление, она довольно хорошо видела. Однако, ни о чем не думать не получалось. Ей было страшно. Она знала, что уже совсем скоро им предстоит встреча с орками и Балрогом. Девушка не знала, что ей делать и как поступить. Стоит ли спасать Гэндальфа? А что если он не воскреснет в обличье Белого мага? Что тогда? Эти мысли повергали ее в пучину отчаяния, и она в итоге решила для себя, что будет разбираться с проблемами по мере их поступления. Мысли о Боромире были куда приятнее, хотя и не радостнее. Теперь она была абсолютно уверена в своих чувствах. Один только взгляд светло-серых глаз вызывал в ней целую бурю эмоций. Она могла долгими минутами любоваться сосредоточенным лицом мужчины, нередко забывая смотреть под ноги. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь так потеряет голову. В глубине души Рэйчел всегда мечтала о любви, как и любая другая девушка. Но она не думала, что столь прекрасное чувство может приносить в то же время столько боли. Надежды на взаимность у нее не было, а холодный взгляд, каким нередко ее одаривал Боромир, когда она пыталась с ним заговорить, словно ножом резал по сердцу. Размышляя обо всем этом, она неожиданно вспомнила красивую песню на французском, которую она начала тихонько напевать, не обращая внимания на слезы, что катились по ее щекам.

Aimer c'est ce qu'y a d'plus beau Aimer c'est monter si haut Et toucher les ailes des oiseaux Aimer c'est ce qu'y a d'plus beau

Всхлипы мешали ей петь, но она надеялась, что ей станет хоть чуть-чуть легче. Надежда оказалась тщетной. Когда она допела последнюю фразу, ей стало ещё тяжелее. Хотелось хоть с кем-то поговорить о своих чувствах. О, как же ей хотелось увидеть маму! Пожалуй, никто на всем белом свете не смог бы помочь ей лучше, чем мать. Задумавшись, она и не заметила, как рядом кто-то присел. — Неплохо поёшь, — Раздался знакомый голос. — Гимли? — Он самый, не пугайся, — ухмыльнулся гном. — Чего не спишь? Зачем ты пришел? — подавляя всхлипы, спросила Рэйчел. — Да вот, тебя слушаю, — ответил он. От внимания Гимли не укрылось, что Рэйчел плачет и ему захотелось ей помочь. — Правда, слова незнакомые. О чем эта песня? — О любви, — нехотя буркнула девушка. — "Любить — нет ничего прекраснее!" — процитировала она. — Все у вас, девушек, одна мысль, — усмехнулся Гимли. — А почему тогда плачешь? — Я тоже хочу такую же любовь, — ответила Рэйчел. Сейчас она больше всего была похожа на большого ребёнка. — Прекрасную, чистую и взаимную, — на этих словах она опять расплакалась и спрятала лицо в ладонях. — Ах, вот оно что, — протянул Гимли, и, если бы было светлее, Рэйчел бы обязательно увидела его хитрый взгляд. — И о ком же ты столь пылко мечтаешь? — Я не скажу. Не хватало мне еще, чтобы ты проболтался, — девушка посмотрела на гнома, но, заметив его укоризненный взгляд, продолжила более мягко, вытирая слезы. — Извини, я не сомневаюсь в тебе, просто не хочу выставлять все напоказ. Она украдкой обратила взгляд туда, где спал гондорец, и в темноте не сразу различила его очертания, но, успокоив себя тем, что он крепко спит и не слышит их разговора с Гимли, вновь посмотрела на своего собеседника. Гном же, будучи весьма проницательным, проследил за взглядом Рэйчел и обо всем догадался. Он вздохнул и продолжил говорить. — В таком случае думаю, что страдаешь ты напрасно. Не горюй, красавица, — улыбнулся гном, — я по его глазам вижу, он к тебе неровно дышит. — Гимли, — девушка спрятала лицо в ладони, осознав, что маленький непроизвольный жест выдал ее целиком. — Вот только я почему-то этого не вижу. — А ты уверена, что смотришь внимательно? Поговори с ним, и сама все поймёшь. — Он меня и слышать не хочет. Каждый раз смотрит на меня как на орка, — пожаловалась Рэйчел. — И все же попробуй при случае, — сказал Гимли и ушел спать. "Хватит этим двоим ходить вокруг да около," — подумал он. Через час Гэндальф не выдержал и отправил Рэйчел спать, сказав, что оставшуюся часть ночи подежурит сам. Уставшая девушка спорить не стала и, смахнув слезы, легла спать. Вскоре Морфей над ней все же сжалился и распахнул двери в свое уютное царство. *** Отряд уже третий день продвигался по Мории, но Рэйчел казалось, что они здесь уже целую вечность. За эти дни путники так соскучились по солнечному свету, что мечтали только о том, чтобы поскорее отсюда выбраться. Они добрались до жилых ярусов и остановились в большом зале перед четырьмя арками, за которыми угадывались четыре коридора — на запад (из которого они вышли), на восток, на юг и на север. К этому времени силы путников окончательно иссякли, и они остановились на ночлег. — Ай да гномы! — пробормотал Сэм, доставая одеяло. — Это ж надо — продолбить такую Черную Бездну! Но разве можно жить в такой тьме? Стало быть, жить-то они здесь не жили? — Как это не жили? — оскорбился гном. — Здесь было великое Морийское Царство. Везде сияли яркие огни, и Мория славилась на все Средиземье — об этом говорится в наших преданиях. Гимли резко отбросил одеяло, вскочил на ноги и нараспев прочитал сказание про великого государя Дурина. Сэм остался в восторге. — Сказание и впрямь красивое, — заметила Рэйчел. — Эх, его бы на музыку — прекрасная получилась бы песня. — А ты умеешь сочинять музыку? — удивился Фродо. Маг тем временем рассказывал Сэму о митриле. — Ну, не назову себя великим композитором, но так, для себя иногда сочиняю, — скромно ответила девушка. Фродо лишь улыбнулся ей в ответ. Рэйчел снова прислушалась к рассказу Гэндальфа. — Мифрил! Мечта народов Средиземья. Ковкий, как медь, прочный, как чешуя дракона, никогда не тускнеющий и удивительно лёгкий. Кстати, надписи и рисунки на воротах, которые мы видели, сделаны именно из мифрила. Между прочим, Торин подарил Бильбо мифрильную кольчугу. — Мифрильную кольчугу? — изумился Гимли. — Воистину королевский дар! — Все верно, — спокойно подтвердил Гэндальф. — Я ему не говорил, но эта кольчуга стоит больше, чем все богатства Шира. Рэйчел хитро посмотрела на Фродо, у которого от удивления округлились глаза. Конечно, он ничего не сказал, но его удивление было заметно. Правда, совсем быстро удивление сменилось печалью, и Рэйчел догадалась, что он думает о доме. Как ни странно, ей домой совершенно не хотелось. За столь короткое время Средиземье стало ей таким родным, что ей казалось, будто она вернулась домой после долгих странствий. Это ощущение было непонятным, но оно не пугало. Интуиция подсказывала ей, что это неспроста, но ответа на свои вопросы она не находила. Вскоре усталость взяла свое и, пожелав Фродо спокойного дежурства, устроилась поудобнее, успев услышать странный звук — шлепанье босых ног. "Голлум, лиходей! — с досадой подумала она, проваливаясь в сон. — Только его для полного счастья и не хватало." Когда Хранители проснулись, они увидели, что зал заливает сероватый свет. Такое явление было крайне неожиданным, ведь путники уже успели отвыкнуть от любого мало-мальски естественного света. — Доброе утро! — сказал Гэндальф. — Ибо над миром сияет оно. Мы дошли до жилых ярусов, так что воздух здесь должен быть более свежим, а через маленькие окна будет проникать свет. Осталось преодолеть совсем немного, и мы выйдем из Мории. Подобное заявление всех воодушевило и, позавтракав, Хранители продолжили путь. Несмотря на то, что окружающее их гномье царство было величественным и даже мрачно красивым, Рэйчел была на нервах. Из-за глупой выходки Пиппина в караульной ей казалось, что в любую секунду выскочат орки и им конец. Когда они преодолели очередное расстояние, то увидели бледную полоску света, который лился из распахнутых настежь высоких дверей. То был Летописный чертог. Увидев его, Гимли тотчас же сорвался с места и подбежал к каменной гробнице. Хранители последовали за ним. — Здесь покоится Балин, сын Фундина, государь Мории, — перевел Гэндальф руны. Гимли опустил голову, а его плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. — Значит, он мертв. Этого-то я и опасался. Боромир подошел к Гимли и положил руку на его плечо в молчаливом жесте поддержки. Ситуация складывалась безрадостная. Гэндальф поднял с пола толстый фолиант, оказавшейся летописью событий, происходивших здесь. Волшебник стряхнул с него пыль, которая, казалось, стала частью книги, накрепко вьелась в нее. — Нам нужно уходить отсюда, нельзя медлить, — тихо произнес Леголас, когда маг начал читать вслух. Рэйчел стояла рядом с эльфом и была вне себя от напряжения. У нее слегка подрагивали руки, но она не обращала на это внимание, прислушиваясь к каждому шороху. — Они захватили мост и второй чертог. Мы забаррикадировались, но долго нам их не сдержать. — прочел Гэндальф. — Земля содрогается. Барабаны... барабаны бьют в глубине. Нам не выбраться. Тьма движется во мраке. Нам не спастись. Они близко.