Просто друзья...

      — И-извините, — тихо мямлю, судорожно бегая глазами по комнате, ощущая пришедствие лёгкой паники, которая, такое чувство, что стоит прямо за моей спиной, поджидая, когда я наконец обернусь, чтобы она смогла наброситься на меня.       Маленькими шагами пятюсь назад, натыкаясь взглядом на лысого мужчину, зашедшего в помещение, а за его спиной ярко поблёскивает свет улицы из-за приоткрытой двери. Мысленно я уже выбегаю отсюда на свежий воздух, но на самом деле всё ещё стою на месте столбом. Сейчас не время сбегать от своих чувств. Я тут во всю выстраиваю своё будущее, ради которого всего лишь стоит поставить какую-то несчастную загогулину на бумажке, а мои эмоции хотят этому помешать. Нет, так не пойдёт. Я должна держаться на людях как можно дружелюбней, какой бы ураган не творился у меня внутри.       Пробую обуздать трясущиеся руки, пряча их за своей спиной, а запуганный взгляд утыкаю в пол, чтобы никто не смог сказать, что видел этот страх, так быстро в всплывшей на поверхность с помощью всего одного касания... Боже, эти картинки, эти фотографии, и эти кадры один за другим проносятся у меня перед глазами... Я буквально ощущаю, будто до моего тела снова дотронулись те грязные грубые руки. Отчётливо помню, как мои запястья захватили в кольцо пальцев и завели за спину, сжимая мои руки всё туже и туже, что становится почти больно, чтобы закричать в голос; а по пояснице с могучим напором водили потными пальцами, надавливая на позвоночник настолько, насколько это возможно, чтобы спина была прогнута, как можно сильней... От этого волей-не волей выпрямляешь спину, чтобы выбросить то, что творится в твоём сознании, отражающимся такими противными импульсами по всему твоему телу. Это "терапия", должна признать, и правда помогла бы многим школьником не сутулиться и сидеть за партой ровно, если бы только не была такой душераздирающей...       — Миша, вы готовы подписывать?       Поднимаю свои, полные растерянности глаза, на неоткуда появившегося Вадима, с важным видом державшего в одной руке документ, а в другой, уже заранее открытую ручку без колпачка. Тут же соглашаюсь, даже не пытаясь обдумать решение:       — Да, конечно.       Брюнет улыбается и кладёт ручку с бумажкой на чёрный ящик с колёсиками, стоящий тут, только ради декора и выжидающе смотрит на меня. Невольно пожимаю плечами и склоняюсь над гладкой поверхностью, беря, во всё ещё слегка подрагивающую руку ручку и черчу загогулину на выделенном мне пространстве.       — Всё, готово, — выдавливаю из себя полу-улыбку, бурчу я.       Он подхватывает подписанную бумажку и пристально рассматривает, пока вновь не переводит взгляд на меня.       — Ну, что ж, замечательно, — радостно произносит он, — извините ещё раз за такую путаницу. Можете приступать к работе, — он очередной раз обводит рукой помещение, показывая мне все кадры, которые я теперь в полном праве фотографировать.       Киваю в благодарственном жесте, пока Вадим ещё раз пробегается глазами по условиям документа, удовлетворённо ухмыляясь.       — Глеб, тебя уже визажистки заждались, — не смотря в сторону парня, бросил менеджер.       Блондин недовольно закатывает глаза и мимолётно бросает на меня взгляд, но тут же отводит его в сторону девушки, приводящей в порядок кисточки для макияжа на столике, с освещённым белым светом зеркалом и не торопясь плетётся в её сторону.       — Если вам что-нибудь понадобится, то вы только скажите, — вновь обращается ко мне Вадим, — я буду здесь поблизости, — уточняет он, подмигивая и теряясь в огромной комнате, оставив меня совершенно одну, в этом, казалось бы заполненном людьми помещении.       Мне ничего не остаётся, кроме как следовать условиям своей работы, и я уже во всю сжимаю камеру пальцами, выискивая красивые сцены с Глебом в главных ролях, от которого мои телодвижения не остались не замеченными, судя по тому, как он иногда задерживал свой взгляд на объективе, а потом и вовсе делал вид, будто не замечает меня, сосредоточенно прикрыв глаза, пока визажистка во всю хлопотала над его лицом.       Вся фотосессия была длинной в пару часов: пока профессиональный фотограф настроит свою камеру, пока он правильно поставит объектив, пока вспышку уберёт, или наоборот включит – ну это же очень долгий процесс, учитывая, что Глеб ни раз менял свою одежду и принимаю разнообразные позы и выражения лица, который порой смешили меня, ведь он наверняка несколько раз специально кривлялся; что конечно же фотограф упустил из внимания, но не я – особенно мне хорошо запомнилась фотография, которую я сделала в тот момент – стоя в нескольких метрах от белого фона, на котором позировал блондин, наклонившись к камере фотографа и показывая свой язык, сложив руки за своей спиной и облокотившись на пятки. Обрамление фото-карточки по бокам получилось тёмным, а середина яркой, из-за света, который был направлен лишь на Глеба; а так, во всей студии была практически кромешная тьма, и всё это было сделано только ради того, чтобы освещение на главных фотографиях было идеальным; хотя результат моей "фотосессии" меня тоже вполне устроил. По крайне мере, фотографии, сделанные мной не выглядят постановочно; уж не знаю, как там дела у профессионала...       После очередной смены нарядов и пары щелчков камеры, кто-то громко объявляет:       — Перерыв – десять минут!       Многие люди облегчённо вздыхают; кто-то устало плюхается на стул; а кто-то что-то бурчит себе под нос, выходя из тёмного помещение в коридор, разминая затёкшую шею. Я тоже, незаметно от чужих глаз потягиваюсь, разминая мышцы, уже потеряв из поля зрения Глеба, который буквально испарился из виду, в отличии от фотографа, который внимательно разглядывал фотографии в большом сенсорном экранчике, иногда хмурясь. Вот это я понимаю человек, с головой увлечённой работой – ни на секунду не отрывается от своего дела. Или же просто делает вид. Но я больше придерживаюсь первой версии...       Думаю, а не выйти ли мне на улицу и не подышать свежим воздухом?, – в этой комнате слегка душновато, учитывая её полу-мрак и такое большое количество людей, которых значительно поубавилось, когда объявили время для небольшого отдыха.       Быстрым шагом пересекаю комнату, завидев ту самую дверь, в которую ранее входил лысый мужчина. Наваливаюсь на этот тяжёлый кусок металла, распахивая его, от чего слишком яркий свет улицы заставляет невольно зажмурится. Потираю кончиками пальцев прикрытые глаза, чтобы свет не так сильно щипал их, и прислоняюсь спиной к стенке здания, из которого только что вышла.       — Что, устала?       Мгновенно распахиваю веки и устремляю свой взгляд на источника звука, точно так же, как и я, облокотившегося об бетонную стенку и зажавшего между своих пальцев сигарету.       — Слегка, — бурчу себе под нос, оглядывая расслабленного парня с ног до головы.       Блондин совершенно не смотрит в мою стороны, устремив всё своё внимание перед собой: на противоположном здание, стоянка которой была полностью заполнена. Я уже не удивляюсь, что даже своеобразный чёрный ход выводит меня в маленький дворик; что тут ещё говорить про то, что главный вход тоже идёт через дворы – наверное, он специально так глубоко запрятан в куче, окружающих его домов, чтобы любопытные люди не смогли сюда так просто пробраться...       — Ну, как тебе работается? — спрашивает Глеб, затягиваясь.       — Н... нормально, — сама того не осознавая я запинаюсь, увидев, как кончик сигареты сверкает ярко оранжевым огоньком, тут же превращаясь в серый, тлея, когда парень перестаёт вдыхать дым.       Появляется дикое желание вновь почувствовать этот слегка тошнотворный вкус на языке; но с таким обволакивающий и приятно греющим в лёгких ощущением.       Он исподтишка бросает смотрит на меня, пока на его лице не расцветает знакомая ухмылка, а из приоткрытых не губ сочится сизый дым. Парень, как будто специально запрокидывает голову, из полуприкрытых век наблюдая за мной.       — Тоже хочешь? — еле шевеля ртом, произносит он, от чего дым слегка колеблется.       — Нет, — бросаю я.       Блондин многозначительно хмыкает и поворачивается ко мне всем телом, вновь делая затяжку, дразня меня.       Лишь отвожу взгляд, чтобы ещё сильней не искушать себя и не мучить мыслью о том, что я слишком долго разглядывала Глеба, совершенно не пытаясь этого скрыть. Стыдно, и в первую очередь перед собой, ведь в этот раз он отнёсся ко мне почти с полным безразличием – хотя, в начале фотосессии у него был другой настрой. Со стороны даже покажется, что мы поменялись ролями, правда я не напираю действиями, лишь взглядом.       Не успеваю уловить действий парня, как его ладонь уже лежит на моей щеке, повернув мою голову к себе; а его губы плотно прижимаются к моим, обжигая из-за дыма, который медленно проникает всё глубже, просачиваясь тонкой струйкой на свежий воздух, сквозь уголки наших ртов. Широко распахиваю глаза, замирая на месте от удивления, пока наглый взгляд пронзает меня насквозь, ожидая, что же я наконец-таки сделаю. Пячусь назад, но успеваю сделать лишь шаг, как тут же оказываюсь прижатой к стене. Дым упорно пытается просочиться ко мне в лёгкие, продирая горло, но я не поддаюсь, пытаясь опустить голову пониже и глотнуть кислорода, иначе просто напросто задохнусь. Но блондин не даёт мне этого сделать, сжимая мой подбородок в своих пальцах, направляя к верху, стиснув в одной из рук мою ладонь, крепче прижимаясь к моим губам и раскрывая рот ещё шире, касаясь языком верхнего ряда моих зубов. Недовольно мычу, но Глеб лишь резко выдыхает в меня весь дым, не оставляя мне никакого выбора – полной грудью вдыхаю, но тут же ощущаю внезапный прилив кашля, от чего рвано отрываюсь от парня, стукаясь с ним зубами и сгибаюсь по полам, пытаясь выпустить из себя весь дым, осевший внутри. Нельзя поддаваться порыву – я ведь уже совсем не помню, как это делается, хотя и желание проскользнувшее во мне, всё ещё сидит в глубине души – до сих пор не удовлетворённое.