Просто друзья...

      — У меня тоже, — говорит Глеб в промежутках между нашими поцелуями, — есть к тебе вопросы.       Его дыхание трепещет возле щеки, а ноги сплелись с моими.       — Не уверена, что смогу ответить на все.       Он украдкой бросает на меня взгляд, тем не менее продолжает касаться губами моего лица.       — Ты же знаешь, какой я наблюдательный. — Мы в унисон усмехаемся, ведь это и правда так.       Ощущаю как зубы оттягивают серьгу в ухе, а язык ласкает мочку. Все эти его приёмчики...       Иногда у меня даже возникает чувство, что он знает гораздо больше, чем знаю я о себе и своей жизни. Он слишком проницательный и внимательный. Да ещё и умеющий не показывать этого – не хочет раздувать из этого большого скандала.       Однако какая-то недосказанность всё равно витает где-то между нами. Мол нет, всё не будет так просто, как вы решили сделать с самого начала. А хотелось бы.       — Начнём по порядку? — спрашивает блондин, перемещаясь ниже к ключице, даже с какой-то нездоровой хитростью в своём тоне. — Что с шеей?..       — Н-н... — с моих губ срывается приглушённый стон, когда он впивается губами в то самое место замаскированных синяков, — неудачная ночка была...       То ли от нежданной боли, то ли от ненормально резко накатившего удовольствия, в уголках глаз на мгновение застывают слёзы, которые так же быстро куда-то исчезают.       — После всего... ты продолжаешь ходить по клубам? — будто неосознанно и не для меня шепчет парень.       — После че..? — но не успеваю я закончить фразу, как раздаётся телефонный звонок.       Глеб нервно цокает, но всё равно встаёт, подходит к тумбочке и берёт кремовую пластиковую трубку, прикладывает её к уху.       — Алло?.. М-м-м, да... Угу... Мы уже выходим, — с небольшими промежутками произносит он, пока наконец не заканчивает разговор. — Нас там внизу ждут.       Не в силах удержать язык за зубами, я с притворной радостью щебечу:       — А кто-то, между прочим, говорил, что у нас есть чуть ли не час.       Несмотря на мою колкую фразу, я продолжаю ощущать странную атмосферу в комнате; словно плохо скрываемое напряжение, неожиданно назревшее между нами, начинает развеиваться с через чур маленькой скоростью.       Глеб слабо улыбается и спешит отвернуться от меня, кинув взгляд на своё отражение в зеркале. Хороший предлог, ничего не скажешь.       Медленно поднимаюсь на ноги и бреду в сторону коридора, где как раз находится наш багаж и второе зеркало. Не дай Бог он ещё и косметику с моей шеи слизал; не хотелось бы потом в его присутствии вновь замазывать эти синяки.       Но увидев своё отражение, я убеждаюсь, что всё в порядке и уже тянусь к чемодану за камерой.       В полной тишине мы выходим из номера и на лифте спускаемся в холл. Нет, никакой неловкости, просто обыкновенное молчание; мы даже пару раз взглядами пересеклись, в придачу натянув на свои лица скромные улыбки.       Я так толком и не поняла: это я сказала что-то не то, или это он спросил меня о том, о чём сейчас жалеет?       Но с виду у нас всё отлично. Мы спокойно садимся в такси рядом друг с другом под еле заметный косой взгляд Рины и продолжаем держаться рядом практически весь вечер, за исключением тех моментов, когда он стоял на сцене, а я из различных необычных мест фотографировала блондина, изредка ловя его взгляды.       Не могу утверждать, что мы "игнорировали" друг друга; у нас толком не было времени разговаривать – вы бы видели, какая суматоха творится в той части здания клуба, закрытой от глаз зевак... Хотя, на самой сцене тоже производятся активные действия, в основном выполняемые диджеем, а иногда и самим Глебом, "разогревающимся" перед концертом.       От того, как его голос с тонкого романтичного фальцета переходил в полный и обволакивающий тембр обыденной речи становилось не по себе; волны мурашек бежали по моему телу, скрытому под одеждой; так что доставить парню какое-либо удовольствие своей реакцией не представлялось возможным.       На моё собственное удивление, каких-либо вечеринок или after-party не было; я даже больше скажу: никто не заикнулся о том, чтобы "опрокинуть пару стаканчиков" в баре или номере отеля, где уж точно никого чужого не будет. Как позже я узнала из разговоров персонала клуба ( ох, и болтушки же некоторые из них ), в основном какие-либо "пьянки" происходят в те ночи, когда артист или группа отыгрывает сразу несколько концертов в одном и том же клубе или городе, а нам же предстояло выезжать из отеля уже рано утром.       Под общий трёп все расползлись по своим комнатам, а мы с Глебом молча продолжали стоять в коридоре напротив двери в наш номер. Парень, склонив голову и недовольно бурча что-то под нос, рылся в своей напоясной сумке в поисках ключей. Мне ничего не оставалось, кроме как неловко стоять рядом, тупясь взглядом о носки своих кед. Они выглядят такими простыми и жалкими по сравнению с кроссовками блондина, что аж стыдно становится саму за себя.       Наконец он отворяет дверь и заходит внутрь, не дожидаясь меня. Вхожу следом и закрываю дверь. Не торопясь, стягиваю с себя обувь и ставлю её в уголочке, проделывая эти действия как можно медленнее, надеясь, что за это время Глеб успеет ретироваться в душ или ещё куда – в конце концов он устал и наверняка был бы не прочь немного освежиться.       Прохожу в спальню и вижу мирно лежащего на кровати парня. Он закинул ноги на чистое одеяло, одну руку положил за голову, а второй умело держал свой телефон и водил по экрану большим пальцем.       Его взгляд на мгновение отрывается от смартфона и останавливается на мне, отчего я неуверенно замираю в проходе.       — Если хочешь, иди в ванну первая; я пока не хочу.       И всё. Больше он ничего не сказал и своим вниманием меня не наградил.       — Ладно, — соглашаюсь и уже лезу в свой чемодан за полотенцем и своими "тряпками", как вновь слышу:       — Можешь не париться, в каждом номере как минимум два бесплатных полотенца дарят; посмотри, они должны висеть где-то там.       — Угу, — тихо соглашаюсь. В таких мелочах он слишком хорошо меня изучил.       Вынимаю из чемодана свою домашнюю одежду в виде спортивных штанов и растянутой байки и беззвучно удаляюсь в ванную комнату, по дороге оставив маленькую сумку с камерой на комоде.       Как Глеб и говорил, в ванной и правда висело два махровых полотенца с золотистой вышивкой-эмблемой отеля.       В памяти невольно возникают эпизоды, связанные с этой, покрытой гладкой плиткой комнатой, только совершенно не в этом отеле и не в этом городе. Та комната была в загородном доме с большой белой ванной в придачу, в который могли спокойно уместиться два человека; и ведь уместились же.       Невольно краснею за эти мысли, однако дверь запереть не забываю. Скидываю с себя одежду, разматываю бинты на запястьях и мимолётом оглядываюсь в зеркало. Наблюдаю за умиротворенно двигающейся от дыхания грудной клеткой, тонкими, немного трясущимися руками. А что бы сказал Глеб? – почему-то именно этот вопрос каждый раз появляется у меня в голове, стоит мне увидеть себя в зеркало. Разозлился бы, расстроился, осудил?.. Пожалел бы, да накормил как следует – вот что он бы сделал, стой блондин за моей спиной и разглядывая меня со всех сторон. А, и ещё бы к психиатру отправил.       — Глеб... — тихо шепчу, но голос отдаётся еле слышимым эхом.       Стою с минуту без слов, какой-то невидимой крупинкой души надеясь, что он услышал мой голос, несмотря на то, что большая часть меня всё же рассчитывает на обратное.       — Г-глеб, — уже громче, но не достаточно. — Глеб!       Появляется топот быстрых шагов, неожиданно замерших перед самой дверью.       — Миша? Всё в порядке? Ты звала меня? — обеспокоенно спрашивает.       Удивительно, но блондин даже не пытается зайти внутрь, как сделала бы это раньше; ручка двери ни разу не шевельнулась.       Ловлю в отражающей поверхности свой серьёзный взгляд и сама себя внутри ругаю.       Какого чёрта я выгляжу такой уверенной, словно все мои понятия о жизни и свободе вдруг резко перевернулись с ног на голову в один момент!? Сейчас я могла бы спокойно назвать себя сумасшедшей, не будь я такой нормальной с виду. В моей голове творится полный кавардак, подчиняемый порывом тела о зове о помощи.       — Глеб... — начинаю и голос мой потихоньку ломается и сходит на нет, совсем потухая. Словно мне голосовые связки вырезали.       — Да? Я тут, — взволнованно произносит, наверняка уловив странность моих действий.       — Ты... ты сказал, что любишь меня, — спокойно начинаю, собирая себя по кусочкам, — сказал, что всё это время любил. — Делаю небольшую паузу, в которой и не жду ответа от блондина – если бы он что-то сейчас сказал, то только бы всё испортил. — Но, ты ведь даже не знаешь, какая я на самом деле. Не знаешь, что я чувствую; не знаешь, как мне страшно оттого, что ты молчишь; не знаешь про моих чертов в душе, которых вот прям сейчас прорвало. — Руками обхватываю себя за плечи и кошусь в зеркало, в котором молодая девушка вся сжалась, словно ещё чуть-чуть и превратиться из человека в сплошной комок пластилина. — Ты совершенно ничего обо мне не знаешь и так нагло поступаешь, что я просто... просто... в растерянности! Мне хочется ударить тебя за это, заорать во всю мощь прямо в твоё ухо, что со мной не всё в порядке!       Волосы упали мне на глаза и растрепались на затылке, а всё тело покрылось мурашками. Взгляд затуманенный, хотя я всё равно продолжаю видеть эту жестокую и безразличную к окружающей суматохе девушку, которая будто бы специально надломляет свой голос, а внешне остаётся всё такой же, какой является в сущности.       — И если ты действительно хочешь быть с такой, как я, то, почему бы тебе просто не войти ко мне сюда и не посмотреть на меня?.. Может, тогда ты поймёшь, как сильно меня обидел?.. Поймёшь наконец своей глупой головой, кто я и что собой представляю! — говорю достаточно громко, а саму смеяться невыносимо тянет. Прямо сейчас разразиться бешеным хохотом от этого веселья, которое я творю здесь.       Протягиваю руку и с щелчком отпираю дверь. Теперь выбор за ним. Будет он всерьёз воспринимать мои оскорбления на его счёт или нет? Уловит ли хоть каплю человечности во мне, несмотря на всю ту дрянь, которую извергает из меня голова и голос?..       Иногда очень хочется, чтобы хоть кто-нибудь помог справиться и от безысходности становится уже невозможно молчать...