На страницах моих книг

Все закончено: школьные годы позади, и успевшие стать тошнотворными лица одноклассников больше не будут мелькать в коридорах. Отныне колени не отыщут под столом жвачку, и джинсы не испортятся. Больше не придется прятать свое мнение за молчанием и кривыми улыбками, когда кто-то травит оскорбительные шутки. Кире казалось, что по выходу из здания школы все изменится и бывшие страхи испарятся в то же мгновение, но какими же наивными показались ей эти рассуждения, когда ноги сбежали по ступенькам школьного крыльца. Ничего не изменится до тех пор, пока страх незримо будет следовать за ней, а она поддаваться ему. Дать отпор - звучит гордо и довольно сильно, но правдоподобно ли из уст той, что отдавалась боязням с головой? На груди развевалась ленточка выпускника, синяя и похожая на грозовое небо, и вдруг девушку охватил страх будущего: а что, если ничего не изменится? Кира Найдёнова. Боится быть собой. И непонятно, в какой момент осознание себя пришло к ней; просто однажды она поняла, кто на самом деле, и начала долгий путь к принятию. Путь, полный неуверенности и сомнений, на котором никто не подаст руку, не дав упасть, хватая у самой земли, чтобы асфальт не ударил в спину. Это не было так легко, как показывают в фильмах; она не надевала яркие футболки и не говорила ни о чем открыто. Казалось, Кира разучилась в принципе говорить о чем-то без сомнений оказаться непонятой. И осознание загнало ее глубоко в себя - туда, откуда нет выхода, где вечно темно и сыро. Там пахнет отчаяньем, и страх незримо следует по пятам. Научившись видеть темноту, она перестала бояться остаться одной, но где-то отдаленно и, казалось, до безумия далеко слабо теплилась мечта любить. Любить - глагол; глагол - действие, а она не двигалась с места, боясь оступиться. В ее мире звучали тончайшие мелодии, нежные и тихие, а мир вокруг был слишком громким; его шум давил и не давал покоя. И за этим грохотом, ей казалось, было столько агрессии. Шум имеет свойство заглушать музыку. Но сейчас, когда она стоит на перекрестке, у нее появился выбор; и до тех пор, пока он есть, Кира будет выбирать. Наряду с желанием стать свободной и не бояться быть собой долгое время стояла мысль уехать так далеко, как только было можно - на край света, за океаны, моря и высокие небоскребы. Но это было несбыточным, поэтому пришлось выбирать из реального и приземленного. Недолго думая, Кира отправила документы в Московский университет; факультет – журналистика. Выбор виделся ей правильным; долгое время в бегах от самой себя дало ей не только переживания и вечный страх, но и неплохой навык письма: когда окружен непониманием, ручка и тетрадь порой становятся роднее самых близких. Кира мало представляла, чем будет заниматься в будущем, но перспектива уехать из родного города поставила точку на сомнениях, и в августе, пренебрегая всеми остережениями недовольных родителей, она забросила вещи на полку в купе и отправилась навстречу лучшему будущему. И теперь. Все впервой; ее рука скользила по поверхности стола, и глаза не находили на них тупых надписей вроде «Толян из 9«В» - лох!», «Химия - отстой», «Верните в моду любовь», «Светлана Николаевна - стерва! Если согласен, то подпиши +1». Кира водила колпачком ручки по пустому тетрадному листу. Сокурсники молчали; так бывает лишь в самом начале обучения, когда каждый только вливается в студенческую жизнь, а затем все покатится по-разному: одни так и останутся тихими и незаметными, других с пар будут выгонять чаще, чем они изъявлять желание явиться. Из мыслей Киру вырвал звонкий, резко ударивший в уши чужой голос: — Интересно, а о нас вообще не забыли? — девушка за соседним местом обратилась не то ко всем, не то к самой себе. Пожав плечами, Кира смущенно улыбнулась. Ей до жути не нравились те ситуации, когда ответить было нечего: риторические вопросы - ее стоп-сигналы в общении с кем-то. — Хотя... — соседка устало протянула букву «я». — Сомневаюсь, что такая способна забыть о лекциях. Найдёновские брови медленно сдвинулись к переносице, и, обернувшись, она внимательно взглянула на собеседницу: — Такая? — Ну, да. Знаешь, она из таких... ну, что-то вроде занозы в задницах студентов. Говорят, сдать ее предмет на «отлично» вообще нереально: мол, валит просто жестко, — девушка с вызовом усмехнулась. — Но мы еще посмотрим, кто кого. Новая знакомая мгновенно отбила в Кире желание продолжать общение: что-то в ее словах показалось ей лишним, вот только что она понять не успела: двери аудитории распахнулись, и внутрь уверенно вошла женщина в черном пиджаке. Студенты поднялись с мест. — Садитесь, — строгий, с нотками надменности голос опустил их обратно. — Позвольте представиться, — женщина оперлась на стол, — я ваш преподаватель истории зарубежной журналистики. Меня зовут Вацлав Эвелина Юрьевна. И поскольку нам с вами предстоит работать весь год, уйдя с первого занятия, мне бы хотелось запомнить хотя бы пару человек с вашего курса, поэтому, — Эвелина Юрьевна заняла свое место за кафедрой, — проведем первую перекличку. По аудитории громким и уверенным голосом раздавались чужие имена, и, когда подошла очередь Киры, она неуверенно поднялась. — Найдёнова Кира? — Да, — короткий кивок в ответ. Преподавательница оказалась суха на эмоции: махнув рукой, она позволила студентке сесть и продолжила перечислять. Кира как-то странно кивнула в пустоту. Вот она - первая лекция в ее жизни. Начинается настоящая студенческая жизнь. Когда прозвучало последнее имя, преподавательница поднялась. Ее внешний вид обращал на себя внимание в первую очередь манерой держаться: расхаживая из одного угла в другой, она говорила четко и уверенно, но сдержанно, безэмоционально. Темные волосы практически касались расправленных плеч; надменный кареглазый взгляд окидывал аудиторию, словно подбирая жертву неведомых планов, и, когда он остановился на Кире, ей показалось, что в ее лоб тотчас же прилетит пуля, пущенная никем из ниоткуда. Но в следующее мгновение внимание Эвелины Юрьевны переключилось на девушку-соседку Киры, и вторая облегченно ссутулилась. Что-то во внешности преподавательницы цепляло и одновременно отталкивало: она гордо несла свою голову, не позволяя себе даже слегка сгорбиться; черный костюм на белую блузку подчеркивал женственную элегантность и вычурную аристократичность, и все это позволило бы ловить тысячи восхищенных глаз, не гони прочь холодный взгляд. — Ваше отношение к предмету - это ваше отношение к жизни, — Эвелина Юрьевна остановилась в паре шагов от парты Киры. Только в тот момент она заметила, что за спадающими волосами лицо преподавательницы имело интересный овал. За своими размышлениями Кира с трудом улавливала речь Эвелины Юрьевны, и, боясь пропустить даже малость первой лекции, она вернулась к рассказу учителя: — Если вы относитесь к предмету «на отвяжись», то то же самое можно сказать и о вашей позиции в жизни. Вы учитесь, чтобы работать. Работаете, чтобы жить, быть кем-то, а не существовать вне социума или слыть в нем никчемными. Поэтому то, как вы подходите к процессу обучения, характеризует ваше отношение к собственному будущему. Оно может быть разным, но выбор - он ваш. И остается за вами, — Эвелина Юрьевна вновь двинулась к другому концу аудитории, но аромат ее духов - плавно-нежных, совсем несвойственных тому, как она преподносит себя - только сейчас ударил в нос Киры. — Так что решать вам. — А оценки ставить - Вам, — откуда-то с задних парт раздался задорный голос. Рыжий парень развалился на стуле. Преподавательница не растерялась; она сделала несколько уверенных шагов к партам и свысока оглядела студента: — Вот тут ты прав. Поэтому сделай-ка одолжение: сядь прямо и продолжай так же внимательно слушать, как несколько минут назад, хорошо? — она саркастически вскинула бровь, растянув на лице ухмылку. Парень хотел было возразить, но осекся, будучи предупрежден о злопамятности учительницы. Она слыла легендой университета - той, чей предмет дается только нервами и зубрежкой. А усложнять свое положение остроумец с задних парт, похоже, не хотел. — Продолжим, — Эвелина Юрьевна оказалась возле доски, и ее речь - плавная, но в то же время излишне официальная - возобновилась.