Лето в Плесси (1667 год)

Пока хозяйка замка дремала в библиотеке, маленькая флотилия под предводительством адмирала де Вивонна отправилась покорять Маре Пуатевен. Ничуть не расстроившись, Анжелика спустилась в нижнюю галерею и в полном одиночестве прогуливалась вдоль нее. Молодая женщина редко приходила в эту часть замка, и сейчас испытывала некоторое волнение, почти физически ощущая, как в полутьме из своих золоченых рам на нее меланхолично взирают предки семьи дю Плесси-Бельер. Рыцари, закованные в тяжелые доспехи, дамы с высокими уборами сменялись гофрированными воротничками времен Генриха II и пышными рукавами красавиц былых времен. Некоторые мужчины были весьма недурны, но ни один не обладал внешностью Филиппа. Анжелика обнаружила два его портрета в конце галереи. На первом, шестнадцатилетний полковник, такой, каким она увидела его в Плесси, худощавый подросток с еще узкими плечами и гордо вздернутым подбородком, красивые, как у девушки, тщательно завитые волосы падают на кружевное жабо, горящий взгляд и чувственные губы — сочетание юношеской отваги и какой-то детской невинности. Мальчишка, — с улыбкой подумала она, — совсем мальчишка. Удивительно, ведь в то время он казался мне таким взрослым, почти мужчиной! Второй, парадный портрет ныне здравствующего маркиза дю Плесси-Бельера был написан совсем недавно. Художник изобразил хозяина замка при полном обмундировании в богато украшенной кирасе, в одной руке он держал маршальский жезл — символ недавнего назначения, другой же небрежно опирался на шлем с великолепным страусиным плюмажем. Искусно завитый парик ниспадал на кружевной воротничок и подчеркивал бледность лица с легким румянцем, одновременно утонченного и мужественного, с суровым, чуть надменным взглядом, от которого невозможно было отвести глаз. Самый красивый мужчина при Дворе, — с гордостью отметила Анжелика, — и он — мой муж. Шум у лестницы заставил ее обернуться — не желая быть обнаруженной, молодая женщина инстинктивно отступила в тень. В галерею вбежали ее сыновья, сопровождаемые отчимом. — А это кто, месье? — Флоримон остановился в начале галереи и указал на старинную гравюру, — тот самый крестоносец, да? Маршал неспешно подошел к пасынку: — Да, это мой предок — Гуго (или Юг) IV, герцог Бургундский, сын герцога Одо III, титулярный король Фессалоники и соратник Людовика IX Святого. Ему выпала честь сопровождать королевский дом в Седьмом Крестовом походе. Во время эпидемии он выжил, и даже помогал с упокоением погибшего от лихорадки короля и его любимого сына Жана-Тристана. — Неужели их оставили там, погребенными в песках? Среди нечистых?! — изумился Кантор. — Разумеется, нет! Людовик Святой покоится в Сен-Дени, как и его сын. Неужели наставники не рассказывали вам? — Но отец де Ледигьер говорил, что Святая земля очень далеко и там все время жарко, — ревниво заметил Флоримон. — Как же тела королей довезли? — спросил он, очаровательно наморщив нос. — Видно, не просто пришлось Вашему родственнику… Маркиз скользнул по старшему пасынку холодным взглядом. — Филипп Третий, новый король Франции, привез в Париж только кости своего венценосного отца и брата. — А как они их достали? — поинтересовался Кантор. — Есть старинный способ. Тела сварили в воде и в вине, пока кости не отделились сами. — Ух, ты! — в один голос воскликнули мальчики и заговорщически переглянулись. — Но, — строго поспешил добавить отчим, — если вы вздумаете проверять действенность этого способа, я заставлю вас достать руками все, что вы сварите и… и съесть. — Прищурившись, закончил он. — Нет-нет, месье, мы не будем! — хором закричали братья. — Честное слово! Анжелика решила, что настало время вмешаться, и вышла из своего укрытия. — Флоримон! Кантор! Где вы пропадаете? Аббат ищет вас по всему замку. — Мы уже идем, матушка, — ответил за обоих старший, и, поклонившись отчиму и матери, они припустили бегом. — Филипп! Вы с ума сошли? Зачем Вы рассказываете эти ужасные сказки детям?! Они не заснут, — возмутилась Анжелика, когда сыновья скрылись за поворотом. — Это не сказки, а история Седьмого Крестового похода, мадам, — возразил маркиз, и, указав подбородком на гравюру, добавил, — похода, в котором принимал участие мой предок, герцог Бургундский. Анжелика в свою очередь покосилась на славного герцога. — Я ничего не имею против Ваших предков, Филипп, но, прошу Вас, приберегите свои истории о вареных королях для Шарля-Анри, когда он будет в состоянии Вас понять. Мои сыновья не имеют к ним никакого отношения. — Сразу видно, что в изучении дворянских родов, Вы были не слишком прилежной ученицей, мадемуазель де Монтелу, — парировал Филипп. — Когда мы с отцом добрались до Плесси, после того памятного визита в Ваш замшелый замок, и наконец отмылись, — подчеркнул он, — я попросил его найти в библиотеке геральдические древа наших родов. Оказалось, что многие невесты из Бургундского дома выходили за Лузиньянов. А этот Ваш знаменитый Раймонден, отец Марии де Лузиньян, был женат на нашей Жанне Бургундской, дочери Одо III. Так что, еще стоит разобраться, кто из нас ближе к Вашей Фее-лягушке! * Анжелика захлебнулась от возмущения и непроизвольно уперла руки в бока, как делала когда-то в бытность хозяйкой «Красной маски». Вот нахал! — Еще чего вздумали! — заявила она, наступая на мужа, — ну уж, нет! Мелюзину я Вам не отдам! И ничего Вы не знаете — никакая она не лягушка, у нее был рыбий хвост! Их геральдические споры были неожиданно прерваны. Позади, раздалось осторожное покашливание. Управляющий Молин подобострастно склонился в поклоне: — Да простит меня Ваша светлость, что отвлекаю вас от занимательной беседы, — обратился он к маркизу, — но мадам просила меня сопровождать ее на свинцовый рудник в Аржантьер. Позволите ли Вы нам отправиться? Лошади готовы, скоро за полдень, я беспокоюсь, как бы нам успеть вернуться до темноты. — Поезжайте, — милостиво разрешил Филипп. *** На обратном пути, минуя развилку Трех Филинов, они увидели знакомый силуэт маркиза. Филипп, кажется, поджидал ее. Молин, испросив разрешения удалиться, затрусил на своем муле к дому и супруги остались наедине. Они хорошо знали Ньельский лес, но у каждого он был свой. Филипп не помнил местных названий, Анжелика — некоторых троп, тех, что вели в Плесси. Она показывала ему дорогие сердцу места, свидетелей ее детских подвигов: источник Страшного Медведя, римскую арку. В Волчьей Ложбине Филипп остановился, здесь, он убил своего первого волка. «Фонарь мертвецов»? Там было кладбище? А Три Филина? Отчего? Анжелика, улыбаясь, пожимала плечами — никто уже и не помнит. Деревья расступались в этих местах, и они, молча, ехали бок о бок. Все-таки, нас многое связывает, — подумала Анжелика.  — Когда я была маленькой девочкой, местные крестьяне считали меня феей, — неожиданно поделилась она. — Фея-лягушка, — отозвался Филипп. Но бывшая Маркиза Ангелов ничуть не обиделась, и, улыбнувшись, заявила: — А я люблю лягушек. Окно нашей с сестрами спальни выходило на болота, я столько раз засыпала под их песнопения. В кваканье лягушек — душа этих мест, Филипп. С болот, перегретых за день, поднималось легкое марево, словно паутина, окутывая лес и придавая ему таинственный вид. Анжелика с наслаждением вздыхала их сладковатый запах, прислушиваясь к лесным звукам и крикам цапель. Как мне не хватало тебя, Монтелу, — подумала она. Здесь, вдали от городской парижской суеты, еще возможно жило ее волшебство. Супруги выехали на поляну с дубами друидов. Посереди нее плотно вросло в землю варварское капище — покрытый мхом каменный дольмен на четырех опорах — словно древний алтарь или длинный стол, за которым справляли ночные пиры лесные духи. — Это и есть Ваш Камень фей? — небрежно спросил маркиз. — Да, — улыбнулась Анжелика. — В день майского дерева мы пели песни и водили вокруг него хоровод. Маркиз привязал их лошадей к кусту орешника и протянул к жене руки: — Я помогу Вам. Анжелика, все еще охваченная воспоминаниями ранней юности, доверчиво позволила снять себя с лошади. Но, вместо того, чтобы опустить жену на землю, Филипп перекинул ее через плечо и понес к дольмену. — Что Вы делаете?! Отпустите меня! Куда Вы меня тащите? — в возмущении, она забарабанила по его спине, но маркиз только смеялся. Усадив свою ношу на каменную плиту, он с нахальным удовлетворением оглядел ее. — Вы наивны как пастушка! — и насмешливо поинтересовался. — Уже догадываетесь, чем мы сейчас займемся, маленькая строптивая фея? Анжелика только сейчас поняла, что оказалась в ловушке. Куда ей теперь деться? Тем временем маркиз отстегнул перевязь. — Вы с ума сошли, Филипп? Это же Камень фей! — Взять фею на Камне фей, — ухмыльнулся он, — эта мысль начинает мне нравиться. Вот, пожалуй, способ, каким можно Вас усмирить. Выйдет повеселее наших забав в монастыре, согласны? — И он попытался задрать ей юбку. — Нет! — отбивалась она, — только не здесь! Это их обидит. Кормилица всегда говорила — над лесными духами нельзя смеяться! — И что случится? — рассмеялся он. — Не бойтесь, моя красавица, мы не потревожим Ваших эльфов. Если Вы, конечно, не будете слишком громко кричать. Вспомните, какой умницей Вы умеете быть. Хватит жеманничать, мадам! — и он потянул ее ближе к себе. Она желала его еще в Монтелу, не понимая, чего именно хочет ее юное тело. Желала его, вспоминая погром в Красной маске, почти физически ощущая его длинные пальцы на своих бедрах, царапины от колец, в то время как они вели учтивую, светскую беседу в салоне Ботрейи, и он был такой холодный и непроницаемый для ее чувств. Желала, заставив его жениться на себе, и мечтая о сказочной брачной ночи под крышей белоснежного Плесси. И разве, борясь с ним на сене в последнюю военную кампанию, она в итоге не сама сдалась на его волю? И Анжелика поддалась, подчинившись вечному танцу Природы. Танцу, данному нам, чтобы продолжить свой род. Он захватил ее в плен, увлек, закружил, одурманил, заставляя вновь и вновь устремляться вперед, навстречу этой сладостной муке, в тщетной попытке прекратить ее и не желая отпускать. Она запрокинула голову — деревья шумели над ними, склоняя свои верхушки. Сам Лес, казалось, дышал с нею в такт. На ее призыв откуда-то с болот закричала птица. Это мое Царство, — думала Маркиза Ангелов, — мой лес, и он — мой. Все еще распластанная на каменной плите, обессилевшая, она остановила на Филиппе блуждающий взгляд. Взгляд, в котором не было страдания или злости. И низким, чуть хрипловатым голосом, в котором таилась загадка, проговорила: — Помните, в прошлый раз Вы думали, что принуждаете меня? — Я и сейчас Вас заставил, — возразил маркиз, — Вы кричали. Она мечтательно улыбнулась прямо в его нахмуренное лицо и протянула руку, — Помогите подняться. Медленно сев, молодая женщина нежно обхватила его за шею и, прильнув, горячо зашептала по памяти из «Науки любви»*, то, что успела прочесть по настоянию Нинон:

Силою женщину взяв, сам увидишь, что женщина рада И что бесчестье она воспринимает как дар**.

Филипп резко отстранился, попытавшись вырваться, но оказался пойманным в ее объятия как в силки. Анжелика ликовала. К ней вернулось почти детское озорство. — Нет-нет, я Вас не отпущу, маркиз, — не сводя с него глаз, промурлыкала она. — Вы в плену у лесной феи. Десять поцелуев за свободу. Предупреждаю, я буду считать! Он медлил, не отвечая, и все еще сдвинув брови, но, уже не отталкивая ее. Удивляясь своей смелости, Анжелика сама легким прикосновением пальцев взяла его лицо в свои руки и потянулась к губам. В этот миг, краем глаза на другой стороне опушки она увидела, как мелькнула какая-то тень. Нет, то был не зверь. Из лесной чащи, стоя пояс в траве, на них глядела сгорбленная старуха. Колдунья! — Филипп, там… — начала она, собираясь предупредить мужа, но не успела. Лесную тишину разрезал демонический хохот. Казалось, что смеются деревья, вся поляна, весь лес. Старуха сотрясалась, тыча в них крючковатой палкой: — Проклятые! Проклятые! Маркиз резко обернулся. Не раздумывая, он выхватил охотничий кинжал из ножен и бросился в лес, но колдунья уже исчезла. Напрасно, наклонив голову, он прислушивался, пытаясь выследить ее словно зверя. Старуха словно испарилась в воздухе. — Нет! Стойте! Филипп! Стойте! — испуганно закричала Анжелика, и в попытке остановить его, спрыгнула с камня. Резкая боль пронзила лодыжку, вырвав у нее крик. Маркиз нехотя прекратил преследование. — Зачем Вы прыгнули, глупая?! — он рывком поднял ее на ноги. — Я должна была Вас остановить. Пожалуйста, давайте вернемся в Плесси. Кажется, я подвернула ногу, — призналась она. — Зря Вы не дали мне ее убить, — с досадой проговорил Филипп. В довершении всего, оказалось, что Церера отвязала поводья, испугавшись криков, и убежала. Маркиз посадил жену к себе на луку седла. Они ехали в полной тишине. Солнце зашло за облака, резко потемнело. Из низины потянулся туман. С болот доносились странные звуки. В молочном мареве лес казался заколдованным и чужим. Анжелике стало не по себе. Она едва узнавала знакомую с детства дорогу, и, неожиданно, поняла, что они кружатся на одном месте. Странно, что, даже находясь в руках Филиппа, и чувствуя его дыхание, она не могла отделаться от ощущения, что он безмерно далек от нее. Анжелика невольно сжала мужское запястье. — Мы, кажется, уже проезжали эту развилку? Нет? — подала она голос — Что за чертовщина, — отозвался Филипп, хранивший до сих пор молчание. Ехать дальше становилось опасным, и он, спрыгнув, взял лошадь под уздцы. — Так, мы и к ночи не вернемся! — посетовала Анжелика, — что Вы намерены предпринять? Но муж, словно не слышал ее. Лошадь то и дело спотыкалась, они сошли с тропинки, и теперь продирались сквозь заросли папоротника. Внезапно Филипп остановился и тихо приказал: — Справа, в седельной сумке пистолет. Дайте мне. Анжелика послушно нащупала оружие и заколебалась, не зная, как передать его маркизу. — Вот, возьмите, — ствол неловко скользнул в ее руке. Грянул выстрел. Вскрикнув от испуга, Анжелика отшвырнула пистолет и вцепилась в загривок, но привычная к стрельбе лошадь не взбрыкнула. В чувство ее привел голос Филиппа. Обретя дар речи, он обрушил на голову жены череду ругательств: — Черт Вас дери, идиотка! Зачем Вы выстрелили?! Вы чуть в меня не попали! — Я не хотела! Я не думала, что пистолет выстрелит! Я даже не знаю, как его взять! — Вы никогда не хотите, но делаете! — и, переведя дух, он недовольно продолжил, — жена маршала не знает, как держать пистолет в руках! Во времена Фронды Великая Мадемуазель палила из пушек Бастилии, моя мать носила шпагу и держала в руках аркебузу. — Значит, я не такая, как Ваша мать! — обиженно отозвалась Анжелика. Маркиз поискал в траве оружие, но туман был настолько густой, что он был вынужден отступиться. Выругавшись еще раз, он взял лошадь под уздцы, и они продолжили путь в полном молчании. Древние дубы, словно сговорившись, наклонялись к ним, норовя зацепить ветвями и преграждая дорогу. Наконец, немного прояснилось, деревья расступились, и супруги выбрались на поляну. Но их радость была недолгой — словно по чьей-то злой шутке, перед ними вновь возник Камень фей.