Лето в Плесси (1667 год)

— Переждем здесь, — сухо распорядился Филипп, — туман скоро рассеется. Всё равно мы бродим по кругу. Вернув жену на языческий алтарь, маркиз привязал поводья и задумчиво облокотился о каменную глыбу. — Чертово место! — сквозь зубы выругался он, — Чтоб ему пусто было! И не видно ни зги, — и, зло покосившись на нее, добавил, — это всё Вы со своими бреднями! — Я?! Это Вы виноваты! Вы надругались над капищем! Я же предупреждала Вас, Филипп. — Феи, эльфы, колдуньи, заговоренные места, — недовольно пробурчал он, — ах, да, еще крысы и гусеницы, одержимые бесами! Чем набита Ваша голова? Когда Вы уже вырастите из сказок своей няньки?! — Я — пуатевинка! — возмутилась Анжелика, и обижено добавила. — И я уже давно не верю в одержимых гусениц! Туман и не собирался рассеиваться, вынуждая их оставаться наедине у Камня. — Проклятая ведьма! — снова выругался Филипп. — Завтра же затравлю ее с собаками. О, нет! Анжелика не могла допустить, чтобы еще одна Мелюзина стала жертвой людской злобы. — Нет, Филипп, прошу Вас! Что хотите, только не это! — и поскольку он не отвечал, попыталась объяснить. — В детстве мы с ребятами из деревни собирались бежать в Америку, заплутали в Ньельском лесу и остались до утра в аббатстве. Нас искали всю ночь, и не найдя, на рассвете повесили Мелюзину. — А она оказалась на редкость живучей, — проговорил маркиз, но уже не так зло. Анжелику затопила какая-то странная нежность, которую временами вызывал у нее Филипп. Та, первая Мелюзина раскрыла маленькой Маркизе Ангелов тайну чувств, пробужденных в ее сердце заносчивым кузеном. Колдунья первой догадалась, что я полюбила, — подумала Анжелика, и вслух возразила: — Эта уже другая. Местные жители всех колдуний зовут мелюзинами, такова традиция. — И, помолчав, добавила, — Люди жестоки, когда беспомощны… Почему Вы все время такой злой, Филипп? — Очень уж Вы печетесь об этой старухе, — недовольно пробормотал он вместо ответа. — Я просто не люблю, когда людям причиняют зло. Наша кормилица говорила — зло всегда наказуемо. Вы знаете историю пуатевинского душегуба из Машикуля — проклятого Жиля де Ре? — Маршала Жиля де Ре, — чуть надменным тоном поправил ее маркиз, — из рода Монмаранси-Лавалей. — И, помолчав, добавил, — а признания у него вырвали под пыткой. — Какая разница! Да будь он хоть королевских кровей! Признался или нет, но он не перестал быть кровожадным убийцей и извергом, потерявшим всё Святое, что и привело его на плаху. — На плаху маршала привело не умение выбирать союзников и могущественные враги, — возразил Филипп. И, подумав, процедил сквозь зубы, — и одержимость Этой женщиной. Из-за нее он потерял расположения Карла VII — никак не мог понять, что король больше не хочет ничего слышать о Жанне де Арк. Анжелика не выдержала и с вызовом поинтересовалась: — Этой женщиной? Вот как Вы ее называете?! Может для Вас Орлеанская Дева — не Спасительница Франции, а так, всего лишь крестьянка, которой посчастливилось обратить на себя внимание великого убийцы Монмаранси? Да Вы ни во что не ставите женщин! — Я просто не питаю иллюзий. Много бы побед одержала Ваша Дева без «убийцы Монмаранси»? Одной девственностью города не возьмешь, моя дорогая! Анжелика задохнулась от негодования. Филипп всегда находил способ ее задеть. Он же резонно продолжил: — Впрочем, вполне допускаю, что эта одержимая с видениями могла воодушевлять солдат. Моя мать тоже подняла провинцию, отдав под знамена Конде армию Пуату, но никто не ждал от нее, что она поведет эту армию в бой. Наконец, заметив, что жена не отвечает, маркиз добавил, задумчиво глядя на нее, и в его голосе ей послышались то ли нотки восхищения, то ли издевка: — Ну же, не дуйтесь. Что Дева! У Вас самой хватит боевого пыла, чтобы увлечь на войну не один полк. Анжелика смело повернулась к мужу, приготовившись дать отпор: — Положим, Вы в чем-то правы, Филипп. Но это не отменяет содеянного им. Или скажете еще, что Жиль де Ре не пытал детей и не насиловал девушек, ни делал с ними ужасных вещей? Кормилица не раз рассказывала нам об его излюбленных забавах. — Я смотрю, Вы очень хорошо осведомлены об этих забавах, — медленно проговорил он, взглянув на нее, — Так внимательно слушали, что до сих пор помните? Может быть, сами не прочь были испытать? Анжелика презрительно хмыкнула и отвернулась. — Ну же, поделитесь со мной, — настаивал он. — Может, мы и осуществим Ваши девичьи мечты, — неожиданно, Филипп рывком задрал ей юбку и, словно зверь, вцепился зубами в подвязку. — Как Вы смеете! — Анжелика отчаянно старалась его оттолкнуть. Начисто позабыв приличествующие даме манеры, она пустила в ход локти и колени. — Пустите меня! Пустите! Щеки пылали то ли от негодования, то ли от скрытого удовольствия. Ей было одновременно щекотно, смешно и немного стыдно, волнующе и сладостно. Подвязка, наконец, поддалась, и маршал поднял голову, обнажив зубы в хищной улыбке. Молодая женщина закусила губы, избегая смотреть на мужа и изо всех сил пытаясь сохранить серьезный вид. Что за дикая выходка! Она резко одернула юбки и потребовала: — Спустите меня немедленно на землю. Я ухожу! И … отдайте подвязку. — Как хотите. Пойдете пешком, — усмехнулся он, и предупредил, — до Плесси далеко… Не найдя, что возразить, Анжелика обиженно отвернулась. Как это обычно бывало в минуты сильных переживаний, у нее разыгрался аппетит. Как назло! А когда еще они доберутся до замка. Она вполголоса пожаловалась: — Я такая голодная… — Вы серьезно? Как Вы можете думать сейчас о еде?! Анжелика смущенно улыбнулась: — Могу… Вечерняя сырость заставила ее поежиться и она добавила, — и еще я продрогла. — Вам повезло, Ла-Виолетт всегда собирает седельную сумку как на недельный поход… Наблюдая, как молодая женщина, закутавшись в одеяло, увлеченно поглощает нехитрую провизию, маркиз усмехнулся: — Да, с Вами не соскучишься! Светские кумушки на Вашем месте были бы близки к обмороку и требовали нюхательной соли, а Вам хоть бы что. Анжелика, с удовольствием обглодав куриную косточку, собиралась уже сообщить Филиппу свое мнение об обморочных дамах, когда вглядевшись в его лицо, неожиданно прыснула от смеха, словно вновь превратившись в юную Маркизу Ангелов. — Что случилось?! — недоуменно спросил он, и, не дожидаясь ответа, строго потребовал. — Прекратите смеяться! Она хотела ответить, но вид мужа только еще больше раззадоривал ее. Наконец, справившись с весельем, молодая женщина вымолвила: — Филипп! Видели бы Вы, на кого Вы похожи! Да Вы сам как лягушка! Посмотрите, — и, смеясь, она протянула ему зеркальце, висевшее у нее на поясе среди других безделушек. Маркиз вгляделся в свое отражение, и, с ужасом выхватив платок, попытался привести себя в порядок. — Наверное, это я Вас случайно испачкала, — пробормотала она, разглядывая свои, еще зеленые ото мха, ладони. Капище продолжает Вам мстить, Филипп! — и она залилась звонким смехом. — Ну же, не злитесь! Дайте, я Вам помогу, — Анжелика достала свой платочек, и задумчиво добавила, — почему-то на правой щеке намного меньше. Ах, Вы, должно быть, уже вытерли ее о мои чулки, — вновь расхохоталась она. Озорство не покидало ее, и старательно оттирая щеку мужа, маркиза весело спросила. — Представляете, если Вы таким и останетесь в ближайшие дни? Что мы скажем гостям? Что Вы заблудились на болотах, и Вас поцеловала Фея-лягушка? И что Вы теперь заколдованы? А знаете, как я Вас расколдую? Филипп решительно отстранил ее руку, щеки его горели. — Довольно! — Ну почему Вы такой сердитый? Я же не злюсь на Вас за испорченные чулки! И потом я пошутила. Его лицо смягчила едва уловимая улыбка: — Да Вы сами похожи на пугало, — он щелчком убрал пару травинок из ее волос. Освободившись от доброй половины заколок, они рассыпались золотым покрывалом по ее плечам. Неожиданно маркиз выпрямился: — Туман рассеивается. Будем возвращаться, — сухо заявил он в своей резковатой манере. — Как Ваша нога? — Плохо, — созналась она. Лодыжка распухла и болела. — Понятно. Придется нести Вас. Не хватало еще, чтобы все увидели, как я таскаю Вас на руках по всему Плесси. — Вы недовольны этим? — спросила она, невольно улыбаясь. Маркиз пожал плечами. — Нет, но Вы заставляете меня сомневаться в Вашей бесплотной сущности, — и он с деланным усилием подбросил ее на руках. Анжелика, ничуть не рассердившись, стукнула мужа по плечу. — Какая Вы неженка, маршал, — укорила она. — Осторожно, мадам, как бы я не растерял остатки своих благородных намерений. На повороте тропинки им встретилась Церера. Лошадь испугалась, но не смогла далеко убежать в тумане и теперь мирно паслась у обочины. — Церера! — обрадовалась Анжелика. — Ваша лошадь слишком нервная, — проговорил Филипп, подсаживая ее в седло, — я не первый раз это замечаю. — Но она такая красивая! — возразила молодая женщина, — настоящая аристократка. — Красота и обманывает Вас, мадам, — негромко заметил он, улыбнувшись одними губами. Анжелика удивленно взглянула на мужа, не понимая, что он имеет в виду: — Я Вас не понимаю… Он, казалось, не услышал ее, гладя Цереру по шее. Но когда молодая женщина решила, что маркиз как обычно оборвет разговор или сменит тему, неожиданно ответил: — Красота — это просто красота, моя дорогая. Вы слишком многого ждете от нее, но все ее обещания — ложь. Она не может Вам дать ничего кроме самой себя. Удивление Анжелики росло. О чем он? Ей почему-то показалось, что Филипп говорил о себе. Маркиз вскочил в седло и уже другим тоном заметил: — Вы рискуете не справиться с ней и свернуть себе шею, мадам. Я бы подобрал для Вас менее норовистую. — Ни за что, — запротестовала молодая женщина, — я выбрала Цереру и не откажусь от нее. — Вы всегда такая упрямая? — Я — пуатевинка! — напомнила Анжелика. Маркиз ухмыльнулся. Какое-то время они ехали молча. — Если на то пошло, — заговорил Филипп, — я тоже пуатевинец. Однако я не ищу эльфов под каждым кустом или Белую Даму на лестнице. Молодая женщина насмешливо ответила: — А Она Вам ни за что не покажется! Какой из Вас пуатевинец, Филипп! Вы — парижанин… Маркиз хотел что-то ответить, но усмехнулся и промолчал. Молодая женщина ободренная своей победой, бросила на своего спутника взгляд и поддразнила: — Зря Вы не верите в мое волшебство, сударь. Я ведь сбежала из монастыря, ускользнула сквозь стены. Сознайтесь, Вы чуть под землю не провалились, увидев меня в королевском лесу среди придворных! Положительно, она входила во вкус, сама удивляясь своей дерзости. — Вы подкупили монастырскую послушницу, отбывающую наказание. Нужно было тщательнее Вас обыскать. — Ах, так Вы узнали… — разочаровано протянула Анжелика, но тут же ободрившись, пообещала, — ничего, месье, когда Вы без ума влюбитесь в меня, это будет настоящее волшебство! Филипп не успел ответить - вдалеке показался небольшой отряд. Их потеряли, и месье де Бюсси, исполнявший в мирное время обязанности адъютанта маршала, отправился на поиски патрона.