Временная Петля

- Погоди, там еще были блики... - я разорвала тишину, что невольно воцарилась после объяснения символики поездов, и чуть стушевалась под пристальным взглядом Лакрицияра. - Ну, если конечно можешь объяснить. - Я могу тебе разъяснить твой сон от и до, - отмахнулся отец, заглянув в стол, и вытащив фотографию, на которой были эти блики. Но в этот раз, не в виде фотографий, а прорисованы схематически. Я их узнала, и только теперь поняла, что эти блики выглядят как осколки какого-то камня. - Они светились, поэтому казались бликами. И это не было символизмом никаким. Эти блики появляются при возмущении пространства, когда осуществляется переход существа более низкого измерения в пространство более высокого. Если говорить прямо, ты в этот момент вломилась в Забвение, когда мы тут с Акэли и Нуэррой все еще праздновали. Твоя душа тихо сидела на приличном от нас расстоянии, и помалкивала, не реагируя ни на что. - Ага, сидела и помалкивала, да я к вам бежала! - слегка разочаровавшись, фыркнула, понимая, что чтобы дорасти хотя бы до уровня отца, мне понадобиться расти и расти. - А теперь, зная уже что происходило в твоем сне, ты можешь сказать, почему ты бежала против движения поезда? - это был действительно интересный вопрос, и я задумалась, чувствуя странное удовлетворение от того, что отец дает мне задачки на развитие. Да вот только я не понимала своих мотивов тогда. - Могу только предполагать, что я сделала что-то не так, из-за чего изменилось направление поезда? - уточнила правильность ответа, но отец отрицательно помотал головой. - Не поезда. Тебя. Ты, чувствуя неуверенность к своему нутру из-за "ловушки", в виде ручейка, стала двигаться в противоположном направлении, - папа хмыкнул, чуть приблизившись ко мне. - Тогда в твоем сне происходила битва разума и души. Душа желала вовсю тебе тыкнуть носом в то, что тебе нужно развиваться, а разум проявил настороженность из-за подавляющих элементов: понимания, что это сон, но невозможности им управлять, наших аур... Твой разум просто осторожничал, понимая, что сделай ты что-то не так, может произойти непоправимое, а душа настолько желала тебе открыть глаза, что решилась на переход в другое измерение. - И этим возмутила пространство, - я кивнула, понимая теперь намного больше. - Из-за этого сна я сюда перенеслась порталом? - Нет, портал в Забвение - эффект твоего развития, - папа снова от меня отстранился, но огорченным не выглядел. - Понимаешь, измерения - это тема, на которую можно говорить вечно. Люди пытаются все это осознать, но не шибко в этом преуспевают. А в самом-то деле, все, что есть за пределами самой планеты - уже является следующими измерениям. - Следуя твоей логике, Забвение должно быть четвертым измерением, а оно - восемьдесят четвертое. Несостыковочка получается, не находишь? - я немного съязвила, но сумела добиться успеха - отец явно принялся мне объяснять. Но судя по его ухмылочке, он мой раскрыл замысел. - Забвение - это территория бога и душевное пространство, здесь положено быть сложностям. Знаешь, Забвение можно вполне назвать аурой планеты Земля, если уж проводить сравнение в рамках чего-то тебе понятно. Не каждый человек догадывается, что вокруг него есть аура, а некоторые - ее видят. Это все зависит индивидуально от человека. Но о твоей ауре ни за что не ведают твои... Кхм... Пусть будет кожные бактерии. Они на тебе живут, но не осознают в целостности ни тебя, ни твоей ауры. Хмм, я выбрал неверный пример, - отец явно озадачился, но я похлопала его по плечу. - Не переживай, я тебя поняла. Если бы на мне, по какой-то причине, жили бы более развитые индивидуально маленькие существа, то все было бы аналогично. Получается, что люди не в состоянии осознать явление Забвения и принять другое измерение? - Могут, Тао и Такео же видели его, а частью твоей души не являются, - отец посмотрел на меня с улыбкой, словно благодаря меня за то, что не пришлось придумывать нового примера. - Но ты никогда их не спрашивала, какого им было созерцать это. Люди могут увидеть Забвение, меньше сможет его осознать, и поразительное большинство будет страдать непониманием, случись им здесь очутиться. Они скорее придумают себе какой-то аналог, или будут закрывать глаза на разного рода странности, но в полной мере осознать было бы им физически больно, особенно без раскачки разума. Это как пытки светом. - Понимаю. - У тебя ведь есть еще вопросы? - отец показал мне последний листок. На нем были изображены экраны, на которых была показана эта сценка из предполагаемого мной будущего. Решительно кивнула отцу, взяв в руки листок. - Да, именно. - И твой вопрос? - отец поинтересовался с серьезным выражением лица. - Я готова смириться с тем, что это картина будущего, в той или иной мере определенного и без возможности изменения, - без особого энтузиазма указала на листок. - Меня интересует только то, почему я это вижу? Паула мне уже говорила, что мои сны на Ваарре были отчасти вещими. И тут я вижу, ситуация та же. Почему я вообще вижу будущее? И почему это было подано подобным образом? - Насчет подачи я могу по большей части только предполагать, - отец придвинул листок к себе, глядя на фотографию экрана пытливо, едва ли не впившись взглядом перламутровой радужки именно в экран, а не в происходящее. - Ты становишься богиней. И на этом уровне сознания, когда твои знания и умения еще не закреплены, твоя душа, пусть и знает все, что ей нужно, мечется между способами выражения этих знаний. И тут мое всезнание, как более сильного божества, пасует. Это вопрос именно к тебе, к Ольге, к твоему сознанию, сформированному от тех или иных ситуаций. Твоя душа, получив больше инструментов, ищет способ более эффективной передачи знаний. Как художник, которому очень хорошо работалось с эскизами, вдруг получает возможность выразить себя в живописи. Или нет, точнее тут будет сравнить художника, что раньше рисовал только на бумаге, и вдруг получил возможность творить на графическом планшете. - Хочешь сказать, что моя душа воспринимает меня как чистый лист? - Нет, вовсе нет. Совокупность твоей личности, опыта, разума и тела без души было бы пшиком. В аналогии с художником, ты и есть художник, а твоя душа - вдохновение. Нечто эфемерное, которое ты не всегда понимаешь, но без чего творить не можешь, и тем самым теряешь возможность называться художником. А эти экраны... - папа снова придвинул мне листок, внимательно глядя в глаза. - Как я могу предполагать, твоя душа выбрала это, чтобы приковать твое внимание, заставить остановиться, не бежать против движения поезда. Для нее это было недопустимо, это был регресс. И вычленив из твоего разума воспоминание о том, что подобные экраны в тот или иной способ приковывают внимание, она подействовала через них. Она хотела действовать аккуратно, чтобы тебя не травмировать, но решительно остановить. - Ох, - вздохнула, откидываясь на спинку стула, и пальцами проехалась по волосам, слегка расчесывая. - Мне решительно не нравиться то, что мы разговариваем о моей душе, словно об отдельной личности. - Сразу вспоминаются фильмы об обнаглевшем искусственном интеллекте? - со смешком хмыкнул отец, чуть поднявшись и отняв мою руку от волос. Упс, только сейчас заметила, что чуть не вырвала себе порядочный такой клок волос... - Расслабься. Это обычная реакция. Разум и душа издревле борются за право быть главными, особенно в самом начале осознания их конкуренции. Потом это чувство притупляется, мягко переходя в симбиоз. Сейчас тебе только остается верить в себя и себе, пока все внутренние волнения не утихнут. А там и до симбиоза будет как рукой подать. - Верить "себе"? - выделила то, что смутило меня больше всего. - Хочешь сказать, я себе вру? - Нет, ты не веришь именно себе. Твоя душа - и есть ты. То, что ценно в тебе чуть ли не в первую очередь. Но в проявления своей души ты не веришь, и поддаешь сомнению, - Лакрицияр с мягкой, действительно отеческой улыбкой отпустил мою ладонь, и пальцем указал на фото экрана. Под нем, словно прифотошопленная была надпись с подчеркнутым словом, которого я никак не выделяла раньше интонацией: "Я готова _смириться_ с тем, что это картина будущего, в той или иной мере определенного и без возможности изменения". - Это плохо, что я поддаю эту картину сомнению? - неуверенно переспросила, прислушиваясь к себе. Ожидаемого сопротивления от своей, по моему мнению, как-то уж слишком своенравной души не не получила. - Скорее не то, что поддаешь сомнению эту картину, а то, что сомневаешься в том, что это может произойти. - То есть, мне теперь с каждым сном к тебе на анализ бегать, или воспринимать каждую картину как будущее? - нахмурилась, глядя на листок. Так и сбрендить окончательно можно, иногда мозг, отдыхая, способен выдавать откровенный бред. - Нет, в этом нет нужды. Да и ты ведь чувствовала, особенно после пробуждения, что это не был просто сон? - отец задал риторический вопрос, но я почувствовала себя обязанной подтвердить его слова кивком. - Просто прими как должное то, что для твоей души временных рамок нет. Для нее что настоящее, что прошлое, что далекое будущее - как одно непрерывающееся мгновение. Да и... Наслаждайся снами, пока можешь, - улыбка отца перетекла в грустную, и я насторожилась. А спустя мгновение до меня дошло и то, что он сказал. - В смысле, "пока можешь"? - в моем голосе едва ли не идеально переплелось возмущение и опаска. - Когда станешь богиней, сон будет для тебя недоступен, - сказал, словно отрезал. - Это звучит как какая-то дерьмовая шутка, - я немного отодвинулась от Лакрицияра, вместе с креслом. - Каждому организму, человеческому или нет, нужен сон, чаще или реже, но нужен! Это основная функция восстановления организма! - Помнишь, в каком ты состоянии меня застала, когда прибежала ко мне во время отлучения по поводу собрания? - не моргнув и глазом на мое активное возмущение, спросил отец. - Это отсутствие в теле и можно назвать передышкой для оболочки. Спящее божество... - Лакрицияр неопределенно хмыкнул, отводя взгляд. - В полной мере спящее и сновидящее божество, в том ключе, в котором это представляют люди, могло бы стать катастрофой для целых миров. - Почему? - недоуменно нахмурилась, даже не представляя себе, каково это будет - жить без сна. - Потому что во сне люди тесно связаны со своей душой. А душа божества, как ты уже догадываешься - сильнее. - Я уже себе представляю это состояние выжатого лимона... - сдержать ворчание было выше моих сил, и судя по выражению лица папы, подобное ему не сильно понравилось. - Ты этого даже не заметишь, Ольга. Тебе стоит уже оставить в прошлом бывшие привычки заботы о смертном теле - это тебя только останавливает в развитии. Тебя уже убить не так просто, и я не говорю о возросшей регенерации. Твое тело будет возобновляться само, за счет божественной энергии, - недовольно нахмурилась, ощущая себя под давлением, и Лакрицияр закатил глаза, недовольно цокнув языком. - Ты только что отметелила Ноблесс так, что чуть не отправила его к предкам, разве это не достаточное доказательство для тебя самой? - Кстати, насчет Ноблесс, - я прищелкнула пальцами, понимая, что мы тут в общем-то сидим довольно продолжительное время, а он там сидит на пеньке. И улыбнулась как психопат. - Возвращаемся к нему? - Ну, если ты пообещаешь, что не будешь его снова убивать... - неуверенно протянул отец, а я тяжело вздохнула. - Слушай, он себе заслужил эту трепку. - Он дал твоему ребенку опыт, - словно возражая, сказал папа, и я резко повернулась в его сторону, грозно сверля глазами. - Раймонд не "дал опыт" Генриху, - я нарочно назвала имена обоих, чтобы не оставлять их безымянными, и тем самым не уменьшать вины одного и страданий другого, - он чуть ли не вогнал нашего сына в фобию. А я не собираюсь на подобное закрывать глаза. - Понимаю твое стремление защитить детей, - примирительным тоном протянул папа, словно опасаясь, что теперь моя агрессия будет направленна на него. - Но смотри, не оберегай их абсолютно от всего. Ты должна понимать, в каком мире живете. Твои дети столкнуться еще с несправедливостью, жесткостью и злом. И лучше, чтобы они были гибкими, а не бежали от любого испытания. - Папа, я это понимаю, - ответила ему так же примирительно, как и он, словно желая теперь его показать в опасном свете. - Но и ты пойми. Они еще слишком маленькие, нам нужно подготовить их к этой конфронтации, подготовить почву. Да и к тому же, - перестала манипулировать, показывая свои истинные чувства, далеки от радужных и хлопнула ладонью в стол. - Я же не собираюсь его на полном серьезе убивать! Так же я понимаю, что не могу гиперопекать детей. Ты забыл, ради чего я здесь? - последний вопрос я пророкотала, но затолкнула гнев глубоко в себя, стоило мне увидеть то, что читалось в глазах Лакрицияра. Неужели он испугался? Никаким образом не показывая своего отношения к его реакции, я продолжила, но уже спокойнее. - Я пришла в этот мир, чтобы все исправить. И я поставлю все, пойду ва-банк, из кожи вылезу, все ради того, чтобы вырвать из рук канона, нашего жестокого мироздания, счастливый конец, который тот сделал недоступным. Кажется, от этих слов отец успокоился, чуть расслабившись, и удобнее раскинувшись в кресле. Правда, меня это слабо успокоило - со мной стало происходить что-то непонятное. Вспышками перед глазами начали раздаваться картины из сна, но не разные, а одна и та же, но на повторе. Вот я следую за Акэли, вот поскальзываюсь. И уже лежу в этой странной воде. Ощущения были невероятно реалистичными, изводящими недоступностью этого источника сейчас, и моего нежелания побыть в нем дольше во сне. Тряхнула головой, желая отогнать от себя это ощущение и напоролась взглядом на улыбку отца. - Ладно, идем, а то Забвение начинает шалить, - отец оглянулся, словно его пространство было чем-то отдельным и живым. Он поднялся первым, и стоило мне подняться следом, все вокруг исчезло. Мы снова были в божественном пространстве, и сбоку от нас сидел Раймонд, все так же на пеньке. Казалось, словно самый сильный в песочнице аристократов сейчас банально боялся подняться. - И что, подумал над своим поведением? - отозвалась, желая привлечь к нашему с отцом появлению внимание, так как Раймонд явно нас не заметил. - Ты ошибаешься, если думаешь, что можешь относиться ко мне... Вот так! - презрительно и злобно заявил Ноблесс, на что я не отреагировала агрессией, как он наверное предполагал, что отреагирую. Но тихая злость прочно засела в сердце. - А как еще мне обращаться с тем, кто поступает похуже ребенка, срываясь на более слабых? - на мои слова Раймонд ответил плохо скрываемой злостью. - Ну что? Правда глаза колет? - Ольга, будь снисходительнее, - отец положил мне руку на плече и я демонстративно ее стряхнула. Правда, когда повернулась, чтобы якобы осуждающе на него посмотреть, встретила его взгляд с абсолютным спокойствием. Если для того, чтобы Раймонд меня зауважал - а не относился как к кому-то нижнего сорта - его нужно припугнуть, то я припугну. Язык моей силы он уже познал, а знать что я уже в меру успокоилась ему явно не стоит. - Он с моим сыном снисходительнее не был. Так что и я не буду, - медленно повернула голову к Ноблесс, придавая своим глазам оттенок злости. - Вот когда он снова заработает у Генриха доверие, то я так и быть, подумаю. Ноблесс нам на это не ответил, а только покачал головой, и отвернул голову от нас стоя полубоком. И в этот момент он как никогда был похож на Рейзела. Но я не купилась на подобное - уже успела увериться насколько братья друг от друга различаются в плане характера. Раймонд, пусть и был более раскованным, но вместе с тем был более склонным к тому, чтобы сделать ближнему своему какую-то гадость. В прочем, не особо он в этом убежал от людей, но Ноблесс, в отличии от среднестатистического человека, труднее будет перевоспитать. Нет в них той гибкости, что хоть немного, но присутствует у людей. Почти нулевое умение приспосабливаться. - Милая, ты меня слышишь? - мои размышления прервал голос Франкенштейна, раздавшийся по связи. - Слышу, конечно, - легко ответила, немного удивившись обеспокоенности мужа, что донеслась ко мне через связь. - А что, раньше не слышала тебя? - А ты не почувствовала, как нам обрубили связь? Конечно, минут на пять, но все же... - Для меня - пол часа, как минимум, - растеряно добавила мысленно, не скрывая от Франки легкого стыда за то, что не почувствовала обрыва связи. Оправданием, или же наоборот, оттягивающим обстоятельством было то, что я совсем не на том была сосредоточенна. - Отец меня позвал на разговор, при котором ты, видимо, прямо присутствовать не мог. - Хорошо, что с тобой все в порядке, - в мысленном голосе любимого я отчетливо почувствовала нежность, и полное отсутствие кого бы то ни было осуждения за сложившуюся ситуацию. - Жду тебя обратно. - Что ж... - вздохнула, вполне искреннее устало взглянув на отца. - Мы, пожалуй, уже пойдем. Спасибо за разговор, папа, - я красноречиво посмотрела на отца, одними лишь глазами спрашивая, нужно ли мне наш разговор оставить в тайне. Лакрицияр отрицательно помотал головой, и заметив интерес к своему жесту со стороны Ноблесс, поджал слегка недовольно губы. - Ах, молодежь. Ну беги-беги, только не забывай ко мне приходить иногда, не только тогда, когда тебе нужно набить кому-то морду без вреда для ландшафта, - отец внимательно на меня смотрел, и я невольно поежилась. Было в его взгляде что-то такое... Пугающее. Но немой посыл я поняла. Мне стоит приходить сюда чаще, вне зависимости от того, придется ли мне просвещаться или огребать. А возможно и привыкать к чему-то, что еще год или два назад казалось бы мне немыслимым.

***

Как бы мне или Раймонду не было неудобно, но ради перенесения обратно нужен был физический контакт. После короткого размышления, а не оставить ли его в Забвении, осознания дурости ради, я поймала его за ладонь. Так же держась за руки мы оказались в нашем с Франкенштейном домике, благо хоть, что не в спальне, а в небольшой гостиной. Раймонд, стоило ему только увериться, что мы уже в привычном ему пространстве, с видом поруганной чести вырвал из моей хватки ладонь и гордо, но при том торопливо покинул домик. Вижу, решил сам покинуть нашу обитель, а не ждать пока я его отсюда выгоню. Посмотрела ему в спину немного возмущенно, его жест не мог мне нравится. Но в итоге, когда почувствовала его стремительное отдаление от домика, просто махнула рукой. Ноль какой-либо гибкости, как я уже говорила. Но ничего, перебесится, другого выхода у него особо нет. Никто с ним возиться не будет так, как это было раньше. Пожав плечами, я направилась в нашу спальню. Нужно было немного себя привести в порядок, а то после боя выгляжу не лучшим образом. Расчесала волосы, навела небольшой марафет, сменила шейную ленту, что надорвалась, на другую. Хоть у меня была возможность переодеться во что-то более приемлемое, я не стала. Все-таки, мы с Франкенштейном договорились и нашли компромисс, так что хитрить и упрямо поступать по своему было по-детски глупо. Да и будучи честной, не хотелось его расстраивать. Наоборот, хотелось послушаться его и получить его одобрение. Улыбнувшись своему отражению, которое в высшей мере меня устраивало, я скользнула в мысли любимого, показывая свой обновленный образ и получая в замен эмоции признательности. Обстановка в обеденном зале, где сидел муж, была уже умеренно спокойной, но возвращаться мне туда - это означает нарваться на ненужные расспросы. Развернулась, уже собираясь уходить к детям, как знакомый голос заставил меня остановиться на пороге. - Ты, похоже, забыла о моем существовании, - в голосе была обида. - Прости, Пит, - полностью раскаиваясь, я подошла к полке, на которой лежали мои часы. - Видишь же, что тут происходит... Я скоро забуду как меня зовут, - неловко оправдалась, застегивая ремешок на запястье. - С твоими гениальными мозгами? - Пит хмыкнул, но я была рада слышать эту колкость. Похоже, меня уже простили. Из домика я уже выходила легкой поступью, вкратце рассказывая Питу что происходило в Забвении. В рассказе о свадьбе он не нуждался - синхронизация с камерами Тао, его гениального создателя, у него были всегда. Даже наоборот, Пит просветил меня - не иначе, как в ответ на мой рассказ - о том, что происходило на свадьбе, когда мы с Франкенштейном ушли, а особо забавные моменты показывал на записи, вызывая у меня легкую улыбку. Сами происшествия были забавными, конечно же, но я улыбалась своему крошечному помощнику. Вот вроде как техника, по случайности заполучившая душу, а перенял некоторые социальные привычки и шаблоны поведения получше наших красноглазиков, модифицированных и даже оборотней. От чего это зависело, судить я не бралась пока что, но меня не могло не радовать то, что мои слишком умные часы ни в коей мере не напоминают тех самых искинов, о которых вспомнил в нашем разговоре папа. И под конец его эмоционального рассказа о том, что было после возвращения Блостера, я даже немного поникла. Было жаль, что наши аристократы все еще не достигли особых успехов на том поприще, что Пит, и не утешало даже то, что им просто нужно время. - П-привет... - над моей головой раздался грубый, но сбивчивый бас, как раз в тот момент, когда я раздумывала, что произойдет быстрее - апокалипсис или полная социализация благородных. Надо мной нависал, создавая тень, М-24, и неловко мнулся с ноги на ногу, точно провинившийся школьник. Ну, за ребенка или подростка его бы даже слепой не принял, но то, что он был провинившимся, однозначно было фактом. - Ну привет. Выспался? - спросила, не скрывая своего кислого выражения лица, и меня обдало такой же кислинкой, которая чувствовалась в вине М-24. Подняла на него глаза, глубоко в душе радуясь хотя бы тому, что он эту самую вину чувствует. Значит, будучи трезвым, понимает, до чего плохо поступил. - Выспался, - буркнул он в ответ, даже на секунду не раздражаясь от моего тона и явной шпильки в его адрес. - Правда пробуждение было тяжелым. - Кислая, жирная еда, много воды, можешь себе заварить чайник чая с лимоном, - перечислила народные средства в борьбе с похмельем, и М-24, тяжело вздохнув, кивнул. Я оторвала взгляд от его лица, привлеченная движением за окном. Наши близняшки отметили мое появление и махали мне ладошкой в окно. Правда, потом явно решили поступить по другому, и поймав Генриха под руки, молча, на цыпочках, направились на улицу, ко мне. Розария и Кэриас как раз были слишком увлеченные спором между друг другом, чтобы заметить как наши детишки подражают ниндзя, ну или в лукедонском варианте - представителям клана Кертье. Покачала головой, делая себе мысленно заметку не оставлять детей на попечение Розарии, когда в ее близости есть Блостер-младший: то, что они так или иначе начнут спорить, очень вероятно. А при спорах для них, как и для Киры с Регисом, весь мир словно прекращает свое существование. М-24, что все еще надо мной нависал, видимо принял мое покачивание головой в свой адрес, и весь подобрался, выпрямился. Если не сказать что напрягся. Что ж, выводить его из заблуждения не стану, пусть почувствует каково это, когда твоя шкура в опасности, а то вижу, он забыл о подобном чувстве. Правда, все напряжение с него ушло, стоило ему увидеть как к нам с веселым гиканьем наперегонки приближаются дети. - Ребята, осторожнее, - тихо, усталым голосом сделала детям замечание. Что-то в М-24 изменилось, стоило ему услышать мой голос, и тот сел возле меня на скамейку, всматриваясь в мое лицо. Я нарочно не глядела в его, наблюдая как детишки, послушно замедлившись, подбежали ко мне уже значительно медленнее, и сразу же сели кто где был горазд. Фрэнсис и Виктория, шутливо пихая друг дружку заняли колени, а Генрих вскарабкался на стол, обнимая меня со спины и играя с кончиками волос. И только как дети приняли удобное положение, я глянула на модифицированного. И тот тут же начал сбивчиво лепетать. - Прости меня, дурака. Я даже не предполагал что со мной может подобное произойти после алкоголя. Аж от самого себя тошно стало, - чуть ли не на одном дыхании затараторил М-24, и я выразительно-медленно моргнула, давая понять что слушаю дальше. - Я не знал что это произойдет. В Союзе я никогда не напивался, после воскрешения - тоже, а до Союза... - модифицированный замялся, и я почувствовала укол совести. Возможно и не стоит так его прессировать. - А до Союза я не помню, но ты это знаешь. - М-24, - я хотела его вначале утешить, но поняла, что для утешений ситуация не подходит. Наши модифицированные ребята, конечно, порядочно натерпелись от Союза, но если им все ошибки спускать с рук и показывать, что подобное поведение - ничего страшного, то не потянутся ли они за чем-то большим? Не зазнаются, как Джейк? В конце-концов, все они всего лишь люди, несмотря на то, какого толка на них ставились эксперименты. - Ты не должен оправдываться передо мной, или перед кем-то другим. Эта ситуация не подходит к подобному самобичеванию. И именно из-за ее двоякости тебе стоит ее запомнить до конца жизни, как важный урок. - Что ты имеешь ввиду? - с искренним непониманием и желанием понять переспросил он, а я тяжело вздохнула, предугадывая долгое размусоливание. В один момент, словно почувствовав мое состояние, мои детки прижались ко мне сильно, едва ли не идеально синхронно, и я почувствовала, как меня окружает энергия, готовая к поглощению, только возьми и прими. Именно так я и поступила, и сразу ощутила прилив сил, а вместе с тем слова, которые помогли бы мне емко передать всю суть проблемы М-24. - Теперь, когда ты осознаешь, на что способен после спиртного, ты должен вбить себе в башку, что выпив, тебе нужно особо тщательно себя контролировать, - модифицированный посмотрел на меня с легким изумлением. - Я думал, у меня теперь пожизненный запрет... - не лукавя и не подкалывая, честно отозвался он, на что я только ухмыльнулась. - И тем самым бежать от проблемы? Жизнь непредсказуемая, Эмыч, - я специально отозвалась более благосклонным тоном, чтобы его умаслить, вести себя для него абсолютно непредсказуемо. И тем самым - оставить глубокий отпечаток в его памяти. - Ты можешь быть вынужден выпить, в целях маскировки, будучи шантажирован... Вариантов много. И поэтому тебе нужно себя особенно жестко контролировать в подобные мгновения. По части контроля я бы советовала обратиться к нашим благородным, - кивком головы указала на приближающаяся к нам Розу, что выглядела виновато. Не удивительно, не заметила ведь пропажи сразу, а дети в подобном возрасте без особых проблем могут успеть набедокурить даже за минуту. - Так же я бы тебе советовала тренировать у себя не только самоконтроль, но также и крепкую голову, - вновь повернулась к М-24, придавая своему лицу максимально серьезное выражение. - И по этой части тебе никто так хорошо не поможет, как Мэй. Насколько я помню, пить она именно научилась, а не владела этим умением с рождения, как Раскрея, например. - И как будешь идти к Мэй, то прихвати с собой Кэриаса, а то он тоже полный профан в этом деле, - благородная важно закивала головой, но при этом улыбалась, словно подобным образом хотела вывести разговор на более дружелюбный тон. Но я не позволила на это, сохраняя серьезное выражение лица. - Я действительно обеспокоена тем, что тогда произошло, - повернулась к М-24, заметив как он поежился. - Сначала испугал до чертиков, потом что? Вырубишь, и притащишь на вечеринку в качестве пленницы? Или чего похуже - побои, убийства? - Ольга, ты что? - модифицированный побледнел, недоуменно глядя на меня. - Точно, Оля, не при детях же, - услышала голос Розы, а повернувшись к ней, заметила как за ее спиной маячит Раймонд. Тихая злость снова клубком свернулась в груди, и я едва сдержалась от того, чтобы грубо ей ответить. Масла в огонь подливало то, что Генрих на один вид своего обидчика реагировал спокойно. - Мои дети вправе быть в курсе подобного, не в самых мирных временах живем. Враг может оказаться неожиданно близким нам существом, - при последних словах я почувствовала взгляд Раймонда на себе и ответила ему тем же, передавая по связи контракта все свои ощущения, касательно него. Розария от моего взгляда вздрогнула, заметив, в чью сторону тот направлен. - Все начинается с малого, - снова посмотрела на Эмыча, теперь объясняя ему. - Сначала безобидное приставание, потом более наглый "флирт"... Что может произойти дальше, озвучивать не буду. Ты меня понимаешь? - Да, - угрюмо отозвался М-24, искреннее смирившись с тем, что я сказала. - Значит, и наказание примешь без капризов. - Конечно, - немного огорченно, но не теряя надежды, улыбнулся мне М-24, встретившись с моим безразличием. А ведь хотелось мне улыбнутся в ответ, поощряя, но не получалось, словно тело отказывалось меня слушаться. И при том, глаза въедливо сканировали Кадиса-старшего. - А что это будет за наказание? - Узнаешь, - коротко ответила, пытаясь завладеть над своими, далеко не радужными, порывами. Мне тоже, похоже, нужно учится самоконтролю, а то разленилась и умение, отточенное за века прошлой жизни, начало ослабевать.