Тюрьма «Алиент-Крик»

После того, как открывают теплицу, Биг-Бен сразу предупреждает: — Вот от сих… до сих — мое место. — Чувак, да это охренеть много! — восклицает Вайолет и окидывает взглядом длинный стол: в его глазах он тянется в бесконечность. Толстяк уже успел заставить половину кадками. В них стоят одноразовые розовые огородные стаканчики. — А где мне помидорки черри сажать? — протестует темнокожий. Проблема в том, что в новой теплице многим хочется отбить себе свой уголок. Биг-Бен пожимает плечами: — Да места полно. — Мне тоже нужно на столе! Хотя бы для начала! Толстяку что-то перестает нравится, так как он морщит лоб и упирается руками в край столешницы, локти розовые и лоснятся. — Хочешь поговорить о своих таких важных помидорках со мной? Или может быть с Черным, который дал добро на мою кинзу в этом райском уголке? У Вайолета ноздри раздуваются от негодования: — Уголке?! Ты всю площадь занял! С тобой всегда так! Тебя слишком много, но почему — всегда во всех смыслах? — Однако он тут же выдыхает и пятерней проводит по волосам: нет! Разумеется, он не хочет спорить ни с корешем авторитета, ни, упаси Иисус, с самим Черным! Кстати, он где-то тут, снаружи. А, наблюдая растерянность парня, Биг-Бен вдруг смягчается и подходит ближе, хватает его за рукав: «Идем, че покажу!» Темнокожий неохотно ступает следом, его кроссовки шаркают по земле. Толстяк делает щедрые пассы своими широкими ручищами над горшочками с рассадой. В темной почве кучерявятся зеленые отростки, и все как один тянутся вверх. Пахнет чем-то тихим и пряным, но Вайолет не уверен, что от растений. — Слушай, а ведь это необычная кинза, — Биг-Бен загадочно улыбается. Улыбается в его лице все: и щеки, налитые кровью с молоком, и уголки глаз, и даже брови. — Понимаешь? — То есть? —не понимает Вайолет. — Дурь какая? — он оглядывается по сторонам: уж не слышал ли кто? Но в теплице людей немного и все заняты, на них никто не обращает внимания. — С ума сошел? — хмурится толстяк. — Смотри! — Он указывает на горшочки и Вайолет только сейчас замечает, что черным фломастером на них что-то написано. Чьи-то имена? Какие-то витиеватые и непонятные. — Видишь? Это же именная кинза! Толстяк сияет так, словно ему только что охранник сказал: «Пора на свободу!» Вайолет удивленно моргает: «Чья?» — Она названа в честь особых людей! Тех, кто поддерживают нас! Смотрят сверху, как… хм… ангелы, понимаешь? Я даже слоган придумал: «Именная кинза — и ты найди себя!» — Но это просто китайская петрушка. — Ой, сгинь! — восклицает Биг-Бен. — Кто не с нами, тот против нас! Противный Антикинзушник вот кто ты! Он разворачивает парня лицом к выходу и толкает в спину. И так много времени на него потратил! И все зря! Тот кричит и даже пытается упираться, тормозить подошвой: — Да такого слова даже нет! — Он завидует, потому что у него своей кинзы нет, — говорит Бард. Он все это время изучал упаковки семян в углу: никак не определится, что хочет посадить. Подсолнух или огурцы? «Слушайте, парни, а огурцы нынче сажать не стремно?» — «То есть?» — «Ну, не по-пидарски будет?» — «Бард, ты не занимай чужое место: фермерство не твое!». Тем временем Черный многозначительно окидывает взглядом армию стаканчиков для рассады. Кажется, что их так много и одновременно мало и хочется больше. Как это работает? — А где мой? — интересуется он. Со сложенными за спиной руками и прямой осанкой, он напоминает ревизора. Каждую кинзу проверит. — Ты хотел сказать, где твои? — Биг-Бен оказывается рядом, словно вырастает из воздуха. Удивительно, то, как он грациозно бегает, учитывая свои габариты. Как теплицу открыли, так — словно бабочка, порхает все свободное время здесь. Черному даже стало интересно, что это за магия такая? — Я скажу, что у тебя много поклонников, — продолжает новоиспеченный и румянный кинзушник. — С каждого по рассаде! Гляди, вот, от сюда до сюда… все твои! Все! Бард свистит потому, что вереница получается внушительной. Половину стола, как минимум. Легион Черной кинзы. Ле-ги-они-ще! Черный хмыкает и посыпает пепел в один из стаканчиков. Он хочет спросить, а чьи тогда другие? Но еще думает. Биг-Бен ловит его за руку: — Как неприлично! — Удобрение. — Так не пойдет! Слушай, ты ухаживаешь за кинзой или я? Давай, назад! Назад! Вам, любителя, только смотреть можно, трогать нельзя! Отгоняют и Барда, который хочет отщипнуть листик и попробовать на вкус: «Кышь-кышь!» на него небрежно машут пальцами-сосичками. — Я же свой, Биг! — Ничего личного, брат, именная кинза не терпит неаккуратности. За кинзой ухаживаю только я и Бэмби. Мы как эти… хранители. — Деловые такие! — восклицает Бард. — Слышал, китайцы обожают кинзу. Можно будет валютой использовать, а? Ему прилетает пустой маленькой лейкой по голове. Она отскакивает с глухим звуком и заставляет подскочить на месте Вайолета, который копается с семенами помидоров. — Я тебе дам китайцев! Своей кинзы мало! — восклицает толстяк. Бэмби кивает: — А от группировки Лау ее лучше вообще беречь! У меня плохое предчувствие. — Он где-то на горизонте уже заприметил китайца, который подглядывал, чем они тут занимаются у себя в теплице. Бард чешет голову, та лейки как будто и не заметила: — Ну а нам можно какую-нибудь работенку? Раз эта кинза такая важная, то и дайте поучаствовать! Биг кривит ртом и переглядывается с Бэмби, мол, ну что, дадим им возможность проявить себя? Юноша кивает, дадим: «Но — немного!» — И то верно, нечего баловать, — тянет Биг-Бен, — ладно, можете помочь в стаканчики пересадить и пыль посдувать, уж эта-то кинза пыль не любит. Это вам не какая-то дешевая приправка. Только там, снаружи: здесь пока вам делать нечего, тут ясли, вы тут все снесете! Идем! Он уводит Барда, Бард оглядывается на Черного, но тот замедляется около стола с рассадой. Бэмби поливает зеленые росточки из лейки и делает это со странным, заботливым выражением лица. Черный давно не видел на этом лице столько нежности, оно буквально светится от счастья. Кажется, это занятие ему нравится. Мужчина склоняется, чтобы разобрать мелкие буквы. Он читает имена, данные каждой кинзе, любовно посаженной в свое местечко, кинзы много и она вся такая разная: «Бэмби, Черный, Биг-Бен, Бард, Мурляша, Huggy bear, Stef Brown, Bojen_Yulti, Impressionable Personality, Lavikka, PrincessTheLeagueOfShadows, UFO1315_E110, Alessa Kyle, CoffeIN_OFF, Akira_v_shoke, A-Moriarty, Fluffy_mi, Baileys94, истерически, творю и вытворяю, Графиня Монте-Кристо, YanaTat, Dr. MOR, my_fallen_sky, Черемоя, tWo-fAcEd_DeMoN, Mark Crow, NikaDead, Ежи Петруччо, Пупырыжка, Faina Vivi, Na Ta Li A, Lizunchicpoprigunchic, выдра в джине, Lucy Serdobol love, Ann2000dixej, Fudzaisi, Konoeva., Evestigney, Ирен Адлер2568, oBBo, Сазарем, ya.lukoshka, Ангелина Цензянова, Мао Шери, Марселиан, Льняной Холстик, Yshna, Беларусская картошка, Avril Laving, Jena27, suroej, gentle plague, Friend_of_the_devil, синица тиссовая». Бэмби приговаривает: — Растите, чада мои, и множьтесь. Вы ли не сила моя? И развернется слава обо мне по всей тюряге и за ее пределы и покроет она зеленым пастбищем весь мир, и всяк агнец на этом пастбище будет любим мной и каждый, кто вкусит плоть вашу… «— А психом они называли меня!..— усмехается напевом Габриэль и обращается к горшочкам: — Да, растите, мелкие, че, как фиалки?» — Растения чувствительны к эмоциональным выхлопам, так что скройся. Даже не смотри на них, у тебя гнетущая аура и вообще, ты атмосферу любви и созидания портишь, уйди! «— Я еще и спеть могу! Если не заметил, в этом оркостане мы здесь за диснеевских принцесс!» — Они завянут. «— Они меня и не услышат, олень. Твой рот — твои правила. Пока что». Бэмби и не замечает, как близко подходит Черный. Вздрагивает от неожиданности, из лейки выплескивается вода. — С кинзой разговариваешь? — спрашивает мужчина каким-то понимающим тоном. Бэмби не знает, что пугает его больше: сам вопрос или интонация. Кажется, Черный слегка преувеличивает. Или переигрывает? — Габи передает тебе привет, — отвечает Бэмби. В грудной клетке стремительно разливается жар: — «Пусть умоется моей кровью и захлебнется в обожании своих поклонников! Я здесь непонятный святой, а вы все — только дырявые грязные гондоны, которые никто не штопает, махровые пидорасы! Верну Шнягу и выращу столько именной кинзы, что целой планеты не хватит, тогда и посмотрим, кто смеется последний, жалкие ничтожества!» — Он слегка расстроен, что у него мало персональных пучков, то есть, именной кинзы, — добавляет Бэмби. — Вот как. — Знаешь, я думаю, в тепличке Биг-Бена на самом деле хватит любви каждому, — Бэмби достает из кармана бумажку и передает Черному: — Кстати, пока не забыл, можешь кое-что сделать для меня? Пожалуйста. Черный разворачивает листик и читает записку. Это шифр. Не трудно догадаться против кого. В центре бумаги два слова «Каин и Авель», знак равенства, а следом нечто мохнатое, похожее на значок марихуаны? А еще ниже надпись «Для Авеля. От меня. Ты». Еще ниже нарисованы лопата и головка члена, она же похожа на сломанную подкову. Задумываясь, Черный двигает нижней челюстью. — Там что-то непонятное? — спрашивает Бэмби. — Снова твой символ по Фрейду? — Черный не может произнести «гриб», чтобы не услышало третье лицо. У него еще сомнения по поводу лопаты: нужно помнить, что с этим человеком все не то, чем кажется. Как в том фильме: «Совы — не то, чем кажутся». Только здесь — олени. Бэмби хмурится: — Вообще-то нет. Из этого пьют. «И ведь догадался про что речь». Лицо Черного меняется в выражении, а челюсть сдвигается вбок: сложно представить, о чем он думает в этот момент. — Из залупы?.. Мой брат в три рисовал доступнее. — Тогда печально, что твой брат рисовал такое! Это стакан. Я думал, ты поймешь! — Если это стакан, то избавь видеть остальную посуду. — Так сделаешь? Черный комкает бумажку и делает спиной шаг назад: — Я ушел. —Так да или нет? — Но Черный уже как сквозь землю растворился. Длинные ноги — быстро ходит. «Везет», — думает Бэмби. Да и ладно, если что сам придумает что-нибудь! Однако не проходит и пяти минут, как Черный возвращается с ящиком, полным рассады, которую они с Биг-Беном закладывают снаружи. Мелкая поросль вьется вверх, напоминая лилипутские деревца. Бэмби, как бы невзначай, проходит мимо, оглядывая горшочки цвета лосося. Как много имен… Один его заинтересовывает. На нем фломастером написано: «Габриэль». «Смотри-те кто тут у нас?» — он обращается к брату внутри себя. По опоясывающей боли в голове Бэмби чувствует, что Габи буквально выглядывает в мир. Наблюдает за тем, как юноша бережно дотрагивается до зелени и счищает грязь с края стаканчика. Зеленое в черном. Этот горшочек: единственный не розового цвета. « — Сиэль. — Чего тебе? — Ты придумал шифр… для него, забыв, что я читаю все твои мысли и чувства. Ну ты и олень! Бэмби нечего ответить. У него и правда вылетело из головы. Такая очевидная вещь!.. Он слишком увлекся воплощением идеи и облагораживанием именной кинзы, что-то мог и упустить из виду. На этот раз голос Габриэля звучит чуть ровнее и снисходительнее: — Поливай этот сорняк лучше и пододвинь к солнцу. И не давай Ему сыпать со своих сигарет: моя кинза не будет нюхать пепел, ясно?» Рот сам собой растягивается в усталой улыбке: «— Не будет. — А еще: зачеркни «Габи» и напиши «Большой Гэ». — Ладно. — И «Гэ» пусть пожирнее будет! Чтобы издалека видно было. — Как скажешь». В тепличке Биг-Бена всем найдется местечко.