***
Ева осень в косы каждое утро заплетает. Она свою хитрость рассовывает, как мелочь по карманам. Ксюша — девочка-лес, неудержимый огонь. Она пахнет пряными травами и сентябрем. Ее сложно ранить, но когда это получается, стихийное бедствие неминуемо. Бракунова разожжется так, что позже ей будет стыдно, но она никогда в этом не признается. Ева и Ксюша, две стороны одной монеты: на первой взгляд тусклой и непримечательной, а на проверку редкой, драгоценной. И вот сейчас Ксюша-Ева, как монетка, ребром крутится, определяется, какой стороной ей лучше упасть. Олег быстрый и подвижный, как суховей. У него за плечами южное солнце, а впереди пророческое призвание — «глаголом жечь сердца людей». Незавидное будущее — заменить свое сердце на погасший уголек, но Терновой не жалуется. Ему и так неплохо, откровенно говоря. Каждая их встреча похожа на ураган, ведь они отвратительно с о ч е т а ю т с я. Ева и Олег ругаются по поводу всего: лейблов, фильмов, книг и даже (господибоже!) из-за костюма Дэни. Тот смотрит на начинающийся скандал, загадочно поблескивая стеклами очков, а утром начинает принимать ставки на тот день, когда эти двое сойдутся. Кристина ставит на полгода, Джей Мар считает, что им хватит месяца, Родя уверенно говорит про семнадцатое число, Макс с Сережей смеются «две недели, не меньше». Но добивает непонятно откуда взявшийся Терновой с самоуверенным вердиктом: — Неделя, — и ставит на кон не только деньги, но и самолюбие. Когда Ева приходит в номер Дани вечером, тот совсем не удивляется. Девушка открывает дверь своим ключом, пока Бурцев думает, откуда она его взяла. Он удивлен, но не обескуражен, ведь Даня Еву знает уже не первый год. Девушка как бы невзначай, с порога, спрашивает: — Так какую дату он выбрал? И взгляд хитрый, но грозный. Уже что-то задумала, чертовка. Парень знает: мешать ей сейчас — смерти подобно. — Не-не-неделя, — выдавливает он. Ева перебрасывает хвост за спину, щурится лукаво и говорит: — Ага, щаз. Они сходятся через три дня. На вид такие счастливые, до приторности сладкие, что даже Кошелеву временами подташнивает. Та сумма, которую поставил Олег, разумеется, сгорает, но по официальной версии идет «в фонд помощи песенных семей». Ну и знаете что? Пусть горит.***
У них не может быть все идеально. Нет. Они все тот же ураган из эмоций, чувств и мнений, но вот только их ссоры теперь приобретают другой характер. Если раньше они скандалили по мелочам, то теперь главная причина — ревность, спровоцированная какой-то ерундой. Они оба — люди творческие. Их в мнимые рамки отношений не поставишь, силой к себе не привяжешь, не удержишь. И казалось бы, все с ними ясно-понятно: свободные отношения и прочая современная ерунда способны спасти и не такую любовь. Но вот только гордость не позволяет отступить от дурацкого чувства собственности и азарта. — Ну и катись к черту! — кричит Ева. Олег злится. И действительно уходит, на прощание громко хлопнув дверью. Катится не к черту, а в ближайший бар. Терновой понимает: он скоро закончится. Олегу нравится играть с Ксюшей. Выводить ее из себя, каждой клеточкой тела ощущать ярость, злость девушки. И вроде бы пора прекратить эти отношения, порвать с девчонкой все связи, отпустить ее на волю. Он бы так и поступил, если бы Еве эта игра не доставляла удовольствия, если бы она не натягивала маску хитрой лисицы, если бы не дразнилась каждый раз безумным огоньком в глазах. Олег понимает, что уже капитально вовлечен в непонятную игру, что сейчас отступиться — значит проиграть рыжеволосой бестии. Признать собственную слабость, доказать, что запутался в незримых нитях, навешанных в качестве ловушки для Ксюши. И вот он сидит в баре — паук, потерявшийся в собственных сетях — и думает, что же ему делать. — Привет, — брюнетка очаровательно улыбается. Иногда мухи сами летят в паутину, представляете? Сами того не понимая, к цепким нитям прилипают. Терновой залпом допивает напиток, что неприятно жжет горло, и губы в улыбке растягивает, демонстрируя ямочки на щеках. Пусть горит.***
А наутро у него в руках не только желтые тюльпаны, но и козырь, тщательно запрятанный в рукаве. То, что может заставить девчонку проиграть, сдаться, сложить оружие. Но его надо придержать. До поры, до времени. Этот козырь — правда, которая может окончательно разбить то хрупкое что-то между ними. Заставить все чувства выкипеть, как воду из чайника. Ксюша открывает дверь, и как ни в чем не бывало, заспанно смотрит на парня. Сама невинность. — А я скучала, — искренне говорит, но глаза, в которых наверняка лукавый огонек разгорается, прячет. Ухоженные руки в кулачки сжимает. Явно что-то сказать хочет, но боится. — Прости, — через силу выдавливает Олег. — Был не прав, вспылил. Он желтые тюльпаны протягивает, а Ксюша улыбается. Из коридора убегает за вазой. И это выглядит настолько мило, настолько по-домашнему, что Терновой почти верит в ее искренность. Она его завтраком кормит, сама одеваться убегает. Через полчаса выходит. В глазах — надменность, на губах — ухмылка. И голове у Олега только: «Ева — такая Ева.» Он смотрит на ее сценический образ и думает: «Не ошибся.» Нет правды в ее лукавых глазах, любви там нет. А в телефоне у Тернового новый-старый номер забит. Софи. Позвонить, что ли, вечерком? Золотой лучик путается в локонах Евы. Полыхает рыжими отблесками, глаза, привыкшие к городской суете, радует. Пусть горит.***
Через полгода Олегу, когда он возвращается, Ева не открывает дверь. Указывает через щелку на сумку на лестничной клетке, и дверь на все засовы запирает. Терновой кричит, что она сама виновата, а потом такой родной Авазашвили звонит, у нее переночевать просится. Так и остается. Пепелище вместо Ксюшиных чувств его не волнует ни капли. Правда убивает что-то. Хозяйка приходит выключить чайник, а там воды не осталось. Накипело-выкипело.***
Через год на помпезном приеме встретятся, он ее не сразу узнает. Девочка-то, оказывается, выросла. Волосы в пепельный выкрасила, обрезала под вновь модное каре. Олегу с Сонечкой хорошо, у них все по-настоящему, честно. И улыбки искренние, без фальши. Софа настоящая: и дома, и на сцене. Ей надоедливые маски совершенно не к лицу , и София, взрослая и мудрая, об этом знает. Ну, а Ксюша… Жребий брошен, и монетка выпадает лисицей. А для того, чтобы Ева окончательно заматерела, надо детскую наивность из сердца выжечь. Так что… Пусть горит.