Муза

За эскизами я просидел всю ночь. Это был мой единственный шанс пробиться в люди. Всю жизнь я прожил в приюте, не зная даже своей фамилии. В приют я попал в семь лет. Мои родители разбились в автокатастрофе. Я выжил чудом. Но единственное, что я мог сказать — свое имя. У меня была амнезия и посттравматический стресс. После этого я год не мог говорить. Только рисовал. Я до сих пор не помнил ни своих родителей, ни что я любил до аварии. Родственников у меня тоже не обнаружилось. Или они не захотели обнаруживаться. Но, в конечном счете, я ушел из детдома без фамилии, без денег, без друзей с вагоном надежд и желаний, которые хотел реализовать. И эти двое были моим шансом на это. По истечению ночи в моей папке лежало десять готовых эскизов и четыре начатых. И это было очень хорошо! Правда весь день я прожил только с помощью кофе. Лечь спать этой ночью мне так и не удалось. —Готов? — сегодня на Эбби был кислотно-зеленый парик в цвет зеленой блузки. Белые брюки, которые ли были ей малы, то ли должны были быть такими, едва доходили ей до середины икры. —Вполне. Думаю, им понравится. Мне пришлось просмотреть фильмов десять, чтобы создать все это, — я сделал очередной глоток кофе. —Лишь бы все получилось… — она тяжело опустилась на стул. Похлопав ее по плечу, я ушел в рабочую комнату. Там во всю трудилось трое подмастерье, которых я сегодня загрузил работой. К счастью они не были особенно против, так как самую сложную работу я всегда выполнял сам. Просто потому что у меня была больше «набита рука», как говорится. Но без дела я не сидел — мне нужно закончить эскизы. И именно этим я занимался все время. Стрелки часов незаметно перекатились с десяти на три. Пятнадцать часов. За это время я успел закончить эти самые эскизы и выполнить один крупный заказ. —Может, они нашли другое ателье?—Эбби снова посмотрела на часы. —Вероятнее всего… — я задумчиво кивнул. Но не успел я закончить свою реплику, как дверь распахнулась. Та девочка вбежала в помещение, радостно улыбаясь. —Вы его сделали? — она подбежала ко мне, заглядывая в мое лицо. —Может, ты сначала выберешь то платье, что понравится тебе больше всего? — улыбнувшись ей, я с трудом сдержал желание погладить ее по волосам: в ателье вошел мистер Сальери. —Лигейя, милая, — он засиял, когда это очаровательное создание бросилось в его объятия. —Папа, он приготовил для меня не одно платье, представляешь?! — она весело прыгала рядом с ним. Лигейя… Никогда не слышал такого имени, но от этого оно казалось мне еще более чарующим. Лигейя Сальери. У совершенства есть свое не менее совершенное имя. —Правда? — он с недоверием взглянул на меня. — Тогда показывайте. В тот момент я действительно был взволнован. Решалась моя собственная судьба. Глубоко вздохнув, я направился в рабочую комнату. Папка с эскизами лежала на моем столе. И впервые расстояние в десять шагов казалось мне неимоверно огромным. Но мне пришлось заставить себя успокоиться. Паникой успеха не добьешься. Когда я вышел к ни, то был уже словно другим человеком. Более уверенным, более смелым, более взрослым. —Вот, прошу, — я отдал папку мужчине, становясь рядом с ним. Пожалуй, мистера Сальери стоит описать отдельно. Это был статный мужчина средних лет. Волосы длиною до плеч были заплетены в сложную прическу и выкрашены в оранжевый цвет с красными и желтыми прядями. Черные глаза, которые он передал своей дочери, были обведены кроваво-красной подводкой поверх золотых теней. Тонкие губы покрывала золотая помада, а кожа была белоснежной. Мой заказчик был в оранжевом костюме с желтой рубашкой и красным галстуком. Достаточно солнечно, что очень противоречило его характеру. Лигейя же поразительно отличалась от него, унаследовав лишь поразительный цвет глаз и белизну кожи. Она не была похожа ни на одного ребенка в Капитолии. В ней не было той броской яркости, но именно это сразу выделяло ее в толпе. Она не стремилась быть заметной, но именно из-за этого я бы обязательно заметил именно ее на улице. Белоснежная кожа на фоне черных чуть вьющихся волос, большие черные глаза. Единственным ярким пятном были ее губы, но и они на самом деле были достаточно бледными. И этому хрупкому созданию было всего около десяти лет. Она увлеченно рассматривала эскизы, пока не выбрала только три. —Вот эти! —Милая, выбери одно, — мужчина с легкой укоризной посмотрел на дочь. —Я могу пошить все три, только это займет немного больше времени, — думаю, сейчас самый лучший момент для того, чтобы совсем немного понаглеть. —Папочка, ну пожалуйста! — Лигейя крепко обняла отца, посмотрев на него большими умоляющими глазами. И вот тут я заметил интересную вещь: суровы мужчина рядом со своей дочерью становился мягким и ласковым. Хотя, мне сложно судить отношения капитолийских семей. Семей вообще. Но тот факт, что мистер Сальери безумно любил свою дочь был очевиден. —Ну, хорошо, — он вздохнул и перевел взгляд с Лигейи на меня. И теперь его взор был уже не таким мягким. — Сколько Вам потребуется времени? —Если я начну сегодня, то четыре дня. —Тогда я приду через четыре дня, — он кивнул и повернулся к дочери. — Побудь немного здесь, милая. А я схожу за подарком твоему брату. Поцеловав девочку, мистер Сальери молча удалился, оставив нас одних. Малышка повернулась ко мне лицом, все так же улыбаясь. —Ну, что ж, давай снимем с тебя мерки? — я с улыбкой протянул ей руку. Когда она вложила свою ладонь в мою, я отвел ее в сторону, где у нас стояло зеркало, и где на столике всегда лежала измерительная лента и блокнот. Замерка не заняла много времени, так что уже через десять минут мы сидели за столом Эбби и пили чай. —Мистер Цинна, а Вы сделаете мне именно такие платья? —А ты хочешь что-то изменить в них? Она скромно кивнула, словно я сейчас отругаю ее за это. Невероятно искренний ребенок. Разложив перед ней выбранные ею эскизы, я придвинулся ближе, внимательно ее слушая. Когда мы заканчивали последний эскиз, вернулся ее отец с большой коробкой. —Милая, ты готова? —Одну минуту, папочка! — она закончила рисовать розочку в углу ворота и побежала к папе. — До свидания, мистер Цинна! Коротко кивнув, мистер Сальери взял дочь за руку и увел еще до того, как я успел сказать что-то в ответ. Через четыре дня заказ был готов. Все три платья замечательно сидели на Лигейе. Не пожалев денег за маленькое счастье дочери, мистер Сальери с девочкой покинули заведение, оставив меня несколько опустошенным. Тогда я впервые понял, как сильно мне нравится моя работа. В три платья я вдохнул самого себя, отдал частичку своей души. Безжизненные рулоны ткани под моими руками превращались во что-то прекрасное и легкое. И именно это делало меня счастливым.