Наследие рода Голдштейн

Душа Тины - тёмное крошево падающих звёзд вперемежку с землёй, кровью и ледяным взглядом Персиваля Грейвса, первосвященника и нынешнего директора Академии Незримых Искусств. В его глазах всегда пляшут миллиарды льдинок, припорошенных пахучим воском тающих свечей перед ликом огня. Тина Голдштейн содрогается от одной невпопад проскользнувшей мысли о нём - табун мурашек покрывает её, а кипящая привязанность вот-вот разъест вены, затопив идеалы и ценностные установки, давно ухнувшие во тьму, но не забытые, с учётом бесчисленных кровавых ритуалов, бесконечных посвящений Куинни и организацией "Похоронного дома сестёр Голдштейн". На её лице не дрогает ни один мускул; сухие газетные строки, длинные, словно линии на её руке, пляшут перед глазами. Но Тина чувствует как на неё уставился Ньют Скамандер - магзоолог-чернокнижник, свалившийся им на голову резко, неожиданно и беспардонно, увлекая в водоворот событий. У него россыпь веснушек-созвездий по всему телу и остывший шоколад в глазах, любовь к одному из не-магов, личный дневник под подушкой и гениальные навыки, отточенные до совершенства, такие как владение скальпелем. А ещё Ньют умеет заботиться о всякой л-живой твари. Включая Тину Голдштейн. Её механическое сердце с мерным тиканьем шестерёнок и невидимые с чёрной проседью крылья за спиной настолько широки, что будь они видимы - точно бы заняли всю кухню. Куинни бы с её детской непосредственностью была бы в восторге. Как только что-нибудь увидит интересное - давай улыбаться и визжать, прямо как Криденс. Это порочное во всех смыслах дитя, которое не должно быть здесь. - Это дитя очень важно для нас, дорогая Тина, - голос Персиваля чёткий и ровный. - Воспитайте его как собственного сына, которого у вас никогда не было и не будет. - Между прочим, по вашей вине, Грейвс, - отрезает Голдштейн, чувствуя напряжение в обстановке, голосе, атмосфере; Однако с Криденсом оказалось легче, чем без него. Ньют подружился с ним, потому что почему-то считал, что он похож на его старшего брата - Тесея. Куинни сделалась ещё большей хохотушкой особенно с тех пор как заговорил о фамильяре. Тина же жила если не в волнении, то беспокойстве уж точно. Хотя на Криденса грех было жаловаться. Грейвс не помогал, лишь иногда вырисовывался на пороге их с Куинни спальни и, мерно постукивая тростью, любовался Тиной. Его холодные пальцы брели по её шее, её легко поднимали и легко опускали. Он любил покусывать мочку уха, вызывая одобрительный стон. Если бы не заклятие купола тишины - прискакала бы Куинни и всё бы испортила. Но так не могло длиться вечно. Поэтому он и назначал встречи в кабинете. - Как Криденс? - спрашивал он как бы между прочим, целуя её в ключицу; - Не шалит, - отвечала Тина, сдерживая подступающее чувство; А потом Грейвс забыл это всё - ему просто наскучило. Она хотела бы знать почему, он сказал, что отдаёт себя в полное услужение тёмному владыке. С тех пор, Тина Голдштейн стала ещё ответственнее относится к заказам и служению ему, у которого почему-то в видениях Куинни были седые волосы и шрам на лице.