Прими от дружбы, Громобой, Полезное ученье: Постигнут ты судьбы рукой, И жизнь тебе мученье; Но всем бедам найти конец Я способы имею. К тебе нежалостлив Творец — Прибегни к Асмодею. Могу тебе я силу дать, И честь, и много злата; И грудью буду я стоять За друга и за брата. Жуковский
Голубое пламя полыхало по всему периметру сцены, надёжно защищая тех, кто стоял за его всполохами: красивую статную брюнетку с черепом в руке и беловолосого мужчину с разноцветными глазами. — Авроры! Присоединяйтесь ко мне. Поклянитесь мне в вечной преданности… или умрите. Только здесь вы обретёте свободу. Только здесь вы познаете себя. Слова Гриндельвальда были необыкновенно звучны и проникновенны, но в аврорах, которых возглавлял Тесей Скамандер, они пробудили лишь страх. С криком они бросились вверх по ступеням амфитеатра, но Адское пламя, как живое, метнулось вслед за ними. И все, кто не успел аппарировать, были убиты беспощадным огнём на бегу, заживо рассыпавшись пеплом. В амфитеатре остались только те, к кому Гриндельвальд питал самый явный и нескрываемый интерес. Он бросил взгляд в сторону Криденса — тот стоял как вкопанный, сжимая руку Нагини, не зная, куда бежать и на что решиться. Скамандеры, Тина, Лита и Юсуф Кама тоже ощутимо растерялись. Одна Куинни вдруг отстранилась от стоявшего рядом с ней Якоба и сделала шаг вниз по ступеням. — Пойдём со мной, — проговорила она необыкновенно решительно. — Нет… — выдохнул ошеломлённый Ковальски. — Пойдём со мной! — Куинни прокричала это почти в истерике. Она спустилась ещё на пару ступеней, явно намереваясь перейти за голубое пламя. — Ты сошла с ума?.. — Якоб узнавал и не узнавал возлюбленную. Куда делась его улыбчивая, наивная и простодушная, но проницательная Куинни? Неужели она, с своим врождённым даром легилименции, не может понять истинных намерений Гриндельвальда?.. Очевидно, это было действительно так, поскольку Голдштейн-младшая окончательно повернулась к жениху спиной и заторопилась вниз — как показалось Якобу, навстречу собственной смерти. — Нет!.. нет, Куинни, не надо! — только и крикнул он, наблюдая, как его невесту, смело ступившую за черту, с ног до головы охватило пламенем. По лицу Куинни, хотя она не чувствовала боли, текли слёзы, но никто, кроме Гриндельвальда, к которому она направлялась, их не видел. Достигнув своей цели, она встала рядом с ним, но тёмному волшебнику сейчас была важна не она. Коснувшись Куинни рукой, он заставил её аппарировать туда же, куда до этого аппарировали все его приспешники. И, насколько могли судить застывшие в ужасе Якоб, Тина и Ньют, эта минута действительно стала минутой гибели младшей Голдштейн. — Куинни!.. — только и выкрикнула Тина, не в силах остановить сестру. «Не уберегла, не уберегла…» — застучало молотом в её голове. Она чувствовала, что разрыдалась бы прямо сейчас, если б не опасность всей ситуации. На глазах у неё, как и у Якоба, заблестели слёзы. Гриндельвальду же, по-прежнему бесстрастному, не было никакого дела до эмоций своих противников. Впрочем, и сам он мало что испытал от того, что Куинни присоединилась к нему. Максимум — удовольствие при осознании факта, что в его рядах появился весьма нужный (если как-то правильно ею распорядиться) человек. Но по-настоящему ему был необходим кое-кто совсем другой… Он обернулся и увидел, как Криденс, наконец отмерев, тоже уверенно шагнул по направлению к огню. Услышал, как тот говорит стоящей рядом с ним девчонке азиатской внешности, годами едва ли старше его самого: — Он знает, кто я. Про себя Геллерт согласно усмехнулся, но тут же до его слуха донеслось упрямое возражение: — Он знает, кем ты был рождён, но не кем ты стал! Взгляд Нагини пронизал Криденса до самого сердца, заставив содрогнуться. Сама она крепко держала юношу за расслабленную ладонь, всем своим видом выказывая обеспокоенность за него и решимость не пускать его к Гриндельвальду. Сам же Криденс уже настолько устал от общей лжи, от разрушения надежд на обретение настоящего имени, что готов был перейти на сторону тёмного волшебника. И пусть он делает с ним что хочет — лишь бы позволил узнать тайну его, Криденса, происхождения! Всё равно терять уже нечего… При этой мысли, пронёсшейся в голове за какие-нибудь несколько секунд, Обскур вновь посмотрел в глаза Нагини… и вдруг с необычайной ясностью осознал, что она одна никогда не использовала его в своих целях, никогда не стремилась завладеть его силой. В цирке Криденс привязался к Нагини не только из-за её забитости и униженности — в чём он был её двойником, — но и за одновременную решительность и бесстрашие. Искренен и спокоен Криденс был тоже только наедине с ней. Так неужто он сейчас оставит единственное дорогое ему существо ради обещаний прожжённого интригана?.. Поняв это, Обскур неожиданно резко мотнул головой и стиснул в своей руке хрупкую ладонь маледиктуса. — Нет… я к тебе не пойду, — произнёс он негромко, но из-за возникшей на короткое время тишины его услышали все присутствующие. — Что? — подал голос Гриндельвальд. — Что ты говоришь? — Я не пойду к тебе! — произнёс Криденс уже громче, чем вызвал бурный всплеск удивления у остальных, особенно Ньюта и чернокожего Юсуфа. Было видно, как разноцветные глаза Гриндельвальда опасно сузились, но кроме этого он ничем не выдал своего удивления и, подойдя ближе к краю сцены, поинтересовался: — Это твоё окончательное решение, Криденс? Ты уверен в этом? Подумай, чего ты лишаешься!.. Неужели ты не хочешь узнать своё настоящее имя? — Уверен, — процедил юноша. — И да, я уже привык, что меня зовут Криденсом. Я не перейду на твою сторону! Все, кроме Нагини, ахнули от ужаса. В глазах тёмного волшебника вспыхнула уже ничем не прикрытая ярость. — Вот, значит, как? Дрянной мальчишка, — ухмыльнулся он, не пытаясь даже прикинуться благодушно настроенным по отношению к своему потенциальному «оружию». — Ты мне ответишь за всё! Ещё никто не отвергал меня! И не смог отделаться от наказания за это. Отвергнуть меня?! Глупый юнец! Я бы подарил тебе рай! Он взмахнул палочкой и начал делать ею замысловатые пассы, словно дирижёр перед оркестром. Адское пламя, повинуясь воле создателя, взметнулось ещё выше, прямо туда, где на ступенях застыли Криденс и Нагини. Они попросту не могли аппарировать — лишь беспомощно стояли, прижавшись друг к другу и с испугом взирая на несущиеся к ним голубые языки огня. — Криденс! — неожиданно послышался чей-то вскрик. Это к ним бросился Ньют, а за ним — Тина. Они взмахнули палочками и разом аппарировали наружу, прочь из амфитеатра, прихватив с собой Обскура. Едва все трое материализовались на кладбище, как рядом тут же возникли Тесей, Лита и Юсуф: они спасли Нагини с Якобом, который аппарировать тоже не мог по понятным причинам. Не успел никто перемолвиться даже словом, как из недр амфитеатра стали вырываться всполохи Адского пламени. Все поспешно забились в щели между строениями, чтобы огонь их не задел, а потом перебежали за пределы кладбища. Тем временем над амфитеатром вознёсся целый ореол голубого огня, который принял вид птицы-гром с распростёртыми крыльями. Тесей, Лита, Ньют, Тина и Юсуф направили на эту «птицу» палочки и хором выкрикнули какое-то заклинание, но оно не принесло ни малейшего результата. И в этот момент совершенно неожиданно откуда-то появился какой-то древний старик, больше похожий на призрак. Огромные глаза его уставились на Адское пламя. Мгновенно оценив ситуацию, он воскликнул хриплым, чуть дребезжащим голосом: — Вместе в круг! палочки в землю! Иначе весь Париж будет разрушен! — ФИНИТЕ!!! — хором проорали братья Скамандеры. Из-под их устремлённых в землю палочек брызнул оранжевый огонь. — Фините! — завопила Тина, проделав то же самое. — Фините! — послышалось через секунду от Литы и Юсуфа. — Фините! — крикнул старик, в котором только Якоб и Ньют опознали самого Николаса Фламеля. Огонь, высвободившийся сразу из шести волшебных палочек, окружил всё кладбище Пер-Лашез, образовав нечто вроде защитной стены. Голубая «птица-гром», яростно размахивая крыльями, с диким рёвом пыталась высвободиться, пробить эту преграду, но пламя не давало ей вылететь и тем самым погубить весь Париж. Оно тоже не стояло на месте, а взвивалось волнами вверх, перехлёстывало через творение Гриндельвальда, гася его пламя своим собственным. «Птица-гром» не сдавалась — она боролась, она всё ещё была могучей. Это было чрезвычайно трудное сопротивление. Лица у защитников напряглись, а руки дрожали от напряжения, но они мужественно продолжали держать оборону — даже из последних сил. Когда же оранжевый огонь наконец превозмог Адское пламя и вся буря на Пер-Лашез улеглась, уступив место ночному спокойствию, все опустили палочки. Можно было перевести дух. Якоб, считавший себя почти виноватым в том, что дал Куинни уйти, дал волю своим эмоциям и глухо зарыдал. Фламель положил руку ему на плечо в попытке утешить. Глядя на искреннее горе магла-пекаря, Нагини тихо обрадовалась про себя тому, что Криденс всё-таки внял её словам и не пошёл за младшей Голдштейн. Только сейчас, когда главная опасность миновала, она ощутила, что совсем замёрзла на ночном холоде, и зябко обняла себя руками, чтобы согреться. Вдруг кто-то приобнял её сзади, и сразу стало теплее. — Тебе не холодно, Нагини? Ты вся дрожишь… Девушке даже не нужно было гадать, кто это. Она машинально откинула голову на плечо товарища. — Спасибо тебе, Криденс. — За что? — удивился Обскур. — За то, что не оставил меня. Не ушёл к нему. — Это тебе спасибо. Ведь я мог поступить иначе… Мог, но не поступил, — юноша незаметно для других улыбнулся уголками губ и, хмыкнув, обнял Нагини за плечи, внезапно ощутив, какая она хрупкая и худая. Неожиданная, непривычная вспышка нежности и желания защитить побудила Криденса прижать девушку к себе покрепче. Тут к ним подошёл Тесей и, стянув с себя пиджак, вручил его Нагини со словами: — На, возьми, а то ещё простудишься. — Спасибо, — пробормотала маледиктус, которой такое внимание от кого-то помимо Криденса было в новинку. Она накинула пиджак Скамандера-старшего, и по всему её телу наконец разлилось тепло. Тесей же вернулся к брату, который только что обнаружил вернувшегося к нему нюхля: любимый питомец Ньюта остался цел и невредим, чудом уцелев посреди огненного хаоса. Он принёс хозяину какой-то странный фиал с рубином посередине; и, судя по Ньютовой реакции, это была отнюдь не простая находка. Но что это такое, известно было разве только ему, а объяснять он пока не собирался. Сунув сосуд в карман, магозоолог обратился к товарищам: — Ну что, куда теперь? в Хогвартс? Мне надо отдать эту вещь Дамблдору. — Дамблдору?.. а как же Гриндельвальд?.. — удивился Тесей, но тут же ответил: — Я с тобой. Лита, а ты? — Я тоже. Я вас не оставлю. Тем более что Гриндельвальда уже, судя по всему, разыскивать бесполезно: он мог десять раз дезаппарировать, — Лита подошла к жениху и взяла его за руку, после чего взор её пал на единоутробного брата. — А ты… Юсуф? — Я, пожалуй, присоединюсь к вам. Если не возражаете, — кивнул чернокожий волшебник. — Не возражаем. Я тоже с вами, — Тина встала возле Ньюта. — Якоб, а ты? Ковальски только рукой махнул: всё равно, куда отправляться, хотя до Дамблдора ему не было никакого дела. Что ему Дамблдор? Была Куинни — по ней и остальных ценил; нет её — и нипочём даже поручение друзей. Но долг требовал его присутствия, и он тоже приблизился к остальным. В стороне остались только Криденс и Нагини: Фламель к тому времени куда-то исчез, посчитав, что его миссия уже выполнена. — Криденс… а ты пойдёшь с нами? — неожиданно спросил Ньют. И его интонация и взгляд удивили юношу. Ньют смотрел на него так… как будто его действительно интересовало мнение Криденса и он не был отправлен Дамблдором в Париж именно с этой целью — отыскать Обскура и любыми средствами помешать ему присоединиться к Гриндельвальду. Криденс в ответ исподлобья воззрился на Скамандера и его окружение, по привычке прикидывая, не замышляют ли и они заманить его куда-нибудь. Взгляд его остановился на Юсуфе. — Ты, — выдавил он. — Ты всё ещё хочешь убить меня? Неожиданно Кама мотнул головой: — Нет. Я давал Непреложный Обет в том, что убью Корвуса Лестрейнджа-младшего, но ты, как оказалось, — не он. Так что можешь не бояться: я тебя не трону… Криденс. — За это я тебя прощаю, — ответил Криденс без всякого удовольствия. — А Нагини? Без неё я никуда не пойду. — Возьмём, не проблема, — кивнула Тина. — А сейчас предлагаю отправляться в путь. В Хогвартс лучше попасть до утра: луна на ущербе, рассвет скоро. Не дожидаясь возражений — а их и не было, — она подняла с земли небольшую ветку, которую пережгло на дереве Адское пламя во время «битвы огня», и постучала по ней своей палочкой: «Портус». Ветка мгновенно засияла мягким голубым светом; все волшебники, привыкшие к такому виду перемещения, схватились за неё. Даже Якоб, несколько секунд глупо взиравший на ветку, после лёгкого тычка от Ньюта поспешил последовать примеру остальных. Как только до ветки дотронулись Нагини и Криденс, Тина поинтересовалась: — Все готовы? На счёт «три»! Раз… два… три!***
В это время в австрийском замке Нурменгард творилось такое, что никому не пожелаешь очутиться там и попасть под горячую руку Гриндельвальда, готовую в любой момент взметнуться и вновь призвать Адское пламя, как своего верного пса, на защиту. Вернее, на атаку, ведь угрозой Геллерт считал кого угодно, даже потенциальных союзников. И один из них только что предал его, и не просто предал, а разрушил все теплившиеся в душе чёрного колдуна надежды с такой жестокостью, что сам Альбус позавидует. Криденс. Это имя, словно вечное магическое клеймо, выжженное на сердце, издевалось и кричало где-то глубоко в душе: «Не смог! Не справился!» Он, великий Гриндельвальд, упустил свой единственный шанс заполучить человека, способного привести его к Альбусу, причём тогда, когда мальчишка был так близко!.. И из-за чего? Из-за какой-то девчонки! Чёртова любовь, которая постоянно вмешивалась в его планы и ломала их как карточный домик. Да, разумеется, Криденс любит Нагини, иначе никто бы не остановил этого паренька, до осточертения желающего узнать правду. Он, угнетённый и опустошённый, хотел отыскать в прошлом разгадку, доказать остальным, что он не слаб. Геллерт увидел это в его глазах, полных слепой решимости, и сразу понял: парень настолько одержим своей идеей, что готов на всё. Таких потеряшек легче всего переманить на свою сторону. Геллерту его предприятие обманчиво казалось невероятно лёгким, пока «оружие» само не подняло бунт. «Я отомщу тебе, Криденс. Ты даже не представляешь, кому перешёл дорогу, паршивец», — пронеслось у Гриндельвальда в сознании, когда он поднял голову. Вокруг сновали его новые приспешники, но не было среди них того самого, его манящей, как запретный плод, цели — лишь пустая трата времени. Возможно, они ему и пригодятся, только вот главный объект назначения удалялся всё дальше и дальше со стремительной скоростью. На лицах волшебников читался страх, смешанный с немым повиновением, почти рабским преклонением — губы Геллерта дрогнули в усмешке. Кому нужна эта любовь, когда есть власть и магия? Только слабаки идут у неё на поводу! Внутри бушевал ураган, но внешне его скрывала ледяная маска. Как никто не ведает, что творится под кромкой льда в океане, так и столь же тёмной бездной оставалась душа Гриндельвальда для остальных. Но не для одного человека. Не для Альбуса Дамблдора. Он единственный смог проникнуть в тёмную душу Геллерта, этот подающий надежды юный колдун, который упивался вкусом лимонных долек с сахаром (и вообще любил всё сладкое), в то время как Геллерт их тихо ненавидел. Как можно быть таким правильным, сладким, идеальным? Однако вскоре он заметил, что и в Альбусе есть другая сторона, скрытая ото всех, захороненная за семью печатями. Тьма живёт в каждом, лишь ждёт своего часа открыться; но кто-то бросается в неё с головой, а кому-то не хватает смелости принять её и показаться другим в ином свете. Может, у них с Альбусом правда было больше общего, чем казалось? Было… Из воспоминаний вывел его голос Куинни, незаметно подкравшейся к нему. «Да, теряешь хватку, Геллерт», — горько усмехнулся про себя колдун, пронзая девушку ледяным взглядом, что разил хуже любого Непростительного заклятия. — Вы правда поставите не-магов наравне с волшебниками? Войне придёт конец, и мы с Якобом заведём семью, как и мечтали? Вы способны на такое, верно же? — надрывно, сломленно, с нотками истерики зазвучал её голос, но в нём слышалась надежда. Призрачная, возможно, обманчивая, но надежда. «Глупая девчонка, и зачем тебе твой дар, если ты им даже не пользуешься?» — чуть не сорвалось с губ Гриндельвальда, но он вовремя взял себя в руки: ему не привыкать прятаться под масками. Однако на всякий случай он загородил своё сознание от легилименции как можно прочнее. — Конечно, Куинни, — он расплылся в улыбке столь же нежной, сколько лицемерной и натянутой, только самой Куинни было не до этого. Она восторженно смотрела на него всё ещё блестевшими от слёз глазами, наивная влюблённая дурочка. — Ты исполнишь все свои мечты, и вы с Якобом сыграете свадьбу — разве не для того я созвал вас, чтобы помочь? Вымолвив последние слова и не дожидаясь реакции, Геллерт обернулся к остальным, чтобы сказать нечто поважнее забалтывания младшей Голдштейн, которая глотала спасительное зелье его обещаний огромными порциями, не ведая о том, что вкушала яд. Вера убивает, он знал это по себе. — Слушайте меня, моя верная армия! — усиленный эхом громовой голос разнёсся по парадному залу Нурменгарда, предвещая бурю, только, к сожалению, предупредительного затишья не предвиделось. — Если хоть одна живая душа решится повторить тот гнусный поступок, который вы видели на Пер-Лашез несколько минут назад, — тон стал глуше и зловеще; глаза мечтательно поднялись к потолку, словно Гриндельвальд уже мысленно убивал предателя, — он умрёт в таких муках, что будет молить о скорой смерти, но я специально растяну её приход подольше, а вы станете свидетелями его гибели. Криденс также не избежит этой участи, но… — Гриндельвальд сделал выразительные глаза, — планы меняются. Следите не только за ним, но и за той девчонкой, и лично докладывайте обо всём мне. А пока найдите мне хотя бы одного из них! Мертвенно-холодное выражение лица так и не изменилось за всё время речи, лишь глаза безумно поблёскивали, однако на последней фразе маг вскинул палочку вверх, и из неё вырвался сноп молний. Синее пламя, повинуясь своему единственному господину, взметнулось ввысь и осыпало всех искрами. По залу пронёсся сумасшедший смех. «Ну, что, мальчик, решил поиграть в Ромео? Радуйся, пока можешь: недолго тебе осталось ворковать с твоей змейкой».***
Криденс растянулся на траве, чувствуя, что рядом с ним упал ещё кто-то. Он вскочил на четвереньки, вывернул голову: оказалось, упали почти все, кроме Тесея и Тины, но уже торопливо поднимались на ноги и отряхивали одежду. Они очутились неподалёку от длинного каменного моста через пропасть, на другой стороне которой возвышался громадный замок — Криденс никогда в жизни не видел такого исполинского здания. — Где это мы? — подала голос Нагини, которая всё время до этого молчала. — У Хогвартса, — кратко отвечала Лита и, приложив ладонь козырьком ко лбу, вгляделась вдаль. — А во-он, кстати, и Дамблдор. Пойдём. К этому времени уже все спутники были на ногах и, возглавляемые Ньютом как негласным предводителем их группы, ступили на мост. Навстречу им двигался весьма импозантный и красивый мужчина лет сорока, с каштановой бородой, в костюме-тройке. Все почтительно замерли, кроме того же Ньюта, который смело двинулся по направлению к незнакомцу. Остановившись напротив Дамблдора, он молча показал ему тот самый фиал. — Это клятва на крови, верно? Вы поклялись не сражаться друг с другом. Альбус моргнул в знак согласия и потрясённо стиснул сосуд в кулаке. — Как, во имя Мерлина, ты раздобыл это? — ахнул он. Ньют лишь тепло усмехнулся: — Гриндельвальд не понимает природы вещей, которые кажутся ему простыми. Сможете уничтожить? — Возможно. Взгляд его собеседника было довольно трудно истолковать: он мог означать как неохотное согласие, так и почти что отказ. Выразив в этом взгляде все чувства, что обуревали его в этот момент, Альбус с усилием сунул фиал в карман и обратил внимание на спутников Скамандера-младшего. — Позвольте представить моих друзей, — Ньют расплылся в смущённой улыбке, с благоговением смотря на Альбуса. — Это Тина — моя возлюбленная; Тесей — мой брат; Якоб — магл; Юсуф, который хотел убить Криденса, но обознался, — в глазах мага заиграли смешинки. — А вот сам Криденс, которого хотел заполучить в армию Гриндельвальд — вы же отправили меня разыскать его? — и вместе с ним… — Нагини, — перебила девушка, переминаясь с ноги на ногу. Она опасливо взглянула на Альбуса из-под пышных ресниц. Она была наслышана об этом великом волшебнике, и он всегда казался ей чем-то неземным, недосягаемым, внушающим уважение и немного — страх. Нет, не такой, как Геллерт, просто внутри всё свернулось в один трепещущий клубок нервов, когда она посмотрела на Дамблдора: с его доброй улыбкой на губах, понимающими глазами, в которых плескалась бездна мудрости и загадок. Ей никак не удавалось понять, о чём он сейчас думал, радовался или огорчался — на лице его застыло прежнее деликатное выражение. Оно выражало не то радость, не то тщательно замаскированную тоску, но лишь отдельные черты его казались искренними. А притворства Нагини не любила. И что этот маг сделает, когда узнает о её недуге? Такие, как она, явно не входят в привилегированный круг героев. А уж Криденс тем более. Однако, к её удивлению, Альбус добродушно кивнул и сказал: — Я рад видеть здесь всех вас. Мне не важно, какие грехи в прошлом вы совершали, сколько ошибок совершили. Я знаю лишь, что вы нуждаетесь в помощи. Думаю, Геллерт не так легко расстался с несостоявшимся оружием, верно? Пока вы поживёте здесь, — он бросил взгляд на Криденса, трепетно сжимающего руку Нагини. — А уж с Гриндельвальдом мы разберёмся. Не бойтесь: в Хогвартсе вы в безопасности. Приглашаю вас в ваши комнаты, — взмахнув рукой в аристократическом жесте, он перенёс всю компанию, ещё не успевшую осознать происходящее, внутрь замка. Пускай пока отдохнут, а потом всё расскажут. И зачем Криденс понадобился Геллерту, и почему в глазах Голдштейн-старшей сверкают слёзы, а у Якоба покорно-убитый вид. Всё это будет потом, а пока нужно лишь дать им приют и ощущение защиты. Защиты от того, кого Альбус любил всем сердцем и продолжал любить до сих пор. — А ведь счастье было так возможно, Геллерт Гриндельвальд, — одними губами прошептал он, нежно касаясь фиала — хранителя одной на двоих тайны. Он не знал, поднимется ли у него рука на эту драгоценность, но в голове ясно вспыхивала молнией одна мысль: если нет, то придётся ещё кому-то сыграть роль избранных. И трое из них уже находились в замке.