Не бойтесь ничего, есть средство пособить. Я, право, от души готов вам услужить. Хмельницкий
Утро в Хогвартсе началось с шума, который подняли новые жители школы и по совместительству будущие герои. Началась глобальная перестановка и обустройство в новых комнатах, что, безусловно, требовало немалого количества не только магических, но и физических усилий. Тем же, у кого первого отродясь не водилось, приходилось довольствоваться лишь вторым. Ньют и Тина мастерски орудовали палочками, переставляя предметы мебели, распаковывая коробки; Тесей и Лита мило болтали о предстоящей свадьбе, то отлынивая от работы, то довольствуясь самой малой её частью; Нагини с Криденсом тоже активно участвовали в процессе, пытаясь отвлечься от нахлынувших на них проблем. А Якоб… Якоб просто сидел в сторонке на небольшой кушетке, иногда обводя друзей невидящим, как будто остекленевшим, взглядом. Он ничего не делал и лишь опустошённо смотрел в одну точку. Иногда в нём просыпалась какая-то искра — тогда он оживал, вскакивал с места с горящими глазами и принимался поднимать коробки и двигать стулья, но неожиданный порыв быстро проходил, и Ковальски снова с убитым видом усаживался на кушетку. «Не спас, не спас, погубил её», — стучало в голове навязчивой мыслью, и он раз за разом тяжко вздыхал, ещё сильнее закусывая губу и не поднимая взгляд. Ведь он виноват в том, что Куинни перешла к Геллерту; виноват в том, что он не-маг, или, по-здешнему, магл. Мерлин, он проклинал своё происхождение, природу и чёртов американский закон Раппопорт, разлучивший магов и не-магов! Наверное, если бы только он родился волшебником, всё сложилось бы по-другому… Тина между тем делала вид, что очень увлечена вытиранием пыли магической метёлкой, и старалась не смотреть Якобу в глаза. Девушка хотела казаться сильной, но иногда на глазах у неё поблёскивали слёзы, хотя она быстро смахивала их рукой и вновь погружалась в бурную деятельность. Ньют маячил где-то рядом, то и дело улыбаясь ей своей обворожительной улыбкой, взмахивая палочкой и молчаливо спрашивая, всё ли в порядке. Вслух он не решался с ней заговорить, словно понимал, что Голдштейн сейчас не в настроении. Лишь одним лишь светом любви в глазах он мог приободрить её, даже без слов. Взгляд, смех, невесомое аккуратное прикосновение — и равновесие в душе восстанавливается. Пару раз Тина замечала, что бросает почти гневные взгляды на Якоба; в ней загоралась злость при виде того, кто разрушил жизнь её сестры. Но уже через секунду сердце сжималось от жалости к бедняге: он ведь не виноват в своём происхождении! Всё Гриндельвальд. Мерлин, а она уже почти ненавидела Ковальски… Что происходит? Чтобы отвлечься, она принялась ещё сильнее водить метёлочкой по очень пыльной полке, стиснув зубы. Работа всегда помогала ей справиться с проблемами, так же легче — сделать вид хотя бы для себя, что тебе всё равно. Только не на сей раз. — Тина, у тебя всё нормально? — осторожно осведомился Ньют, поворачиваясь к ней. Девушке захотелось прикоснуться к его чудесным волосам, мягко взъерошить их и наслаждаться его смущённым взглядом. Одним тоном своего голоса он смог утешить её, на душе стало как-то легче и светлее. В неё кто-то верит, всё ещё верит, и они обязательно со всем справятся. — Да, я просто… — Тина попыталась сосредоточиться на той же самой злосчастной полке, делая вид, что работает и мешать ей не стоит. — Задумалась, — нашлась она наконец. — А что? — Да ничего, — простодушно усмехнулся Ньют, косясь на один из корешков книг. — Просто ты так скоро дыру протрёшь. Чем тебе книжная полка не угодила? Кто-то любит эти книги и потом, чего доброго, будет горько плакать на их похоронах. Тина не выдержала и рассмеялась, во все глаза смотря на Ньюта, который тут же смутился, спрятал глаза. И как ему удаётся разряжать обстановку, что он за волшебник такой? Продолжая хохотать, Голдштейн взмахнула рукой, дематериализовав несносную метёлку, и отбросила непослушные волосы со лба. Она могла поклясться, что Скамандер чуть ли не засиял изнутри, когда услышал её переливчатый хрустальный смех, а его стеснительность умилила её ещё больше. — Можешь не рассказывать, я и так знаю, как тебе тяжело, — тихо проговорил он, всем своим видом показывая, что больше не потревожит и ни о чём не спросит, раз она того не желает. Он ни за что не станет ворошить старую рану, просто покажет, что всегда здесь, всегда рядом, чтобы подставить плечо и подать руку. Словно в подтверждение этого Ньют протянул Тине ладонь, крепко сжимая её пальцы в своих, точно передавал свой оптимизм через прикосновение. А большего им и не надо. — Мы со всем справимся, не переживай. На нашей стороне сам Альбус Дамблдор, представляешь! Уж он-то найдёт способ вернуть Куинни. Скамандер хотел было продолжить восхвалять своего бывшего учителя, но внезапно блеснувшая горечь в глазах Тины его остановила. Кажется, идея довериться Альбусу её не радовала. — Как раз об этом я и хотела поговорить, — понизив голос до минимума, прошептала Тина, наклоняясь к нему и озираясь, не слышит ли кто. К счастью, остальные были заняты своими хлопотами, поэтому не обращали на парочку внимания. С самым серьёзным видом Порпентина схватила Ньюта за руку и решительно потянула за собой в другую комнату. Обернулась ещё раз — никто не заметил. И хорошо: значит, бояться нечего.***
Тина привыкла никогда не полагаться на других, особенно если этот самый человек обладает тем, чего нет у тебя. К примеру, он лучше, сильнее, влиятельнее… Список можно продолжать до бесконечности, но обычно и этих качеств хватало, чтобы Тину коробило от каждой встречи с таким человеком. Подобные люди просто так не помогают, у них есть свои цели, которые они обычно выполняют с помощью других, например, негласных подчинённых. Таких, как она. Она видела Дамблдора всего-то раз, но уже слышала о нём из рассказов Ньюта, для которого профессор был настоящим кумиром. Старшая Голдштейн и представляла его великим и всемогущим, и в то же время мудрым, добрым и великодушным, однако в первую встречу ей показалось, что она ошиблась. У Альбуса был взгляд человека, который знал, что делать, но тщательно это скрывал, не вызывая воодушевления. А Дамблдор определённо что-то скрывал, хотя бы свои планы на них. Зачем ему помогать им? Из-за Ньюта? Девушке было не по себе рядом с Дамблдором, поэтому она решила поделиться своими сомнениями с Ньютом. Он ведь поймёт, верно же? Может, у неё всего лишь нервы разыгрались, а Альбус тут вовсе ни при чём? Нельзя же судить почти что незнакомца по первой встрече. — Понимаешь… я не слишком доверяю Дамблдору, — тихо, боясь быть услышанной, заговорила она чуть ли не трагическим шёпотом. Ньют поражённо заморгал, не понимая, куда клонит девушка. Дамблдор — злодей? Что ещё за новости? Уловив его замешательство, Тина поспешно продолжила: — Я понимаю, что мы даже не знаем друг друга толком, но что-то в нём есть такое… отталкивающее и одновременно завораживающее. Будто он не собирается бескорыстно нам помогать. Пойми, обычно такие, как он, так не поступают, — глаза Ньюта ещё больше округлились, и Тина, спохватившись, попыталась изложить самую суть: — То есть не идут на добровольный риск, им нужно что-то взамен. Я прямо чувствовала это в его глазах — аж холодом повеяло. Ньют смотрел на неё некоторое время с недоумением; в глазах его читалась то паника, то удивление, то понимание. Чувства так быстро сменяли одно другое, что Тина испугалась, не навредила ли ему. Скамандер же питал такую искреннюю привязанность к Дамблдору, и сам Альбус многое для него сделал, но многолетний аврорский скептицизм брал верх. — Тина, — справившись с эмоциями, Ньют смог наконец заговорить, вновь мило, а главное — понимающе улыбаясь. — Всё нормально, просто ты расстроена, я понимаю. В первое время действительно страшишься мнения человека с такой репутацией, но к профессору Дамблдору можно привыкнуть. Не будь такой категоричной. Он, конечно, неоднозначный человек, но вовсе не злодей. Он поможет вернуть Куинни, только ему это по силам. Тут Скамандер осёкся: он ведь вообще не хотел затрагивать эту тему, так какой нюхль его за язык дёрнул? но, видимо, без этого никак. — Верь мне, — его губы растянулись в улыбке, и он нежно провёл рукой по тыльной стороне ладони возлюбленной. Тина чуть улыбнулась. Они справятся, иначе и быть не может. — Эй, голубки! — прервал их Тесей, неожиданно возникший в дверях. Счастливая Лита рядом обнимала жениха за плечи. Ньют вздрогнул и чуть было не отпрянул от Тины. Зачем же так пугать-то! И это его вечно правильный брат! — Нас вызывает к себе Дамблдор. Кажется, пришла пора рассказать ему, что мы знаем о планах Геллерта. Ну, и как его победить, собственно, тоже.***
Кабинет Дамблдора поразил гостей Хогвартса своими небывалыми размерами, гигантским столом, уставленным разнообразными перьями, бумагами, разными волшебными вещичками и добродушно-загадочным взглядом хозяина. Новоприбывшие с интересом рассматривали помещение, поражаясь его величию. Тина опять ощутила себя слегка неуютно, особенно сейчас, когда здесь находился Дамблдор. Что-то в нём настораживало, но она никак не могла понять, что именно. Тем временем Ньют принялся с жаром рассказывать, какие приключения им всем пришлось пережить, что довелось испытать. Время от времени он посматривал на Криденса с Нагини: не заденет ли их? Но те лишь спокойно кивали. Тина невольно заулыбалась, наблюдая за Скамандером. Мерлин, как же пламенно и страстно он говорил, вкладывая в простые и неловкие слова столько смысла и благоволения перед профессором. Он действительно восхищался им, так, возможно, и ей беспокоиться не стоит? Только странное чувство всё скреблось внутри и не давало покоя. Как только Ньют закончил рассказ, Альбус прикрыл глаза, будто раздумывая, что делать дальше. Правда, по мнению Тины, это больше походило на то, что он уже знал дальнейшие планы, только пытался скрыть свои намерения. — Значит, ты и есть тот самый Обскур? — скорее утверждение, чем вопрос, прозвучавший из уст великого волшебника. — Не бойся, я не верю в стереотипы, Криденс. Здесь ты в безопасности. — Да, я, — Криденс не успел даже ответить на первую часть вопроса, как Альбус его перебил со свойственной ему мягкостью и светившейся внутри мудростью. Юноша поёжился: ему всё ещё казалось, что это сон, что вряд ли кто-то его примет просто так, особенно после разрушения Нью-Йорка. Неужели он заслужил благосклонность после всего случившегося? — Отныне ты находишься под моей защитой, — Альбус похлопал его по плечу, как равного, и обратил свой взор на Нагини. — А вы-то кто, юная леди? По спине девушки пробежал холодок: ведь собеседник ещё не знал, что за проклятие тяготеет над ней. А что будет, когда правда откроется? Зачем Дамблдору сохранять жизнь монстру — даже не человеку в полной мере, — который в любой момент может превратиться в гигантскую змею и уничтожить добрую половину школы? Криденс инстинктивно взял Нагини за руку, придавая уверенности. Она выглядела такой потерянной и хрупкой на фоне Дамблдора, однако не показывала своей робости, прямо смотря профессору в глаза. — Я… маледиктус, — громче необходимого сказала она, резко поднимая голову. Нагини ожидала увидеть в глазах Дамблдора что угодно: презрение, страх, ярость, но не это. Не лучистый свет и желание помочь, защитить, принять такой, какая она есть. Не так искренне, как у Криденса; виднелись там и иные мотивы, но всё равно Альбус выглядел подлинным благодетелем. Всего на секунду в его взгляде мелькнуло удивление, которое сразу же сменилось почти радостью. Он ещё в самую первую встречу смотрел на них с Криденсом так, будто что-то знал или о чём-то догадывался. И это немного пугало, но вместе с тем и внушало доверие. Странное чувство. — Приятно видеть тебя в наших рядах. Пока что мы не можем сказать ничего точно, но защита на школу наложена усиленная — здесь вас Гриндельвальд не достанет. По крайней мере, в ближайшее время. И я думаю, что у нас есть время подготовиться для встречи с противником, — его взгляд упёрся в Криденса. Тот машинально вздрогнул. Альбус прекрасно понимал, какую опасность представлял из себя Обскур, но также знал, что тот может принести вместо вреда и большую пользу. Тот, кто чуть не стёр с лица земли Нью-Йорк, окажет достойную поддержку им в битве — осталось только научить его пользоваться своими силами. И он уже знал, как: предугадал этот момент и начал готовиться. Не зря же он, несмотря на свой отнюдь не старый возраст, уже заработал репутацию самого великого колдуна в Магической Британии. В руках у него засияли чёрные искры, постепенно складываясь в вытянутый и тонкий предмет, похожий на сущность самого Обскура. Волшебная палочка. Она будто бы состояла из чистейшего угля, из тёмной магии. — Держи, — сказал Дамблдор без всякой торжественности и пафоса, прямо смотря юноше в глаза. — Она поможет контролировать силу твоего обскура, и ты сможешь сражаться, как мы. Тот осторожно коснулся палочки, задержав её на мгновение в пальцах, и она задрожала в его руках, словно приветствовала хозяина. Криденс замер, прислушиваясь к ощущениям, а Нагини погладила его по плечу. Она готова была в любой момент отбросить эту палочку, если обскур решит вырваться наружу. Но этого не произошло — наоборот, Криденс ощутил… уверенность? — Можете идти, позже я вас позову в зал для апробации новой палочки, — Альбус проводил гостей лучистым взглядом и остановился на Тине. Все направились к двери, и она хотела уже покинуть кабинет вместе с остальными. — А вас, Порпентина Голдштейн, я попрошу остаться.***
У Тины вообще не было желания ни с кем разговаривать, и она поняла, что не только в Дамблдоре дело, дело в ней самой. Никому не хотелось рассказывать о произошедшем: в груди трепетало лишь желание поскорее исчезнуть отсюда, от этих будоражащих взглядов, таящих в себе вопросы, от вечного вежливого участия. Наступила практически апатия, только у Якоба она проявлялась резче, Тина же старалась обратить горе в работу. Но пусть никто не разговаривает с ней об этом, не давит на рану. Гораздо проще уйти в себя, чтобы не портить и другим жизнь, постоянно срываясь на всех. — Не хотите ли чаю? — Альбус не дождался её ответа и материализовал прямо перед девушкой небольшую чашечку с эмблемой «Гриффиндора». Рядом возник самовскипающий чайник, из которого уже шёл пар и разносился приятный аромат фруктового чая. Он сам поднялся в воздух, налил Тине чаю, потом перелетел к Альбусу и растворился в воздухе. Дамблдору и не нужно было её согласие; такие волшебники принимают решения без оглядки на желания остальных, следуя лишь своим планам, умело хранящимся в голове. Тина нахмурилась: она не любила знаки внимания, оказываемые для завоевания доверия, хотя в глазах и позе Дамблдора безусловно проскакивала человечность. Не напускная, совершенно искренняя и готовая помочь. Она светилась в нём, составляла всё его существо, но что-то всё равно настораживало. Несмотря на весь свой скептитизм, Голдштейн замечала, что есть в нём нечто привлекательное и даже располагающее. — А лимонных долек не желаете? — Альбус улыбнулся с таким видом, как будто сейчас ему по-настоящему важно узнать её ответ и одновременно всё равно, ибо он уже давно для себя всё решил. Решил за других, как им поступать, против кого идти, на что соглашаться или нет; только все планы спрятаны за семью печатями в его гениальном мозгу. — Или они для вас слишком сладкие? — на последних словах он попытался рассмеяться, ему и удалось почти, однако Тина заметила горечь, на миг возникшую во взгляде. Правда, она пропала так же быстро, как и появилась, но именно сейчас великий волшебник выглядел человечнее всего. — Нет, спасибо, — как можно любезнее отозвалась Порпентина, стараясь не слишком нагрубить ему. Кажется, он пытался ей помочь, пусть и обычным чаем, только Тине не привыкать к тому, что в критической ситуации даже самые обычные вещи обретают другую форму. Она схватила чашку, и, уцепившись за неё неожиданно сильно, сделала большой глоток. Альбус понял, что до этого собеседница усиленно старалась не обращать на него внимание, поэтому и сам отхлебнул чай, закинув ногу на ногу на кресле возле стола. Повисло молчание. Оба мага тщательно изучали друг друга, хотя и пытались это скрыть. Тина мельком кидала на мужчину взгляды, словно искала какую-то зацепку, которая могла бы прояснить хоть что-нибудь о его характере. К сожалению, общеизвестного факта, что он — величайший маг, в подобных случаях бывает недостаточно. О Дамблдоре говорили много, но чем больше она о нём слышала, тем больше поражалась и запутывалась, ведь многочисленные мнения и сплетни никак не приближали её к разгадке тайны под названием «Альбус Дамблдор». И теперь она могла воочию наблюдать за ним. В нём было всё: и величие умудрённого жизнью человека, и добродушие, и таниственность, и жизненная сила. Казалось, он мог с равной лёгкостью давать наставления и рассказывать смешные байки из жизни, быть строгим профессором, журившим непутёвых учеников, и сам превращаться в дерзкого мальчишку, готового на разные выходки. Молодость и ещё не наступившая старость, ясный взгляд и море скрытых планов в голове — таков был Альбус. И, кажется, он начал даже нравиться Тине, за исключением того, что продолжал смотреть на неё так, будто говорил: «У меня на всех найдется своё применение, вы тут оказались не просто так, не волнуйтесь. Только вот какое именно применение, вам пока что знать не следует». Первым нарушил тишину снова Дамблдор. — Сочувствую вашей сестре, — проговорил он, мягко заглядывая ей в глаза. Тина хотела было возразить, что он ничего не знает, что сам он в жизни никого не терял и не представляет, каково это, но что-то в ней дрогнуло, не позволив вырваться этим словам. Альбус продолжил: — Знаю, что вы сейчас скажете. Мол, это не моё дело и вообще я не имею права вмешиваться в вашу жизнь, но я тоже испытал кое-что. Думаете, я оставил вас тут, только чтобы посочувствовать и сказать пару высокопарных слов? Я хочу вам помочь, потому что понимаю, что вам пришлось пережить. Вы слышали что-нибудь о моей сестре, об Ариане Дамблдор? Голдштейн-старшая отрицательно мотнула головой, непонимающе уставившись на собеседника. Тот замолчал, и в глазах его засквозила такая болезненная тоска, что у Порпентины сжалось сердце, она впервые почувствовала Дамблдора как обыкновенного человека со своими слабостями и горестями, скрытыми ото всех. — Впрочем, хорошо, что не слышали: так жить проще. И замолчал. Удивительно, но Тине стало легче, когда она так просто посидела вместе с Альбусом, почти без всяких слов, хотя никогда и не ценила их особенно сильно. И этот маг стал казаться ей искренним, сочувствующим, хотя сомнения ещё не до конца покинули её. Будто камень с души упал, когда она услышала, что даже у великого волшебника могут быть слабости. Может, Ньют правда был прав, когда говорил, что он поможет? Так кто ж знал… Всё-таки не стоило ей так подозрительно относиться к людям.***
Магия струилась по телу угольной лентой, повинуясь каждому движению нового хозяина — Криденса-Обскура. Сегодня в зале, предназначенном для Защиты От Тёмных Искусств, проходила тренировка Криденса, предназначенная научить его управлять своими силами, как подобает всякому волшебнику. Он больше не ощущал слабости и внезапных перепадов холода и жара, обычно охватывающих его тело во время превращения. Если раньше его трясло от поглощения собственной мощью и ужаса от того, что он станет чудовищем, то сейчас по жилам текла подлинная сила, возвращая волю к жизни. Мощь захватила его целиком, отдаваясь в каждой клеточке приятным теплом. А ведь сначала Криденс с опаской дотронулся до палочки, боясь вновь почувствовать леденящий холод или обжечься, однако ничего не произошло. Лишь ощущение свободы стрелой пронзило сердце. Наконец-то. Обскур повиновался малейшему движению руки; палочка точно срослась с ладонью, став одним целым с телом хозяина. Альбус стоял рядом, иногда направляя его и посылая заклинания-препятствия, которые тут же рассыпались под натиском обскура. Тина с интересом наблюдала за этой тренировкой, порой посматривая на Альбуса. Во взгляде её уже не было прежнего скептицизма. Нагини тоже находилась неподалёку и жадно ловила глазами каждое движение Криденса, буквально впитывая в себя его магию и мощь. Она готова была верить, что для них всё-таки найдётся место, где их не будут презирать, издеваться, насмехаться над ними; место, в котором их примут такими, какие они есть. Альбус казался ей настоящим богом во плоти; она и мечтать не могла о том, что кто-то по доброй воле спрячет их и приютит у себя. Однако, несмотря на то что всё шло гладко, девушку одолевали смутные сомнения. Криденс несомненно нужен Дамблдору, как и другие, потому что он представляет ценность для Гриндевальда, а значит, его надо защитить. Но кому нужна она — наполовину змея, которой и жить-то в человеческом облике, возможно, недолго осталось? Она — лишняя обуза, Дамблдор наверняка не прогнал её только из вежливости: нельзя же бросить бедняжку на произвол судьбы, тем более если она дорога Обскуру. Зачем Альбусу лишние проблемы? А они уже превратились в постоянных спутников маледиктуса, и, если честно, ей было трудно поверить, что люди когда-то смогут наплевать на них. Одно дело — спасение Куинни, ступившей на кривую дорожку совсем недавно и случайно; другое — держать в замке сразу двух чудовищ. Причём если одно из них можно контролировать, то второе — пока нет. Увлёкшись невесёлыми размышлениями, Нагини и не заметила, как кто-то подошёл к ней и нежно обнял за плечи. Она вздрогнула на секунду от неожиданности, но сразу узнала тепло родных рук. Криденс. Неужели она пропустила конец его тренировки? — О чём задумалась? — он улыбнулся так непринуждённо и открыто, как будто перед ним весь мир лежал на ладони и любые двери были открыты. У Нагини дрогнуло сердце. Зачем ему нужна такая, как она, раз он практически уже получил контроль над своим обскуром? — Просто у тебя теперь есть всё, что ты хотел. Ты не монстр, я же говорила, — уголки её губ приподнялись в полуулыбке. — Но я-то осталась прежней. Думаешь, Дамблдор долго будет держать меня здесь? — её глаза грустно заблестели. — Рано или поздно он… Нагини не договорила — Криденс резко перебил её: — За всё утро, что мы находимся тут, ты ни разу не превратилась. Ни разу, — многозначительно проговорил он, сделав ударение на последнем слове. И тут Нагини разглядела в глазах Криденса нечто странное, новое, прежде совершенно чуждое его сущности. Решимость, веру, которую теперь никто не в силах сломить; веру в то, что он будет бороться до конца. Наплевать, что думал весь мир, главное — он видит перед собой смелую девушку, спасшую его от самого себя. Видит человека, не змею. — Он никогда нас не оставит, и я уверен, что есть способ помочь и тебе, — вдруг юноша остановился и как-то хитровато посмотрел на неё. — А пока… потанцуем? Девушка опешила от такого предложения, застыв на секунду. Тут даже музыки нет — как он собрался танцевать? И только сейчас она поняла, что все их товарищи смотрят на них, но не так, как в цирке. Не с ядом в глазах и ужасными выкриками, от которых хотелось скрыться и убежать, раствориться в воздухе, чтобы их не слышать. Напротив, глядели так, словно только и ждали её положительного ответа; с надеждой, как настоящая семья. Их никто не собирался прогонять, и впервые в жизни Нагини почувствовала себя дома. Альбус уловил немую просьбу Криденса, взмахнул рукой — заиграла тихая мелодия белого танца. — Кажется, я просто не в силах отказаться от такого предложения, — рассмеялась Нагини, обнимая Криденса за плечи и вкладывая свою ладонь в его. Парень улыбнулся, притянув её к себе за талию, и начал медленно двигаться в такт музыке. Может, они действительно нашли свой дом, место, откуда им не придётся сбегать в попытках скрыться от Гриндельвальда? Остальные гости Хогвартса с умилением наблюдали за ними, даже Якоб ненадолго вышел из своей апатии. Кажется, понемногу дела начинали налаживаться, и танцующая пара в центре зала дарила надежду на безоблачное будущее.***
— Вы ведь это просили, да? — В руке темноволосой волшебницы был зажат магический кристалл, тихо поблёскивающий в мрачной темноте убежища Гриндельвальда. Пустого, холодного, как сама смерть, источающего ужас и сырость. Как ни странно, ей оно нравилось даже таким, несмотря на всё его уродство и мрак. Возможно, из-за хозяина с такой же непроглядной бездной в душе, стальным холодом в глазах и торчащими платиновыми волосами. Винда Розье молча стояла рядом с Геллертом, зажав кристалл в руке и с немым преклонением смотря прямо на своего повелителя. — Да, Винда. Спасибо, что достала, — на лице Гриндельвальда возникло нечто наподобие улыбки, которая, однако, скорее напоминала звериный оскал. На миг сердце Винды участило бег, сорвавшись на бешеный галоп, когда он посмотрел на неё. Да, он всего лишь рад выполнению своего приказа, как всегда безоговорочного, невыполнение которого равноценно смерти. Рад этому, а не ей — той, кто этот приказ выполнил. Винда уже привыкла видеть его равнодушие в глазах, холод, пробирающий до костей, когда она понимала, что ничего не значит для Геллерта. Очередная последовательница, сумасшедшая ведьма, ничего больше. Из таких целая армия состоит, и какое ему дело, что она намного преданнее всех их вместе взятых? Она уже хотела развернуться и уйти, как всегда оставив господина одного обдумывать свои планы в одиночестве (ей не важно, что они составляют, главное, она искренне верила, что Геллерт способен создать нечто великое), но его взгляд, упёршийся в спину, заставил её остановиться. Она развернулась, ожидая услышать новые приказы и броситься их выполнять с удвоенной силой, однако что-то в его взгляде изменилось. — Дорогая, останься. Винде показалось, что земля покачнулась, а перед глазами её начали танцевать разноцветные круги. Что он только что сказал? Попросил остаться? зачем? Неужели в кои-то веки исполнилась её мечта, что за много лет она стала для Гриндельвальда чуть больше, чем пустое место? Попытка прочитать в выражении его лица объяснение этого поступка не удалась, он оставался абсолютно спокоен, однако… Нечто тёплое, человеческое мелькнуло в глазах. — Раз уж мы решили ненадолго передохнуть, может, составишь компанию? Думаю, мы увидим много интересного, — он протянул ей руку, и Винда почувствовала, что вся запылала. Одного лишь его взгляда, даже не направленного прямо на неё, хватало, чтобы выбить из лёгких весь воздух, а сейчас он… Мерлин, ей правда не снится? Винда подошла к господину и с любопытством уставилась на магический шар, иногда несмело поглядывая на Геллерта. Он ведь мог в любой момент прогнать её, накричать, но почему-то этого не делал. Разумеется, девушка не могла знать, что в первый раз за много лет Геллерту в его идеальном убежище стало неуютно среди одиночества и пожирающей изнутри тоски. Что ему вспомнились Криденс и Нагини — две потерянные души, обретшие друг друга; и Якоб с Куинни, когда последняя, сидевшая сейчас у себя в комнате, перешла на тёмную сторону ради любимого. Что ему захотелось немного тепла, а оставаться наедине со своими планами он больше не в силах. Всего этого Винда не знала, да ей и незачем было. Возможно, минутная слабость; возможно, начало чего-то большего. Но сегодняшний вечер точно стал лучшим в её жизни, за исключением того, когда она впервые встретила Гриндельвальда, конечно. А в это время на поверхности кристалла отразились хогвартский зал Защиты От Тёмных Искусств и танцующая юная пара в его центре.