Уроки литературы

Окулова

       – Что делать дальше?        Субботняя консультация по русскому языку номер два медленно, но уверенно вытягивает силы из нашего класса. Тяжело вздыхают абсолютно все, а в глазах Маленковой я вижу такое отчаяние, что хочется забрать тетрадь из ее рук и доделать все за нее. Издав вымученный какой-то стон, Назарова кладет голову прямо на парту – сил на что-нибудь, кроме этого, у нее больше не осталось.        – Так, дальше открываем сборник на сто двадцать первой странице, – говорит Максим. – Начинаем с первого упражнения. К доске пойдет… Окулова.        Северцев улыбается уголками губ – наши отношения с учителем кажутся ему больше забавными, нежели опасными, и он постоянно отпускает нелепые, но милые и безобидные шуточки на эту тему.        – Сборник не бери, я дам тебе свой, – просит Максим, когда я встаю.        От первой парты идти к доске совсем недалеко, и поэтому я не успеваю собрать мысли воедино. Покачиваясь с носка на пятку, я жду, когда Максим что-то отметит в своем сборнике и даст его мне.        – Приступай.        Когда старенькая книжка оказывается в моих руках, я быстро пролистываю ненужные страницы, беру в руку мел и только потом пробегаюсь взглядом по строчкам. Прямо над первым упражнением идеальным каллиграфическим почерком Максима выведено всего три слова.        «Я тебя люблю».        Подавить улыбку не получается, но к счастью, я стою спиной к классу, и поэтому этого никто не видит. Рука почему-то трясется, а буквы вот-вот начнут отплясывать не то самбу, не то что-нибудь еще более зажигательное. Максим смотрит на меня, не отрывая взгляда, и я думаю только о том, чтобы не сделать какую-нибудь элементарную ошибку.        – Правильно? – спрашиваю я, поставив точку.        Я подчеркнула и выписала все, что требовалось авторами сборника упражнений по русскому языку для выпускников, а мои одноклассники, как мне кажется, с чистой совестью переписали плоды моих трудов в свои тетради и уже принялись сражаться со следующим заданием.        – Да, Окулова, молодец. – Максим вдруг подмигивает мне. – Подчеркни, пожалуйста, подлежащее и сказуемое.        Я таращу глаза, а Игорь, прикрыв рот ладонью, беззвучно смеется.        – Ну, вдруг на ЕГЭ попадется такое задание, – пожимает плечами учитель, наткнувшись на мой взгляд.        – Ну-ну, – качаю головой я, проводя под существительным длинную черту. – Максим Михайлович, я совсем забыла, на какой вопрос отвечает сказуемое.        – Да! А я забыл, какой частью речи оно выражено! – добавляет Северцев. – Поможете?        Максим смотрит на меня, на Игоря, а потом снова на меня. Все остальные наблюдают за нами с неприкрытым интересом в глазах, и я надеюсь, что это не выглядит слишком подозрительно.        – С такими знаниями вас точно можно допустить до ЕГЭ? – поддерживает шутку Максим, подходя ко мне.        – Ну, – гораздо тише, чем нужно, произношу я, когда он забирает мел из моих пальцев, а потом подчеркивает сказуемое двумя чертами, – это вы нам скажите, Максим Михайлович. ***        Консультация заканчивается на такой же позитивной ноте: Юля выполняет третье по счету упражнение из сборника практически без ошибок, и Максим торжественно обещает поставить ей четверку на следующем же уроке. Без домашнего задания «заботливый» учитель нас, к сожалению, не оставляет, и я в ужасе смотрю на вереницу упражнений, а когда вспоминаю, что по литературе Максим задал мне не меньше, пытаюсь понять, как все это выполнить в срок.        – Окулова, в среду я не смогу провести с тобой дополнительное занятие по литературе, – говорит вдруг учитель, когда я уже собираюсь уходить, – поэтому мы проведем его сейчас.        – Крепись! – хлопает меня по плечу Северцев, а потом, крепко обняв, выходит из кабинета.        Возвращаюсь к своей парте и, покопавшись в сумке, нахожу-таки свою тетрадь по литературе. Чем ближе подступает ЕГЭ, тем сильнее я сомневаюсь, хватит ли у меня сил хотя бы дожить до него, не то, что вообще написать.        – Сейчас правда будет занятие? – жалобно спрашиваю я, когда Максим запирает дверь изнутри.        – Конечно. – Мужчина садится рядом со мной и, открыв тетрадь, быстро смотрит на выполненные задания. – Я и не думал, что успела столько сделать.        – Ты просто, наверное, забыл, сколько еще упражнений там осталось, – улыбаюсь я, вытянув затекшие ноги.        – Прости, маленькая, – извиняется Максим, зачем-то отодвигая парту дальше от нас. – Я бы хотел облегчить твою школьную жизнь, но…        – Я все понимаю, – перебиваю я. – Спасибо, что ты делаешь все правильно.        – Что ты имеешь в виду? – не понимает Максим, а потом неожиданно поднимает мои ноги и кладет их себе на колени.        – Ты не ставишь мне оценки, потому что мы встречаемся, не делаешь никаких поблажек, – перечисляю я. – Так уж получилось, что нам приходится четко делить нашу жизнь пополам. В первой половине ты задаешь мне домашние задания, а во второй даришь мне цветы.        Максим быстро расшнуровывает мои кроссовки, и я чувствую невероятное облегчение.        – Осталось совсем чуть-чуть, – ласково произносит мужчина, поглаживая меня по ноге. – И больше не будет домашних заданий.        Я перехватываю его ладонь и, поднеся к своим губам, целую теплую кожу. В этот простой, кроткий жест я вкладываю то, что так тяжело произнести вслух, надеясь на то, что Максим поймет все так, как нужно.        – А что будет? – шепотом спрашиваю я, боясь услышать в ответ что-то слишком неправильное и колючее.        – Цветы. – Максим как-то совсем неуловимо притягивает меня к себе, и я оказываюсь на его коленях быстрее, чем осознаю это. – Будет много цветов.        Сидеть на жестком стуле, обхватив мужчину ногами совершенно, невообразимо неудобно, но я посылаю чувство собственного комфорта куда подальше, и когда Максим целует меня – сразу глубоко и влажно, я отвечаю на этот поцелуй, чувствуя, как низ живота согревает уже знакомое и такое приятное возбуждение.        – Поедешь ко мне? – в губы выдыхает учитель, когда я едва ощутимо трусь об него. – После занятия?        – А как ты думаешь? – спрашиваю я.        Максим улыбается, а потом касается своим лбом моего, замирая в такой позе на несколько секунд.        Чувство единения пронзает меня насквозь, и я мягко улыбаюсь. Я счастлива, Максим счастлив, а это значит, что все будет хорошо, потому что по-другому и быть не может.        Разве нет? ***        Через несколько часов, лежа уже в своей постели, я думаю о том, как сильно изменилась моя жизнь благодаря Максиму. Фосфорные звездочки на потолке едва заметно мерцают – они выгорели от времени, а я вот, наоборот, словно ожила вновь.        Родители, занятые не то бизнесом, не то Никитой, перестали обращать на меня внимание, и даже мое позднее возвращение домой они никак не комментируют, лишь коротко поздоровавшись со мной. В случае вопросов я всегда могу сослаться на дополнительную подготовку к ЕГЭ, а Максим, как мой классный руководитель и учитель, два предмета которого я сдаю, подтвердит мои слова.        Мы действительно занимаемся – долго и усердно. Кажется, что у него есть ответ на любой мой вопрос, и я едва успеваю записывать то, что учитель говорит мне. Система ЕГЭ Максиму не нравится – он часто говорит об этом, когда встречает в пробниках совершенно по-идиотски сформулированный вопрос. Над такими заданиями я сижу особенно долго, потому что тот ответ, который я считаю правильным, на самом деле таковым не является.        – Маша, – сказал сегодня Максим, когда я обвела в кружок не то, что нужно, – проблема умных людей в том, что они думают, что другие тоже думают. Понимаешь?        – Не совсем, – неловко признаюсь я.        – Если ты будешь слишком много думать над ответом, выберешь неверный. У ЕГЭ нет цели проверить знания учащихся. Это – ничто, кроме четырех часов времени, потраченного впустую.        – Нам ведь дадут аттестат, – напоминаю я. – Без него невозможно куда-то поступить.        – Вот видишь, экзамен сейчас – это лишь способ получить аттестат. А когда в школе учился я, это был способ проверить знания. – Максим забрал пробник из моих рук. – На сегодня, наверное, все.        В машине, когда мы ехали к нему домой, мы еще долго обсуждали ЕГЭ, а потом я, не переставая задавать вопросы, подобралась к прошлому учителя. Максим был отличником в школе, окончил МГУ, получив диплом с отличием и, проработав в одной из гимназий Санкт-Петербурга год, все-таки вернулся домой – в Новосибирск.        – Не пожалел, что не остался в столице? – спросила я, когда он заглушил мотор. – Все-таки, возможностей там больше.        – Возможности, маленькая, зависят не от города, а от человека, – ответил Максим, нежно поцеловав меня в кончик носа. – Здесь я нашел то, что так долго искал, хотя даже не подозревал о том, что вообще что-то ищу.        Я сидела, глядя в его карие глаза – почти такие же, как мои, разве что на пару тонов светлее. Я хотела остаться в этой черной машине навсегда, потому что взгляд Максима, обращенный на меня, был тем, что можно было увидеть, а потом смело умереть, чувствуя полнейшее удовлетворение от жизни.        Мне казалось тогда – и кажется сейчас, что уже ничто не изменит то, что происходит между нами. И пусть то, что Максим влюбился в меня, до сих пор кажется мне чем-то невероятным, я счастлива, что его сердце выбрало меня и никого кроме.        Касаюсь рукой золотой подвески – прохладное сердечко холодит кожу, заставляя мурашки рассыпаться по телу. Я закрываю глаза, не убирая пальцев от украшения. Засыпаю я также, думая о том, что это – единственное сердце, которое у меня осталось. Ведь свое – живое и бьющееся о ребра, я отдала Максиму. ***        Следующим утром я жду Максима за поворотом рядом со своим домом, греясь под теплыми солнечными лучами.        – Ты прекрасна, – тихо-тихо произносит учитель, помогая мне сесть в машину.        Легкое, пудровое платье, которое Максим купил мне в Питере, нравится мне так же, как и ему, и я радуюсь, что решилась надеть его в школу.        – Сегодня вместо русского будет классный час, – сообщает мужчина под тихое урчание мотора. – Пора поговорить о Последнем звонке.        – Боже, – сквозь стон произношу я. – Не говори, что мы будем выбирать стихи, песни о любви к школе и музыку для вальса.        – Именно этим мы и займемся на седьмом уроке, – кивает Максим. – Последний звонок – это большой праздник, прощание со школой, и я не понимаю, почему ты так бунтуешь против него.        – Я не бунтую! – возмущенно восклицаю я. – Просто организация концертных номеров не входит в перечень моих любимых занятий.        – Ты прекрасно поешь, а еще лучше – танцуешь, и мне не терпится еще раз увидеть, как ты делаешь и то, и другое.        Я вспыхиваю, вдруг вспомнив о том, как в Санкт-Петербурге, за день до того, как я свалилась с простудой, Максим водил меня в караоке, а потом – в ночной клуб, где я танцевала с ним и для него, позволяя музыке вести меня за собой.        – Жаль, что нельзя танцевать вальс с тобой, – вздыхаю я.        – А об этом, – подмигивает учитель, – мы подумаем. ***        Шесть уроков пролетают как-то совсем незаметно. Заглянув после звонка в кабинет физики, Максим отправляет нас на обед, и мы всем классом понимаем, что впереди нас ждет долгий – даже чересчур долгий урок.        Игорь уходит поговорить по телефону, потому что он уже поел со своим другом из математического класса и больше в него не влезет, хотя я прекрасно помню о том, как в прошлом месяце Северцев едва не разорил «Макдональдс», перепробовав половину меню.        Мест за столиками почему-то практически нет, поэтому я занимаю единственное свободное место – рядом с Маленковой, которая медленно потягивает яблочный сок через трубочку.        – А где Назарова? – интересуюсь я скорее из вежливости, нежели ради удовлетворения своего интереса.        – Пошла к Маргарите Юрьевне договариваться по поводу консультаций, – неожиданно спокойно отвечает Юля. – Все-таки решила сдавать физику.        – Я думаю, – признаюсь я, – что все получится. У всех нас.        Маленкова, изогнув бровь, удивленно моргает, а потом кивает, соглашаясь со мной. В последнее время Юля выглядит иначе, словно из шкафа на нее вывалилась нормальная, человеческая одежда, которая подходит для школы, а не является снаряжением танцовщицы гоу-гоу.        – Маш, ты ведь общаешься с Максимом Михайловичем больше, чем мы, – говорит Юля, комкая салфетку. – Скажи, он верит в то, что я сдам экзамен по русскому?        – Он верит во всех нас, – честно отвечаю я. – Разве может быть по-другому?        – Наверное, нет. – Юля улыбается мне – искренне, как-то по-настоящему. – Ну, что, идем искать стихи? ***        Максим выходит на пару минут, чтобы набрать в чайник воды, оставляя нас в том хаосе, что мы устроили в кабинете, когда решили, что сдвинуть парты – это очень хорошая идея, и обсуждение Последнего звонка в такой обстановке даст более хорошие плоды.        В тот момент, когда Дементьев предлагает очередную бредовую идею из серии частушек про учителей, дверь в кабинет распахивается, но вместо Максима порог переступает высокая, какая-то слишком худая блондинка.        – Не может быть! – не то пищит, не то выдыхает Маленкова, и добрая половина моих одноклассников начинает восхищенно хлопать глазами.        Лицо женщины кажется мне смутно знакомым, а ее прическа наводит меня на какую-то совсем еще неясную мысль.        – Добрый день. – Голос блондинки высокий и почему-то режет слух. – Я ищу мужа.        – Боюсь, – ехидно отвечает Северцев, – для вас мы слишком молоды.        – Очень смешно. – Незнакомка закатывает глаза, проходя вглубь кабинета. – Вы не так меня поняли…        Она не успевает договорить фразу до конца, потому что дверь распахивается во второй раз – и теперь это Максим.        – Ого, кабинет еще цел! – шутит он, а потом поднимает взгляд.        Блондинка, упираясь руками о столешницу, смотрит на учителя большими, серыми глазами, и ее тонкие губы расплываются в улыбке.        – Макс, – тянет она.        А внутри меня все обрывается, когда я понимаю, что перед Максимом стоит Карина Соболева – актриса, играющая в приторных мелодрамах, по совместительству являющаяся… его женой.        Я смотрю на учителя, а он – на Карину.        «Зачем вы приехали?», – хочу спросить я, но понимаю, что это прозвучит странно и нелепо, да и выдаст меня и Максима с потрохами. Поэтому я стараюсь вернуться к распечаткам из Интернета – стихи о любви к школе, надеюсь, меня успокоят.        Не помогает. Украдкой я смотрю на развернувшуюся немую сцену в ожидании хоть какого-нибудь продолжения, которое не заставляет себя ждать.        Максим ставит чайник на стол, а потом достает из кармана связку ключей и протягивает их улыбающейся Карине.        – Буду в пять, – абсолютно ровным голосом произносит учитель.        Я сжимаю лист так крепко, что он рвется в моих руках.        «Буду в пять», – набатом звучит в моей голове.        В пять мы собирались пойти в кино – утром Максим показывал мне билеты, перед тем как бросить на мои колени пачку мармелада. Кажется, обертка до сих пор лежит в моей сумке под грудой тетрадей и учебников.        Кажется, в кино мы с Максимом уже точно не пойдем.        Кажется, приезд Карины значит гораздо больше, чем я думаю.        Кажется, как в самых хороших художественных произведениях, мы с Максимом уже вышли на этап развязки, за которой неумолимо последует финал.        – Эй, Маш, – шепчет Северцев, – все же хорошо? Это же ничего не значит?        – Не значит, – отвечаю я, чтобы Игорь не спросил меня о чем-нибудь еще.        Я поднимаю глаза, встречаясь с карим взглядом Максима, который он тут же обращает в сторону Маленковой. Учитель задает Юле какой-то вопрос, но я не слышу ни одного слова. Все вокруг словно застывает, и я прокручиваю в мыслях все те слова, которые Максим говорил мне, когда мы были наедине.        Признания в любви, то самое «маленькая» и обещание, что он никуда не уйдет.        Никогда.