Подари мне свои оттенки

      Молодой мужчина со светлой кожей и притягательно-яркими глазами торопливым шагом идёт по извилистым улочкам родного Санкт-Петербурга. Художнику не терпится скорее добраться в музей. Погода сегодня на удивление радует солнцем, лучи которого сверкают на гребешках волнующейся Невы, отражаются от золотых куполов соборов, гладких памятников и скульптур, те же самые лучи путаются и в пепельно-русых вихрах его прически. Воздух сегодня тоже необычный- тёплый, как бы выделяющий этот день среди серой массы дождей и ветров. Мужчина одет в пиджак нежно-лососевого цвета, такого же оттенка классические брюки, белую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, воротничок которой то и дело открывает вид на изысканные изгибы ключиц и белые туфли. Сочетание нежно-светлых оттенков одежды и кожи идеально гармонировало. Он несёт стопку документов, ведь для этого необходимо было получать множество разрешений и свидетельств. Некоторые люди, которых сегодня довольно много на улицах, оборачиваются, на идущего непривычно быстрым для Питера шагом. Но он привык к осуждению за то, что выделяется из толпы, кому как не представителю богемы быть готовым ко взлётам и падениям, осуждению и аплодисментам. Художник поднимается по ступеням в здание, нельзя не отметить то, как ткань при натяжении выгодно обтягивает тугие мышцы. Он заходит в слишком хорошо знакомый музей и не оглядываясь, так как знает каждый закуток, шествует через множество залов к заветному кабинету. Он заходит в душный кабинет и аккуратно прикрывает за собой дверь, ведь ему никто не говорил в какой степени это законно и законно ли вообще. -Добрый день, Пётр Алексеевич,- приветствует он седовласого мужчину. -Вот! А можно мне сейчас забрать предмет нашей с вами сделки?- немного нетерпеливо просит художник и вытягивает руку с документами. Тот высокомерно бросает на него взгляд и поднимается из гор бумаг, в иной ситуации, зашедший бы уже набросился на директора, но он был увлечён своими размышлениями, построением планов на ближайшее светлое будущее и в данный момент вся его карьера зависела от расположения этого не слишком уважительного человека. Тот протягивает руку и выдергивает протянутые документы и даже после такого неуважительного и презренного жеста, молодой человек непоколебимо спокоен. Директор дважды чёркает на листах свои истерично-размашистые подписи и притворно елейным тоном просит: -Следуйте за мной, господин Дзюба. Мерным шагом с негромким цоканьем каблуков, он несёт своё худое и высокое тело в святая-святых любого музея- хранилище. Пожалуй, хранилище было единственным местом здесь, где Артём бывал всего лишь раз, когда был ещё совсем молодым, начинающим осознавать себя как художника юнцом, и пробрался в заветное и запретное место для всех. Именно тогда, он смог лицезреть предмет, если его можно так назвать, за которым он пришёл сегодня. Именно в тот момент для него перестал существовать остальной мир, кто бы не старался найти пути к его сердцу - оно оставалось неприступно-холодным. Это стало навязчивой идеей - стать единоличным обладателем идеала,чтобы никто больше не смел к нему прикасаться, его видеть, им восхищаться. Они шли рядом, петляя между стеллажами с мировыми шедеврами, за один взгляд на которые большинство деятелей искусства продали бы всё, но его идеал уже был найден, и ему не нужны были чьи-то чужие. С того самого момента расположение скульптуры совершенно не изменилось, но в отличие от первой их встречи сейчас тело было покрыто плотным синим бархатом. Директор подзывает коротким движением пальцев работников и отдаёт указания о транспортировке. Когда несколько рук, приподнимая пьедестал, не нарочно касаются очертаний туловища под тканью, Дзюба ревностно сверкает глазами, сжимает челюсти и силится продолжать сохранять невозмутимое выражение лица, осознавая значимость момента Коробка с тем самым с помощью пары работников- парней попадает к мужчине домой, он просит поставить её в центре просторной комнаты, две стены которой являются окнами, из-за чего белая комната с коробкой и её обладателем освещены нежным мягким оранжево-розовым светом заходящего солнца. Хозяин квартиры тянется с канцелярским ножом к скотчу и стенкам, отделяющим его от предмета воздыхания. Руки немного подрагивают. Он разрезает последнюю полосу и уверенным движением распахивает преграду.       Стенки коробки падают на белый паркет одна за другой, глухо ударяясь. Солнце заливает золотом мраморную кожу и безупречные изгибы тела. Взору Артёма открывается прекрасное и идеальное создание. Скульптура неотразима: антропометрически, эстетически или даже с точки зрения не разбирающегося в искусстве человека. Сливочного цвета мрамор, освещённый со всех сторон светом уходящего дня, притягивает Дзюбу. Его рука медленно, как в янтаре, тянется прикоснуться, ощутить. Он силится не припасть к ней губами, не начать выцеловывать каждую ложбинку и выпуклость. Артём понимает, что всё, что он прошел ради приобретения музы, он прошел бы снова и не стал бы ничего менять, лишь для того, чтобы сейчас оказаться полностью во власти этой непорочной красоты.       Дзюба оглаживает гладкий мрамор, камень на удивление оказывается тёплым в области сердца. Ему кажется, что это фантомная иллюзия тепла среди ледяного мрамора вокруг. Но, дотрагиваясь снова и снова, он трезво осознаёт, что этот мираж не пропадает. Артём спешным шагом отправляется в соседнюю комнату, где хранятся все его кисти, краски, мольберты и листы мелованной бумаги. Он берёт в охапку без разбора несколько холстов, мольберт,кисти, мелки и чуть ли не бегом, торопясь, идет в освещённую закатным солнцем комнату. Он наспех раскладывает материал для работы, присаживается на пол и углём начинает выводить, словно узор, очертания лица, переходящие в тонкую шею, выливающуюся в немного накаченное полностью нагое тело, руки и ноги статуи которые легко и непринуждённо покоятся на теле. Да, в скульптуре нет экспрессии, нет динамики, но есть те жизнь и нежность, в которые Дзюба и влюбился. Он не останавливается на одном изображении, незначительно меняя ракурс, он продолжает изображать юношу на своих полотнах. В какой-то момент, когда закатный свет из золотистого стал винно-красным, у Артём внезапно из уст непроизвольно вырывается "Какой же ты у меня красивый, Игорь". Он не сразу осознаёт, что у него сейчас случайно вырвалось. Но Игорь как нельзя подходило статуе. Нежная и хрупкая фигура которой сочеталась с выделяющимися под мрамором кожи, мраморными мышцами. Дзюба продолжает произносить это имя словно заклинание. Ему начинает казаться, что выражение лица скульптуры изменилось, после того как имя прозвучало вслух, ему кажется, что уголки губ немного приподнялись вверх, а глаза стали немного грустнее. И сейчас художник и вправду питался своей музой, своими эмоциями от близости своего объекта обожания- Игоря. Сейчас он пересел с пола в плетёное кресло , стоявшее прямо у окна, от багряного диска солнца осталась лишь маленькая дуга, не успевшая скрыться за городом, не успевшая упасть за горизонт и утонуть в море.       Море! Артём осеняет: море- вот чего не хватает, стихия будет идеальным фоном для идеального Игоря, куда лучшим, чем белые, как чистый холст, стены его мастерской. Он смотрит на множество портретов, набросков и даже на пару картин, на которых кожу цвета слоновой кости выделить среди сплошной белизны листа тяжело, несмотря на потрясающие навыки и гений Дзюба. Художник всегда хотел побывать у моря, но даже несмотря на влиятельность и достаточное количество средств, каждый раз, когда он собирался отправиться в путешествие "я, холст, кисть, природа", подворачивалась все новая и новая работа. Однажды Артём даже купил дом у самой кромки моря с верандой прямо над морем. И вот час этого домика настал, он решил, что эти картины будет видеть только он и его статуя, а значит, он на время прекратит творить для общественности и убежит подальше от общества вместе с Игорем.