Принципиальный обмен

1995 год.       Светловолосая девочка шести лет сидела позади водительского кресла, и Иван мог наблюдать за ней в зеркало. Она теребила волосы, заплетенные в тугую косу, и перекатывала во рту леденец. В машине приглушенно играла музыка, и дешевая магнитола с шумом крутила кассетную пленку.       - Мама уехала за тетей Олей? – спросила девочка и, утомленная долгим бездельем, сползла вниз.       - Да, - коротко ответил Иван.       - А ты сегодня не работаешь?       - Я в отпуске.       На самом деле, Иван был в отпуске уже неделю, но на работу не вышел впервые. Из-за приезда сестры. По телефону Ольга сказала, что у них с мужем выдалась уникальная возможность оставить детей на стариков и отдохнуть. С того дня, когда родители Гильберта вновь решили сойтись, минуло уже шесть лет, и их затянувшееся свадебное путешествие подошло к концу.       Со стороны школы раздался протяжный звонок, и Брагинский облегченно выдохнул. Распахнулись двери, и поток детей выплеснулся во двор. Часть тут же отделилась в сторону площадки с качелями.       - Твой брат вечно где-то копается, - проговорил Иван, всматриваясь в мельтешащие фигурки.       - Мишка говорит, что он тормоз.       - Хорошо, что тетя Оля прилетит без Мишки. И без других детей, надеюсь, - вторую фразу Иван пробормотал себе под нос.       - А почему без Мишки?       - Потому что с Мишкой запросятся остальные. А сколько у тети Оли детей?       Девочка принялась загибать пальцы.       - Мама сказала, что тетя Оля – инкубатор.       - Только тете Оле этого не говори.       На всякий случай, Иван попытался вспомнить племянников поименно, но сбился на близнецах.       - Анюта, - мужчина повернулся к заднему сидению. – Перечисли-ка своих родственников.       - Хм… - девочка деловито почесала подбородок. – Тетя Оля, дядя Гиля, Петя, Юля, Рамона, Луиза, Михаэль, Мартин, Маша, Эрика, Берта и Давид.        «Почему я постоянно пропускаю Мартина?» - задумался Иван, затем еще раз взглянул на часы и на площадку. Темноволосый подросток стоял около клумбы с астрами и, сильно щурясь, осматривал парковку. Когда взгляд его во второй раз скользнул мимо, Иван надавил на клаксон. На лице мальчишки выразилось величайшее удивление, и он побежал к нужной машине.       - Почему на «Ладе»? – спросил, плюхнувшись рядом с девочкой.       - Вторую машину забрала мама.       Иван повернул ключ, и они, наконец, выехали.       - Сдал семейное древо?       - Да, училка сказала, что я халтурщик.       - И тормоз, - добавила девочка.       - Папа, она обнаглела! - скосив взгляд на отца, мальчишка дернул сестру за ухо.        - Потому что я принцесска, а Костю подбросили, - по словам выговорила Аня и насупилась.       - Аня, успокойся, - Иван повысил голос.       - Мне так тетя Люба сказала. Костя, говорит, на папу с мамой не похож. Как будто подбросили.       - Успокойся, - повторил Иван тише и взглянул в зеркало. С годами старший сын походил на него все меньше. Он медленно рос, и черты его лица заострялись, становились тоньше.       В Горняково личный телефон стоял только в доме председателя. На него редко звонили по личным вопросам, но в новогодние праздники восемьдесят третьего он трещал по швам от звонков. Первый раз аппарат потревожили шестого числа, когда семья ужинала. Трубку взял отец. Он переговорил в свойственной ему сдержанной манере, односложно отвечая и не реагируя голосом. Мать спросила:       - По работе?       - Нет, - отец сел на свое место, отпил молока из граненого стакана, выдохнул. – К свадьбе готовиться надо.       Тогда Иван уставился на Ольгу, так как иного расклада он и не предполагал.       - Ты глазами-то не хлопай, - сказал отец. – Твоя девка понесла. Мать ее звонила, ревела как белуга.       - Наташа? – зачем-то уточнил Иван.       - Да хоть Акулина! Ты у меня на попятную не пойдешь.       Так и вышло. Иван не думал идти на попятную и даже решил, что все к лучшему. В ту зиму он толком не знал, что делать с собой, и свадьба прекрасно вписалась в отсутствующие планы. Праздник получился странным. Долго не могли договориться о месте, и в итоге невеста с трудом скрывала под платьем округлившийся живот. Вопрос об отцовстве не раз всплывал позднее (почти всегда в пылу ссоры), но ответа Иван так и не получил. Все разрешилось само, когда Костя подарил ему открытку на двадцать третье февраля. Брак с трудом держался на плаву уже семь лет, и открытка стала вполне подходящим ответом.       Итак, с годами старший сын все меньше походил на Ивана. И все больше стремился ему подражать.       Машина въехала во дворы около ряда новеньких девятиэтажных домов.       - Я на качели! – оповестила Аня.       - Домой, - Иван подцепил девочку за капюшон. – Сначала переоденься.       Наталья еще не вернулась из аэропорта, и в квартире, устроившись в кресле с вязанием, сидела мать Ивана. За последние пять лет она сильно сдала. Смерть супруга словно ударила ей по рукам, и светлый дом в селе, лишившись хозяина, начал медленно проседать и гнить. Любовь Брагинская жила в квартире сына чуть больше месяца, и на переезде настояла сама Наталья, уставшая мотаться каждое лето через половину страны. Услышав шум в прихожей, женщина медленно поднялась, отложила спицы и вышла в коридор.       - Ванюшка, - проговорила она скрипуче. Пять лет в пустом доме вывели из нее остатки былой грозности. Она давно не повышала голоса и не пыталась ничего перестроить на свой лад.       - Да, мамка, я, - ответил Иван, стаскивая с рук пальто. Женщина смотрела на сына подслеповатыми глазами, и для него не было проблемой угадать ее мысли. Когда она смотрела так, то всегда наполнялась гордостью и спокойствием.       - Костя, поставь чайник, - Иван поцеловал женщину в морщинистую щеку и прошел в дальнюю комнату, чтобы переодеться.       - Ванюшка, - тихо окликнула старушка.       - Да, - раздалось из спальни.       - Я сегодня нашла письмо, которое ты мне из Америки посылал.       - Я тебе писал из Америки?       - Когда еще в университете учился. Помнишь?       Иван ответил не сразу.       - Там фотокарточка, - продолжила женщина. – Все хотела в альбом вставить, да так и оставила в конверте.       Мужчина вышел из комнаты уже в халате.       - Какая фотокарточка?       - Погоди, - женщина сунула руку в карман джемпера и вынула маленькое фото, сделанное на полароид. Иван взял его в руки и долго всматривался в черный квадрат на оборотной стороне.       - Переверни, - искренне решив, что сын чего-то не понял, сказала мать.       - Что там, пап? – спросил Костя.       На столике в прихожей раздался трескучий звонок телефона, и все трое вздрогнули. Так и не перевернув снимок, Иван взял трубку.       - Слушаю, - сказал он неразборчиво и быстро. – Я же просил… Меня?.. Что за бред?.. Надеюсь, это не отнимает много времени.       - По работе? – спросила мать, и этот вопрос ей несомненно шел. Она умела задавать его тревожным и участливым голосом.       - Да, - отмахнулся Иван. – Только переоделся…       Наталья так и не вернулась, и Брагинский решил, что ждать ее не имеет смысла. Скорее всего, они с Ольгой просто поехали кататься по местам былой славы. Пришлось вновь завести побитое запасное авто, и, проклиная все на свете, отправиться в центр. На всякий случай, Иван оставил машину подальше от главного входа и прошелся пешком. По закону подлости, каждый встречный в холле и в коридорах счел своим долгом удивиться появлению Брагинского в заслуженный выходной день. Иван в ответ лишь вяло улыбался и шел дальше.       - Где эти твои китайцы? – спросил он у секретаря.       Молодая женщина едва заметно указала ручкой за спину Ивана. Брагинский обернулся. Около кабинета, попивая кофе из одноразового стаканчика, сидел мужчина азиатской наружности и неопределенного возраста. Выглядел он довольно ярко даже на фоне оранжевой стены. Увидев Ивана, мужчина широко улыбнулся, отставил стаканчик на подлокотник и встал с раскрытыми объятиями. Надеясь, что в данный момент не нарушается никакой древней традиции, Брагинский протянул руку.       - Ты меня не узнаешь? – обратился гость на английском.       - Как же! Пройдемте в кабинет, - Иван подтолкнул незнакомца к двери и тут же наклонился к секретарше. – Он представился как-нибудь?       - Да, - женщина в панике принялась перебирать блокнотные листы. – Яо Ван.       - Яо Ван? – переспросил Брагинский.       - Да… Что-то не так? Мне не нужно было вам звонить?       - Нет, все в порядке… Что ж за день такой сегодня… Только не говори, что вторник! Я знаю.       Когда Иван вошел в кабинет, Яо уже удобно разместился в кресле.       - Очень неожиданная встреча, - проговорил Брагинский, огибая стол. – Какими судьбами? Как ты меня нашел?       - Я журналист. Если понадобится, я найду кого угодно. А тебя позавчера показывали по телевизору в отеле. Это облегчает поиски, - Яо улыбнулся.       - Ты здесь по делу?       - Да, вроде того. У вас сейчас такое творится, что можно целый сериал отснять, и спецэффекты не понадобятся. Но, к сожалению, криминал – не мой профиль.       - И чем ты занимаешься?       - Ворошу грязное белье знаменитостей. Тошнотворная работентка, но платят. А ты, я вижу, занял тепленькое место в администрации?       - Даже горячее… Урываем, пока раздают бесплатно.       По привычке Иван сделал звонок и попросил принести кофе. Пока Яо размешивал сахар, Брагинский исподлобья разглядывал его. Все-таки Ван стал слишком экстравагантен относительно своего прошлого.       - Мы с Джесс вспоминали тебя недавно… - проговорил Яо.       - Вы с Джесс еще поддерживаете связь?       - Еще как! – гость многозначительно закатил глаза. – Ты ведь был для нас как чертов инопланетянин. Кто бы мог подумать, что теперь ты станешь таким представительным человеком!        «Кто бы мог подумать, что ты станешь чертовым инопланетянином?» - подумал Иван и отхлебнул глоток из чашки.       - Твои? – Яо ткнул пальцем в рамку с семейным фото. Ответ был очевиден, но Брагинский все же кивнул. Возможно, в мировосприятии обновленного Вана вполне нормально было фотографироваться с чужими детьми и женой.       - Мне постоянно приходят письма от каких-то женщин, пытающихся навязать отцовство, - Яо рассмеялся.       - Весело, наверное, - отозвался Иван.       - Ничуть. Некоторые настырные особы даже вызывают меня в суд. Черт возьми! Известность – тяжкая ноша. Взять хотя бы того же Артура. Хоть одна интрижка не раздувалась в прессе до космических масштабов?       - Керкленд? - А кто же еще? Или ты не слышал о его группе?        «Прошу тебя, скройся прочь из моего кабинета вместе со своими историями!» - взмолился Иван.       - Нет, не слышал.       - Я был у него в гостях в прошлом году. Он выкупил какую-то рухлядь в Ливерпуле и сделал там ремонт. Вышло ужасно, но ему все равно. Так! О чем я? Артур и шага ступить не может, чтобы не вляпаться в историю. Только утих скандал с наркотой, он закрутил романчик с моделью… Потом опять пошли слухи, что он скрывается с любовником во Флориде.       - Бонфуа жив? – почему-то от рассказов Яо в голову Ивану пришел именно этот вопрос. Франциск, запечатлевшийся в его памяти, был устал и равнодушен и как будто бы раньше срока превращался молодого старика.       - А что с ним сделается? Его время не берет. Он такие дела воротит, что наш рокер-наркоман нервно курит в сторонке. Бонфуа, вроде как, тоже теперь под вниманием. Все-таки с ним Артур был, когда карьера пошла в гору. Периодически сходятся. Моя коллега говорит, что вся эта свистопляска с романами – просто способ поддерживать огонь. И знаешь, что я скажу? Я скажу, что это вполне в их духе.        «Боже мой! Я просто спросил, жив ли он!» - Иван с надеждой посмотрел на дверь, потом на телефон. Спасения не предвиделось.       - Почему ты не спрашиваешь о нем? – расслабленный говор Яо резко стих. Мужчина отставил кофе в сторону и выпрямился.       - О ком? – Иван продолжал смотреть на телефон.       - О Фреде.       - Кстати, ты напомнил мне об одной вещи, - Брагинский поднялся с места и схватил со стола папку. – Это дело… Чуть не забыл, что сегодня в четыре должен быть…       Обычно Иван легко отделывался от нежелательных гостей, но в этот раз на ум не приходило ни одной достойной отговорки.       - У тебя сегодня выходной, нет никаких дел.       - Почему у меня не может быть дел в выходной?       -Потому что у тебя прилетает сестра, которую ты не видел год.       - Значит, ты случайно увидел меня по телевизору… - выдохнул Иван, усаживаясь обратно в кресло. Теперь он внимательно следил за лицом собеседника.       - Вполне случайно. Я не искал умышленно тебя по каналам. Значит, увидел случайно.       - Грязное белье знаменитостей, - протянул Иван.       - Чем ты не знаменитость? Тебя многие слушают, ты толкаешь на митингах пламенные речи и, чем черт ни шутит, являешься благим примером. Красотка-жена, очаровательные дети, относительно чистая карьера… Пока слишком молод, но метишь далеко.       - Зачем ты пришел?       Яо откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.       - Сам не знаю. Пришел, потому что ты был мне другом. Не волнуйся, меня не нанимали для поиска компромата, хотя про твою неприятную интрижку мне известно по непроверяемым слухам. Большие люди ищут на тебя компромат, и они добрались даже до меня. Но я умею пускать пыль в глаза. Взятки (а я про них знаю) сейчас мало кого тревожат, они везде. А эта история способна дать непредсказуемые последствия. Чепуха, конечно. Как это может всплыть? – Яо выждал паузу, наблюдая, как меняется выражение лица Ивана. Напряженность ушла быстро.       - Ну да ладно! – хлопнул Ван в ладоши. - Я заболтался. У меня и вправду есть важные дела. Может быть, заскочу перед отлетом.       Ван встал, расправил смявшиеся брюки и исполнил кривую имитацию поклона.       - Постой минуту, - попросил Иван, выходя из-за стола. Яо наклонил голову на бок. – Как он там?       - Он такой же придурок, каким был, - развел руками Ван. – Занимается охраной памятников, и мне кажется, что его скоро пристрелят. Третий год мешает постройке торгового центра.       Иван кивнул, и Яо закрыл за собой дверь. Вновь закипела голова. С одной стороны, Ван сильно отличался от себя привычного, и поэтому он вполне мог выкинуть какой-нибудь фокус. С другой стороны, Ван все еще был Ваном.       С опозданием, но телефон сработал. Звонили из дома и просили купить по дороге вина. ***       Полупустая бутылка стояла на вишневом капоте и ловила скользкими боками отблески красного заката. Солнце играло на розовых стволах берез, на затонированных окнах машины. Бросив пальто поверх травы, Иван упал на спину и подложил под голову руки. Все небо пылало. Мужчина ждал прихода ночи. Странным образом полароидный снимок оказался в кармане пиджака и выпал тогда, когда Иван доставал ключи. Прокружился в воздухе, как сорванный ветром лист, и упал картинкой вверх.       Иван долго смотрел себе в глаза и силился понять, в чем именно разница. За тринадцать лет мир встал с ног на уши. Или наоборот? Сбитый Боинг – новые лозунги и рождение Империи Тьмы. Затем перестройка – опять новые лозунги и крах Империи Тьмы. Большая игра перемолола в прах железобетонные идеалы. Началась новая эра, и вчерашние дети взялись собирать по крупицам то, что оставили отцы. Тринадцать лет бесконечного шума и борьбы. То был целый мир, и в мире этом жил человек. И с высокой башни плевал этот человек на глобализацию и модернизацию, покуда они, держась за руки, не приходили на порог его дома.       Один снимок остался от неповторимой осени восемьдесят второго года. Глупая молодость, которой многое дозволено и простительно, расцвела во всех красках посреди холода и дождей. Она была горькой, счастливой, слишком рассудительной, полной сдержанности, смешанной с безумством. Осень, которую нельзя выпускать за пределы памяти.       Иван держал снимок над собой, и тревожное предчувствие расползалась с кровью по его телу. Он привык называть волнения сердца аритмией, темные пятна перед глазами – проблемами с давлением. И если бы этот заржавевший разум оказался на минуту в том молодом парне, то, верно, решил бы, что близится смерть. Так сильно бросало из холода в жар, от сладкой боли тряслись руки, и нарушался пульс. А потом был странный конец без точки.       На западе догорел последний красный луч, и теперь над Иваном простиралось холодное иссиня-черное небо, усыпанное звездами северного полушария. Мигая огоньками, плыл спутник, шумели деревья. В кармане пальто подал сигнал пейджер. Иван знал, что пришло сообщение от Натальи, и пора ехать домой, потому что правильная жизнь именно там, и сейчас он не более свободен, чем когда-то. Он достал из брюк зажигалку, ровное пламя зацепилось за угол фото.       Потому что в фотографиях не имелось нужды, покуда над головой возвышалось звездное небо. Оно было крышей для тех, кто не мог обрести покоя без воли, и вечным домом памяти для нашедших в неволе покой. P. S. Не верится, что эта история подошла к концу. Спасибо всем, кто был с автором. Спасибо всем, кто просто прочел. Возможно, конец покажется спорным, но по-другому мне не виделось. В процессе написания многие задумки изменились, отпали мелкие детали сюжета, иное развитие получили отдельные линии. В итоге все вышло так, как вышло. Повторюсь – Публичные Беты, вы прекрасны! Серьезно. Только с вашей помощью этот текстовой массив избавился от кучи глупых очепяток и откровенных свидетельств авторской малограмотности. К сожалению, не удалось найти стойкую бету, готовую идти войной на большую работу, но всем миром вы все-таки смогли подправить этот текст. Данное послесловие должно быть похоже на речь, которую толкают при получении Оскара, завершение истории – это большое событие для меня, ведь с ее начала прошло больше года. Поэтому спасибо всем еще раз! Без теплых отзывов, пинков и поддержки мне не удалось бы довести дело до конца. Теперь можно откланяться и получить свою порцию помидоров. Или чего вздумается. ^__^