***
Потом же начался полный, что ни на есть, ад, череда грусти и разочарований в себе. Если ему казались тяжёлыми времена трейни или же тренировки целыми днями напролёт, то эту моральную усталость и не описать. Минсок стал очень раздражительным: обычно он мог спокойно попросить ребят что-то сделать, но теперь это делается на нервах и совсем не дружелюбно. «Неужели так трудно убрать за собой?!» Ребята искренне не понимали, куда делся их добрый, милый хён, кто его украл и когда его успели подменить? Но никто не решался спросить или поговорить с ним, списывая на забитый график или же боясь разозлить его ещё больше. А сам Сюмин не спал ночами, всё думая как это могло случиться? и утомлялся с каждым подъёмом всё больше и больше. Этими ночами, — помимо вопроса выше, — он размышлял о том, что ему делать. Молчать не получится — слишком не хочется лицемерить, да и у него это плохо получается, а что, если он скажет как есть? Если вдруг парень хоть чуть-чуть приближался к тому, чтобы принять себя, так сразу набегали мысли о том, что скажут другие? Что скажут его самые дорогие люди: exo и родители? Без них он жить не сможет, но с ними уже невозможно. Минсок в тупике. И как-то для него стало привычным: ходить в первую попавшуюся аптеку (по настроению выбирая аптеки, которого, кстати, нет) за антидепрессантами, которые, хрен его знает, помогают, или нет, но хлыстал танцор их прилично, ещё и украдкой. Но то, что адреналин из-за постоянного скрывания этих таблеток повышается и заставляет забыться — это да. И расслабляет, вроде как: ходишь такой, как на вате, а не на ножках, которые знатно похудели от всего этого. Да и не только ножки. Но из-за мягкого ощущения и вечного клонения в сон (не спать ночами, ещё и антидепрессанты пить), его резкость в танце не утерялась, хоть и сохранять её было трудно. Мало было проблем, как старший ещё и в хореографии с вокалом стал ошибаться. Срывался голос, не мог сосредоточиться, забывал текст, когда начинаются его партии и спотыкался в танце от переутомления. И в очередной раз, когда Минсок ошибся, первым не выдержал Чонин: — Да что с тобой такое?! — спросил он возмущённо, но без злости или упрёка, но со стороны именно с ними и прозвучало, он ведь тоже устал и не может контроливать свои эмоции. А тот просто поднялся с пола, немного ушиб коленку и молча вышел с зала. Даже не было сил огрызаться с Каем, не то что объясниться. — Ну и что ты наделал, Чонин? — возмутился Сехун, так как понимал, что может у хёна наступили тяжёлые времена и не стоит так себя вести с ним. Чонин же почувствовав, что действительно грубо спросил Минсока, который никогда прежде даже не повышал голос на мемберов, до наступления «плохих врёмен», уже поторопился пойти за ним, как его остановил Бэкхён, который точно понимал, что проблема намного глубже и Минсока разговорить сможет только он. Держа Кая за плечо, Бэкхён заглянул ему в глаза. — Я пойду поговорю с ним, — выглядел удивительно-непривычно серьёзно и обеспокоенно, заставляя других беспокоиться тоже. Этим же серьёзным взглядом он зыркнул на Чондэ, который стоял и ничего не понимал, а после этого Бён покинул зал практики.***
Этим временем Минсок сел на своей кровати, положив локти на колени и облокотившись на руки корил себя за то, что так плохо себя показывает на практике, но он не виноват — виноват человек с кошачьей улыбкой, который вовсе и не подозревает о своей виновности. Хотя нет, Минсок виноват в том, что полюбил этого человека и сейчас расплачивается за это, а если быть точнее — огребает. Парень даже не злился на Чонина из-за его слов, настолько он принял свою вину. И всё бы ничего, да тихие стуки в дверь очень удивили его, заставив немного дёрнуться, а после скромное, родное Бэкхёновское: — Я могу войти? — сначала он не решился постучать, несколько секунд держа кулак в паре сантиметров от двери, но вскоре переборол это, чтобы узнать, а точнее удостовериться в проблеме хёна. «Бэкхён научился стучать? Что это с ним и зачем он пришёл?» — единственное, что успело прокрутиться в голове Сюмина. — Заходи, — убитым, и, к сожалению, уже привычным голосом ответил старший, поднимая голову на дверь. Бэкхён зашёл, плотно закрывая за собой дверь, стараясь ею не скрипеть дабы не нарушить тишину. Тихий Бэкхён, забавно. Сел рядом с парнем и честно не знал, как начать разговор: в голове было столько волнения, что даже такому говорливому Бёну было трудно что-то составить цельное из слов. — Спрашивай, не томи, — первый не выдержал брюнет, уже думая над тем, что он спросит, как, что ответить и как отмазаться, но следующее загнало его в тупик, заставляя все мысли выветриться из умной головы. — Хён, ты уже долгое время ходишь такой убитый, может… расскажешь в чём дело? — в лоб свой вопрос шатен решил не задавать пока что, только если сам не сознается. — Просто стресс, мы же— — А теперь правду, — строго перебил Бэкхён. Минсок тяжело, даже как-то слишком тяжело для объёма своих лёгких выдохнул, уже по этому вздохну можно было многое понять. — Хочешь правды, да? — его голос звучал ещё более обречённо. — Бэкхён, я знаю, что перестанешь со мной общаться после этого и… Да, я чёртов гей. И о да, Бэкки оказался прав — это единственное, о чём он подумал после вышесказанных брюнетом слов. — И что? — как-то невозмутимо отреагировал парень, показывая, что не считает это чём-то необычным и уж тем более плохим. А до мозга Минсока долго доходили слова младшего. — Ты…- до сих пор не веря в это. — Не имеешь ничего против? — и устало заглядывает в глаза сидящему рядом. — Единственное, против чего я что-то имею — это, — Ким напрягся. — Твоё паршивое состояние, хён, — после чего положил руку ему на колено и стал гладить её, призывая доверится. — Если ты так страдаешь и наконец-то понял свою принадлежность в ориентации… в кого? — Бэкхён незаинтересованно, но также спорно посмотрел на парня. Он ведь итак всё понял. — Что? — растерянно бросил тот. Бэкхён выдержал маленькую паузу перед вынесением вердикта. — Это Чондэ, да? — хитренько и по-дружески улыбается. Хотя этот вердикт он уже вынес кажется, до дебюта, а хорошо зная Бёна, может даже до их знакомства вовсе. Минсок моментально поник, опустил голову, погрузился в свои мысли удивительно быстро и с головой — будто нырнул в воду, может даже бомбочкой. — Значит да, — поджал губы и подтверждающе сам себе угукнул, скрещивая руки на груди. — Это ошибка, я не должен был, — совершенно безжизненно выдохнул Сюмин. — Минсок… — обнял согруппника одной рукой за плечи и положил голову на них же. — Я не могу видеть тебя таким, но и сказать ничего не могу, чтобы тебе стало спокойнее. Это чертовски ужасное чувство, когда хочешь помочь другу, который всегда тебя выслушивал и направлял, а сам ему сказать ничего не можешь, — потом он резко заулыбался. — Хотя знаешь… есть у Дэ некая пидороватость и любовь к тебе, я много чего замечаю, поэтому не будь так катигоричен и- — Бэкхён, — вроде улыбнулся, но глаза всё ещё пусты. — Всё нормально, мне не нужна помощь, — безцеремонно встал с кровати, даже не думая о том, что Бэкхён чуть не свалился, но успел подставить руку. — Просто я попал в плохую ситуацию, — также улыбался, повернув ручку и приоткрыв дверь. Напоследок глянув на младшего вышел, закрывая дверь и оставляя того в замешательстве. Это прозвучало так безвыходно, что у Бэкхёна в который раз сжимается сердце. — Я должен помочь ему справиться с этим, иначе какой я друг, — поджал губы парень и встал с кровати, выходя из комнаты следом.***
Нет, он не пошёл за Минсоком, потому что понимал, что ему пока что не нужен избыток внимания. Старшему нужел привыкнуть к тому, что Бён знает, а второй в то же время будет также с ним общаться, как и до этого. Может тогда Ким поймёт, что ничего страшного в этом нет. — Ну что? — нетерпеливо начал Сехун. — Ему просто нужен отдых, скорее всего, у него просто творческий кризис. Главное, не винить его в этом, у каждого такое случается, — конечно он тонко, как трескающийся под тяжелым телом лёд, намекнул на Чонина, и тот это понял, виновато опустив голову. Конечно Бэкхён поможет ему скрывать этот секрет, до той поры, когда Минсок не будет уверен в том, что пора его раскрыть. Всё-таки танцор знает толк в людях, которым стоит довериться.