Женевьева

Я знаю тайну одиночества Его загадку и пророчество И сон, который должен кончиться Красиво... (с) Л. Успенская Возложив руку на сгиб локтя Абрахама, Джеа воображала себя светской дамой, его времени. Они неспешно прогуливались вверх по Пятой авеню, в направлении входа в Метрополитен-музей, мимо уличных художников, музыкантов и лотков с едой и напитками. Ночью в Сонной лощине тоже кипела жизнь, в пример, расположившемуся неподалёку Большому яблоку. У одной палатки со сладкой ватой журналистка всё же притормозила, купив пакет сладостей на предпоследние деньги. — Вот видишь, — девушка улыбнулась кавалеристу, который сейчас, в этой шумной толпе, притворялся обычным человеком, — всё не так уж и плохо. Без дробовика за спиной и топора в руках, ты вполне вписываешься в колорит вечернего Тарритауна. Тебе нужно чаще проветриваться. Изображения безголового всадника тут повсюду. Обрати внимание. Хреново, что местные наживаются на легенде, но даже не делают тебе на счёт отчисления. — Да… уж — гессенец огляделся по сторонам, пригладив свободной рукой собранные в хвост светлые волосы, — рядом с тобой здесь не так уж и отвратительно. Всё бы отдал за то, чтобы свалить отсюда подальше. — Почему? Тебе не нравится современное общество? — ухмыльнулась брюнетка, отщипнув от сладкой ваты кусок. — Или ситуация? Ты явно нервничаешь. Напряжение чувствуется. — И то и другое — мужчина поджал тонкие губы. — Всё это немного выбивает из колеи. А место… Когда ты привязан к нему невидимыми путами, к своему смертному одру, то в первую очередь душит однообразие. — Понимаю… — Уилсон протянула Ван Бранту сладость. — Ты должен это попробовать. Ты ведь ешь что-нибудь? — Я не слишком нуждаюсь в пище. Я не человек — пожал плечами Абрахам, но угощение всё же отправил в рот. — В отличие от тебя. Хм… Не думал, что подобный «пух» современные люди превращают в пищу. Я приятно удивлён. — Я догадывалась — Джеа заглянула в голубые глаза своего спутника и снова улыбнулась. — Постарайся расслабиться и хоть на миг забыть о Свидетелях, Дрейфуссе и охотниках. Пожалуйста. Давай просто насладимся этим вечером и друг другом? — Мне сложно сосредоточиться. Чувствую себя диким зверем в западне, которого травят собаками. Проблемы всё одно никуда не деваются, а только множатся в геометрической прогрессии. Джеа… — Ван Брант погладил девушку по руке, настолько нежно, насколько смог. Его шершавые огрубевшие пальцы немного поцарапали кисть журналистки. Однако прикосновение было больше приятным, нежели нет. — Привычка быть всё время настороже. Ты уж прости меня. Не люблю это гадкое ощущение. Оно как чутьё… Однажды со мной случалось подобное. Закончилось так себе. — Понимаю. Порой жизнь, ну или смерть, расставляет приоритеты за нас. И оставляет нам в подарок страхи. Ты прошёл через многое и всё выдержал. Быть может… — брюнетка помедлила, прежде чем придвинуться вплотную к своему высокому избраннику, обняв его за талию, — это отвлечёт тебя от мрачных мыслей? — привстав на цыпочки, Женевьева поцеловала Абрахама. А он, в начале смутившись, что всё происходит на виду у праздно шатающихся, вскоре смирился с её неизбежной лаской и тепло ответил девушке, сминая её сладкие губы своими. Легко, без прежней жадности или вызова. Тепло – это именно то, что он сейчас чувствовал в груди, по отношению в Уилсон, столь бесцеремонно ворвавшейся в его жизнь, вместе с Крейном и лейтенантом Миллс. И, чёрт бы побрал этот гнилой мир, вместе с надвигающимся апокалипсисом! Всадник хотел верить ей. Чтобы там не бормотал хитрый демон, скрепляя нерушимой печатью их договор. Абрахам чувствовал, что их эмоции взаимные. Возможно, мисс Уилсон не лукавит, что любит его, хоть отчаянно и не произносит это вслух. Конечно, если возможно полюбить жуткое безголовое пугало, наломавшее столько дров при жизни и после оной. Он ведь не обманывается? Подобное даже Катарине не удавалось сыграть. Хотя по части притворства ведьма была вне конкуренции. — Вот так уже лучше — промурлыкала Уилсон, открывая глаза. Желтые фонари над ними, освещали улочку, и никто из прохожих не обращал внимания на милующуюся парочку. — Определённо — вдохнул Ван Брант, наконец, улыбнувшись в ответ приятельнице. — Ты оказываешь на меня благоприятное действие. Как арфа на Цербера. — Нет, нет, нет! Даже не вздумай захрапеть, когда мы вернёмся в гостиницу! У меня на тебя есть планы. — Я вызвался добровольцем и пообещал полковнику Донопу, что уничтожу мост. — Заявил Икабод Крейн, на одном из собраний штаба. Шатёр генерала Лоссберга продувался всеми ветрами поздней осени, заставляя многих офицеров, присутствующих здесь, стучать зубами. За исключением кавалеристов Ролла. Они стояли с идеальной выправкой, привитой им муштрой «Каролинума». В числе этих немцев был и Абрахам, усмехнувшийся на горячное заявление товарища. — Никогда прежде я не вызывался добровольцем, — продолжал пояснения Икабод, — но в данном случае мною двигали две первопричины: во первых, я увидел, что у противника была конница и пушки, которые могли серьёзно угрожать нашему арьергарду, а во-вторых, я был обеспокоен судьбой всей нашей армии. Теперь это дело чести, господа. — Наш арьергард готов прикрыть вашу диверсию — заверил лейтенанта капитан Данасс. — Лёгкая пехота пойдёт в наступление, а кавалерия закроет фланг. Ван Брант, вы поняли? — Да, сэр. — Кивнул наёмник, скрестив руки на груди. На деле всё оказалось печальнее. Вашингтон разгадал манёвр и первым устроил нападение. Паника среди солдат была столь сильной, что в итоге, вместе с Крейном их осталось всего четверо. Капитан Данасс услышал сигнал диверсантов, когда те уже не ждали помощи. Он присоединился к ним, так же поступили капитаны Анстратер и Деннис, и вместе с ними — рядовой из 43-го полка и два рядовых из 42-го полка. Того самого, к которому был прикомандирован Икабод. — Быстрее, быстрее! — шипел сквозь зубы Крейн, перетаскивая тяжёлые ящики с порохом. Гремели ружейные выстрелы колонистов и пули свистели над его патлатой головой. — Мы сильно подставляемся. — Не сильнее, чем до этого — с лёгкой улыбкой парировал Деннис, стреляя в ответ в противника. — Где же эти немецкие ублюдки? Где кавалерия? Они обещали прикрыть наши задницы! — Очень надеюсь, — облизал пересохшие губы Икабод, испытав приступ тревоги за приятеля, — что их не убили, как пытаются нас. Тогда уходите. Я подожгу порох. — Не надо Крейн! Вон, вон они! — Анстрате, обнаживший шпагу, первым заметил, как гессенцы летят из-за небольшой возвышенности, покинув свою позицию. Высоко подняв топор, Абрахам, в числе соотечественников, летел на своём вороном коне, диверсантам на выручку. Завязавшийся между немцами и американцами бой, был кровопролитным, но коротким. Люди Вашингтона не ожидали нападения с тыла. Они полегли все как один, за свою свободу с честью и достоинством. — Почему ты не побежал с моста, вместе с остальными, Икабод? — после спросил друга Ван Брант. Немец хмурился и не понимал неоправданного риска Крейна. — Решил погеройствовать? — Нет, Брэм. Но бросить нашу миссию и сбежать, мне не позволила бы гордость. Если ты настаиваешь. Не только тебе нестись в битву очертя голову. — Безумный англичанин — фыркнул гессенец, криво улыбнувшись и хлопнув друга по плечу. Следуя сигналу маячка Эбби и Икабод, буквально вылетели на угол Пятой авеню и севера Бродвея, почти сразу завидев Женевьеву в сопровождении Всадника. Они, двигались по тротуару, вдоль дороги. Журналистка о чём-то трещала без умолку, показывая Ван Бранту рукой в сторону Старой голландской церкви, расположенной на противоположной стороне улицы, а он качал головой ей в ответ и посмеивался. Улыбался, так, как когда-то Крейну, когда они спорили, будучи приятелями. — Пойдём, Крейн — растормошила товарища Эбигейл. — Уместно ли? — первый Свидетель на миг смутился, не желая нарушать идиллию. — Мисс, вы только посмотрите на них! У меня ощущение, что Абрахам меняется рядом с этой женщиной. Становится человечнее. — Не забывайся Икабод — лейтенант Миллс заглянула прямо в глаза помощнику, — Всадник – орудие зла. А у зла очень много масок. Если он сейчас ведёт себя как паинька, то это временно. Вспомни, сколько он убил человек. И убьёт ещё, в том числе и Джеа, если мы не остановим это чудовище. Он спалил своё убежище. — Напомнила полицейская. — Ты хотел с ним поговорить, так поговори, пока он снова не носится по городу, размахивая топором, по приказу Дрейфусса. Как знать… раз вы оба ещё чувствуете обиду друг на друга, быть может, достучаться до вестника смерти у тебя получится? Вдруг, он тебя послушает? Я не говорю о том, что вы помиритесь, будто ничего и не было. Нет. Это будет очень тяжело. — Я знаю — коротко бросил Крейн, чувствуя себя максимально неуютно, но, всё же, вздохнув, направился через дорогу к бывшему другу и Уилсон, держащей гессенца за руку. — Я с тобой — шагая рядом, поддержала напарника Эбигейл. — Что бы ни случилось. Как всегда. Маленькая ладошка Джеа, в его руке, была такая хрупкая. Они болтали и смеялись, и Абрахаму чудилось, что он простой человек. Смертный, как и окружающие. Немец ощущал это глотком прохладной воды, посреди палящего зноя, впервые за много лет, с тех пор, как ему отрубили голову. Поэтому он растерял бдительность, не заметив, как Икабод Крейн выступил из полумрака узкой улочки, пересекающей Бродвей, на пути. В начале Крейн, а после и его приятельница. Эта Миллс, будто шило в заднице. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — Злость мгновенно взвилась во Всаднике, как адское пламя. Он смерил врага предупреждающим взглядом – «не подходи, сукин сын!», жалея, что дробовик остался в багажнике. Снести головы Свидетелям и проблем поубавится. Женевьеву немец рефлекторно толкнул себе за спину. — Нам надо поговорить, Абрахам — поднял руки вверх Икабод, демонстрируя вестнику смерти, что безоружен. — Только один разговор, пожалуйста. — Нам не о чем разговаривать — выплюнул Ван Брант с презрением. Готовясь в любой момент превратиться в безголового. — Постой… Может быть, хотя бы выслушаешь? — Журналистка стиснула ладонь возлюбленного, стремясь удержать его. — Не хочется — упрямо огрызнулся Всадник. — Этот убийца и предатель заслуживает лишь возмездия! — Нет, Ван Брант, ты выслушаешь — влезла в перепалку Миллс с присущей ей прямолинейностью. — Вам давно пора объясниться, мальчики. В позу встать вы оба ещё успеете. На препирательства и взаимные оскорбления сейчас нет времени. Через пять минут здесь будет весь департамент шерифа Тарритауна.