Мой братик слишком любит меня

***

Ветер приятно развевает волосы, запутывая в них опадающие листья и лепестки, которые потом придётся кропотливо вычёсывать, но это всё равно стоит того. Того, ради чего Чонгук бегает каждый день. Того чувства свободы. Той окрылённой свободы, помогающей двигаться вперёд, открывая десятки новых дыханий, мотивируя становится лучше для себя и других. И эта усталость, и холодок по влажной коже от ветра, и запутанные волосы, что так и лезут в лицо, не мешают наслаждаться этим безумным порывом под звуки виолончели в наушниках. Странно, но именно она передаёт своим звучанием тонкие эмоции, испытываемые во время пробежки. Воздуха в лёгких становится критически мало и приходится остановиться, чтобы отдышаться, заодно зайти в магазин за кофе и мармеладными динозавриками, без которых не обходится ни один завтрак Тэхёна. Квартира встречает Чонгука запахом чего-то жаренного, что очень удивительно для этого помещения, в котором что-то готовится в крайних случаях. Совсем крайних случаях. А «совсем крайним случаем» оказывается Тэ, пытающийся отодрать оладьи от сковороды, на удивление, пригоревшие совсем немного. Брюнет, с глубочайшим шоком в глазах и отвисшей челюстью, подходит к Киму, не замечающему брата до сих пор, продолжающему пялиться на свои кулинарные творения. — Боже, что с тобой случилось? Я сильно тебе в голову попал вчера? Чонгук укладывает ладонь на лоб русоволосого, проверяя наличие температуры, с неприкрытым беспокойством в глазах. Его уже не волнует прилипшая к потному телу футболка, не колышит то, что упаковка динозавриков сейчас превратится в мармеладную кашу в плотно сжатой ладони, ему очень страшно за самочувствие Тэхёна, который за пушечный выстрел не подходил к плите, а тем более что-то готовил на ней. Ким несколько секунд не понимает волнения, а потом смеётся громко, ещё больше пугая брата-параноика, ведь тому сейчас явно не до шуток, а палец темноволосого уже на высоком старте перед набором скорой, номер которой неожиданно точно всплыл в голове. — Расслабься, братик. Я просто решил приготовить нам сегодня завтрак. Чонгук кидает пачку кофе и сладости на кухонный гарнитур, падая на диванчик рядом, зарываясь пальцами в тёмные волосы, уже ощущая там тонну лепестков, но сейчас совсем не до этого. Тэхён замирает с тарелкой в руках, но потом вздрагивает от того, что брюнет неожиданно подскакивает, вновь подходя к нему, чем пугает ещё больше, ведь в его взгляде — необъяснимый гнев и щепотка возбуждения, видимо, померещившаяся сейчас. — «Расслабься, братик»?! Ты шутишь?! Совсем придурок или да?! Русоволосого резко толкают к обеденному столу, прижимая крепко, что не сбежать, а тот не понимает вовсе, что происходит и чем смог вызвать такое эмоциональное потрясение брата. Тарелка, зажатая между телами, держится из последних сил и не падает, но пачкает маслом и больно впивается в кожу острыми керамическими углами. — Чтоб больше, чем на два метра к плите не подходил, понял? Или совсем бессмертный? Теперь в чонгуковых глазах лишь безграничное волнение и немного раздражения от беспечности Тэхёна, видимо, совсем не помнящего своего детства. Оладьи всё-таки выпадают из тарелки, растекаясь жирным пятном по одежде, а русоволосый всё также стоит, ничего не понимая. Чонгук, на удивление, понимающе вздыхает и отстраняется от Тэ, снимая с них липкие кучки и складывая в многострадальную посуду. Киму остаётся только покорно кивнуть в пустоту и сесть на краешек стола, пытаясь что-то сообразить. — Тебе было шесть лет, — Чон вдохнул и выдохнул глубоко, — Мы с тобой сидели на кухне и ждали твоих родителей с работы. Русоволосый сощурил по-своему глазки, продолжая мыслительные процессы, но, видимо, безуспешно, раз смотрит с таким искренним непониманием. — Тогда я не уследил за тобой и ты сильно обжёгся, зажигая спичку. На твоей ладошке был огромный красный ожог и пришлось ехать в больницу, чтобы обработать его… Брюнет голову опустил, вспоминая, как стыдно было перед родителями, когда они его ругали за невнимательность и как было больно за маленького Тэ с перебинтованной ладошкой. — Чонгук~и, ты серьёзно? — смешок, который не удалось сдержать, — Ты правда думаешь, что я до сих пор не умею обращаться с огнём? Я просто готовить не люблю. Тэхён вновь смеётся с глупенького братика, который, видимо, совсем наивный, раз думал, что Тэ, в свои-то двадцать с небольшим хвостиком не пользуется достижениями доисторических людей. Русоволосый подходит к остаткам своих творений, презрительно оглядывая и прокручивая тарелку пару раз, рассматривая лучше. — Будешь пробовать? — Нет, я ж на диете, — неизменно, что тоже смешит Кима. — Так-то мне тоже нужно. Чонгук отмирает будто, поворачиваясь к Тэхёну и вопросительно смотря на него и тот, довольно чавкая, усмехается с милой мордашки Чона. — Менеджер сказал мне, что я, цитирую, «отожрал себе бока своими вишнёвыми тортами» и то, что мне нужно похудеть к фотосессиям в этностиле, где нужно будет торс оголять для правдивости картинки. Тэхён похлопал по плоскому животику, плоскость которого ни капли не изменилась, но придраться его менеджеру и фотографам всегда было к чему. — Так что нужно завязывать с твоими «доставками быстрых завтраков, обедов и ужинов», где из-за твоей диеты мне нужно доедать всё самое каллорийное. — Ты именно из-за диеты решил приготовить жирные оладьи? — Заткнись. Мне хотелось есть и ты не имеешь права меня осуждать, бесчувственная гора мышц. Чонгук рассмеялся с недовольного лица брата, который изо всех сил пытается не выдать банальную зависть, замаскированную под «братское беспокойство за здоровье и ничего больше». — Помочь тебе прокачать? Русоволосый перестаёт жевать и поворачивает голову, недоумевающим взглядом прожигая Чона, на что тот закатывает глаза. — Покажу, как массу набирать, как пресс качать правильно, как приседать, чтобы не впустую… Договорить Чонгуку не дал сорвавшийся с места Тэ, держащий курс на свою комнату, судя по звукам, а через несколько минут они, уже переодетые в спортивную форму, разминались в комнате-спортзале. Тэ упорно старался тянуть больше, чем может его тело, даже через неприятные ощущения и сморщивал носик забавно, когда у него что-то не выходило. Но у него настолько прекрасно выходил мостик, что у Чонгука чуть слюнки не потекли, пока он рассматривал гладкий животик русоволосого, выглядывающий из-под футболки — такая потрясающая гибкость, что он почти касался руками щиколоток в стойке. Интересно, а он в постели такой же гибкий? — Что ты только что сказал, Чонгук~и? Упс...