***
Гарри девять, и сейчас зима. Уже через несколько часов новый год, а он на улице. Расчищает выпавший снег. Целый день Гарри не был дома, ведь снег идёт и стоит ему закончить с участком, как можно опять начинать сначала. Щёк он уже не чувствует, как впрочем и ног, и рук в промокших варежках. Гарри холодно, но есть и плюсы: от холода он не чувствует уже ничего, и если его будут бить, то хотя бы будет не так больно. Мальчик оглядывается вокруг, закончив работу и понимает, что ещё минут десять и можно начинать снова, а значит идти домой опять нет смысла. Гарри садится на порожек у входа в дом, снимает мокрые варежки, грея руки дыханием. Голод гложет его изнутри, но Гарри привык. Вокруг красиво, снег слегка замедлил падение, а значит можно посидеть и пять маленьких минуточек посмотреть на его красоту, на мигающие гирлянды и на весёлых соседских детишек, что помладше Гарри года на три. Он улыбается, наблюдая за вознёй двух девчонок в снегу. Они делают снеговика. Вдруг та, что помладше, теряет равновесие и падает на спинку. Весёлый смех сменяется плачем. Девочка постарше замечает это и тут же падает рядом, начиная делать снежного ангела и смотря прямо на младшую, ясно улыбаясь. Та повторяет ее действия и начинает снова смеяться. К ним подбегают родители, поднимают со снега и начинают отряхивать, смеются вместе с ними, уводя в дом. Смех стихает, а за спиной Гарри слышится скрип двери и гулкие шаги разгневанного дяди Вернона. Мальчик не успевает даже обернуться: его хватают за шиворот, больно мазнув руками по шее, и откидывают в снег, туда, где лежит лопата. Вернон хватает мальчика за голову и тыкает носом во вновь выпавший слой снега, больно прикладывая щекой к промёрзшей твердой земле. — Никчёмный мальчишка, тебе было сказано убирать снег, а ты пялишься не пойми на что! — разгневанно кричит Дурсль старший, тыкая мальчика лицом в снег, — если в Новый Год участок не будет чистым, я тебя на все праздники такой грандиозный пост устрою, что от голодовки не отличишь! Вернон уходит, а Гарри вновь берётся за лопату. «И впрямь - совсем не больно. Только холодно", думает мальчик и продолжает убирать снег. «Ну ничего, ещё пару раз расчистить снег - и наступит новый год. А там можно будет и уснуть в теплой постели».***
Гарри десять, он готовит яичницу для Дурслей, сам изнывая от голода, но радуясь, что сегодня ему все же дадут поесть. Вчера у них были гости и не все блюда были съедены, а значит остатки достанутся Гарри. Благо вчера их было немало, наберётся на три полноценных приема пищи и ещё на пару завтраков. Гарри улыбается своим мыслям и, замечтавшись о вкусной еде, обжигает пальцы о горячую сковороду, тут же отдергивает пальцы и тычет их под холодную воду. Тем временем на кухню входит семейка Дурслей, и Гарри, не до конца остудив палец, начинает раскладывать еду по тарелкам. Дядя Вернон обсуждает предстоящий день с тётей Петуньей, Дадли болтает ногами и вставляет свою лепту слишком уж писклявым голосом. Всё как обычно. Гарри обходит кругом стол, расставляя тарелки: сначала перед Верноном, потом перед Дадли и наконец перед Петуньей. Но стоит Гарри развернуться в сторону своего подвала, где его ждут остатки вчерашнего ужина, как та хватает мальчика за руку, сжимая больной палец. — А как же соль? — с возмущением произносит Петунья не обращая внимания на шипение мальчика. Гарри вырывается из болезненной хватки и лишь чуть громче обычного, с почти спокойным лицом ставит солонку. Очередное прикосновение. И снова боль. А ведь тётя даже не пыталась сделать больно на этот раз.***
Гарри сегодня одиннадцать, и он точно знает, что прикосновения — это больно. Его не касается никто, кроме Дурслей, ведь мальчик всеми способами избегает даже случайных прикосновений одноклассников, но он точно уверен, что любые касания — даже непреднамеренные — всегда приносят боль. Сейчас раннее утро. Тётя Петунья спит рядом с почти обезумевшим дядей Верноном. Дадли тоже спит. Гарри знает, что проснутся все не скоро, а значит с завтраком можно повременить ещё немного. Он рисует торт, ведь сегодня его день рождения, а потом «задувает свечи». Зависть к Младшему Дурслю, получающему настоящие торты каждый год, уже не гложет как раньше, но ворочается где-то под лопатками неприятными червями. За окном сверкнула очередная молния и Гарри показалось, что за дверью мелькнул силуэт кого-то огромного. Стало страшно. Гарри не боялся грома. Он даже не боялся чего-то огромного, нет. Он боялся огромного человека, появляющегося из грома. Сверкнула ещё одна молния и дверь затряслась под чьими-то ударами, а затем вылетела с петель прямо в дом. Гарри страшно. Очень. Его трясёт. Он прячется в углубление в стене, надеясь, что пронесёт. Огромное существо что-то говорит проснувшимся Дурслям, а потом говорит о Гарри. Он, оказывается, мало того, что подрос, так ещё и располнел. Гарри становится смешно: он не ел уже два дня и это далеко не первая голодовка, в классе он самый худой, щуплый и низкий, а огромные обноски Дадли, в которые его одевают, делают мальчика ещё меньше. А тут приходит какой-то великан, говорит что знает его и при этом сам путает его с кузеном. Обида заставляет выскочить из укрытия и показаться перед великаном во всей своей худобе, а великан улыбается ему так добродушно, что вся злость сходит на нет. Гарри впервые в жизни получает торт. Такой же, как нарисованный, с надписью «С днём рождения, Гарри».