***
Гарри страшно, а ещё безумно любопытно. Он смотрит вокруг и ловит взглядом каждый уголочек Лондона, где почти ни разу не был за свою жизнь. Через несколько часов пути Хагрид приводит Гарри в Дырявый Котёл и тот понимает, что и волшебники бывают жестокими. Потому что все, кто услышал его фамилию в этом грязном трактире, тут же стекаются к нему и протягивают руки, сплошь немытые и крючковатые, как у ведьм (хотя почему как?). Одна за другой пугающие конечности тянутся к мальчику, а на губах у их владельцев улыбки, кажущиеся маленькому волшебнику кровожадными оскалами. Он думает, что зря доверился незнакомому великану, который привел его сюда и, кажется, даже не собирается останавливать всё это. Но руки замирают в ожидании, не двигаясь, на совсем небольшом расстоянии от маленького тельца. Некоторые дёргаются, подрагивают от, как кажется Гарри, предвкушения. Сердце Поттера стучит как бешеное. Ему страшно даже шелохнуться, даже вздохнуть, ведь все эти руки так близко. Воздух почти заканчивается, а перед глазами уже начинает темнеть, когда слишком большая для человеческой рука касается его плеча. Гарри судорожно выдыхает застоявшийся в лёгких воздух и с тихим глухим звуком плюхается на пол в бессознательном состоянии. Хагрид в непонимании смотрит на мальчика пару секунд, а затем, будто очнувшись, подхватывает того на руки и быстро выносит его из Котла. Мало ли? Вдруг просто воздуха мало. Великан несколько минут в растерянности стоит на улице, оглядываясь то по сторонам, то на Гарри, но вскоре мальчик, даже не разлепив веки, судорожно пихает Хагрида в грудь. Великан на это лишь хмурится, понимая ещё меньше, и сильнее прижимает мальчика к себе. Гарри жмурится и судорожно всхлипывает. На пару секунд он съеживается в страхе, а затем так яростно дёргает всеми конечностями, что Хагрид выпускает его из рук. Открыв, наконец, глаза во всю ширь, Гарри сразу поднимается на ноги и порывается уже было дать дёру, но сильная рука снова хватает его. На этот раз, благо, за шиворот. — Что-то не так, Гарри? — неуверенно спрашивает Хагрид, пристально смотря на него. — Ты вроде… Ну, того… не против был раньше. Гарри перестает дёргаться и с опаской оглядывается назад. Кажется, этот великан и впрямь не хочет его обидеть. Тогда зачем трогал? — Идти со мной, то есть, — добавил Хагрид, по своему понимая озадаченный взгляд мальчика. — Отпусти, — хмуро бубнит Гарри, недоверчиво глядя на Хагрида, и тот его отпускает, — и больше не трогай меня. — Спасибо, — ещё тише добавляет мальчик, стоит ему успокоиться. Хагрид только диву даётся. Только пару минут назад рядом с ним шёл весёлый и любопытный молодой волшебник, готовый к новым свершениям, а сейчас с опаской смотрит загнанный в угол, затюканный мальчишка с глазами побитой собаки. Он раньше и не знал, что такие быстрые перемены настроения у детей бывают. По мере продвижения вдоль Косого переулка Гарри и Хагрид заходят почти во все лавки и с каждым новым местом Гарри всё больше успокаивается, а к лавке Олливандера он уже совсем забывает обо всех обидах. Люди вокруг хоть и обращают внимание, смотрят, всё больше, переговариваются тихонько, но трогать даже не пытаются, и Поттер быстро перестает обращать на них внимание, поглощённый необычностью каждого магазинчика, каждой витрины, каждой мелочи вокруг. Всевозможные приборчики, украшения и просто непонятные магические штучки заполоняют голову, и Гарри почти не замечает, как оказывается в одиночестве на вокзале Кингс-кросс с совой, палочкой, целой тележкой вещей непонятного назначения и билетом на в теории несуществующую платформу. Платформу под номером 9 и ¾. В полном одиночестве, на пороге незнакомого мира, дверь которого даже не видишь, Гарри вдруг понял, что ему не страшно. Совсем. Люди обходят его стороной сами из-за громоздкой поклажи, о Дурслях можно забыть хотя бы до первых каникул, а может и дольше, а в новой школе нет прихвостней Дадли, которые с удовольствием наставят синяков вдобавок к почти зажившим старым. Остальное сейчас совсем не важно. Кроме, разве что, того, что дверь в новый мир, заключённый в таинственную платформу 9 и ¾, нужно ещё найти. С этими мыслями Гарри огляделся, и, не особо надеясь на удачу, подошёл к кому-то из работников вокзала. — Простите, сэр, а где находится платформа 9 и ¾? — как-то совсем неуверенно спросил мальчик, смотря прямо в глаза взрослому. Тот нахмурился, деловито подобрался, нахохлился совсем по-воробьиному и начал ворчать что-то о глупых шуточках и неуважении к работе старших. Гарри понял, что помощи от мужчины ждать не стоит, но из уважения всё же дождался внятного ответа.***
Он продолжал толкать свою тележку по вокзалу вот уже минут пять, но платформы 9¾ ожидаемо не обнаружилось. Радовало только то, что люди по-прежнему обходили его стороной. Нарезав несколько кругов по вокзалу, Гарри опять вернулся к совместным патформам 9 и 10, справедливо полагая, что нужная окажется где-то неподалеку. Не важно как, это ведь волшебный мир, значит и волшебные платформы могут появляться по волшебству. На противоположной стороне платформы показалась странная компашка. Вся в старамодных лохмотьях, яркая и шумная, изобилующая рыжими оттенками, она уверенно продвигалась в сторону Гарри, и по мере её продвижения разговор становился всё разборчивее. — Давайте, мальчики, поторапливайтесь, проход на платформу 9¾ не будет открыт вечно! — прощебетала суетливая женщина своим, кажется, сыновьям. Услышав об искомой платформе, Гарри двинулся за этой семейкой, стараясь не привлекать внимания. Ну, насколько это вообще можно сделать одиннадцатилетке с огромной тележкой и совой. Наблюдающий за волшебным семейством Гарри Поттер был готов ко всему: ко взмаху волшебной палочкой, после которого новая платформа взмоет в небо, возвышаясь над обычным вокзалом, к открывшемуся подземному проходу, ведущему к сети подземных тоннелей на манер метро, даже к появлению новой платформы на месте старой, но точно не к этому. Дети шумной семейки, один за другим, весело хохоча, на полном ходу вбегали прямо в твёрдую кирпичную стену! Челюсть Гарри отвисла до земли, а мозг перестал выдавать какие-либо мысли вообще, отказываясь воспринимать такую информацию. А тем временем последний, кажется, самый младший член семейства, попрощался с оставшимися на платформе родственниками и, явно нервничая, вбежал в стену. Выглядело сюрреалистично. Гарри помотал головой, решая, что странностям этого мира поудивляется позже; дождался, пока оставшаяся часть семейства удалится и последовал их примеру: с разбегу вклинился в стену.***
А на той стороне оказался настоящий ад: тут и там сновали люди, толкались, общались, ругались, громко гудел Хогвартс-экспресс, готовый к скорому отправлению, и нигде нельзя было спрятаться от суеты. Страх уже начал захватывать Гарри, но тут вспомнилось спасательное нагромождение на тележке, заставляющее людей расступаться куда подальше. Покрепче вцепившись в багаж, Гарри смело двинулся напрямую к последнему вагону. По расчётам именно там должно оказаться свободное купе. Ожидания Гарри оправдались: в вагоне оказалось аж несколько свободных купе, да и те, что были заняты, оказались тихими и почти не давали о себе знать. Порадовавшись своей удаче, Гарри занял последний вагон и приготовился к долгой и интересной поездке. Нигде, кроме своего городка и Лондона, он ещё не был, а тут перемещение аж в другой мир! Дорога не разочаровала: по обе стороны от поезда тянулись вереницы могущественных гор, показывались длинные, извилистые реки, небольшие прудики, болотца и непролазные леса в обоих окнах.***
Хогвартс встретил первокурсников таинственной темнотой ночи. Загадочные огни на лодочках не столько освещали путь, сколько создавали таинственно-магическую атмосферу своим мерцанием, заставляя забыть о страхах и наслаждаться предвкушением. Хагрид, этот огромный великан, сажал детей стайками в лодочки, и Гарри дожидался последней, оглядываясь вокруг со всё нарастающим восторгом. Хагрид, кажется, что-то понял из ситуации в дырявом котле и предпоследнюю лодку отправил незаполненной и на половину, а вот в последнюю усадил Гарри в гордом одиночестве. Шустрая и лёгкая лодочка почти сразу обогнала остальные, и Гарри быстро с нее слез уже на том берегу. А дальше все происходило слишком уж быстро: прибыли другие лодки, создавая толпу, кто-то пришёл, куда-то повёл, что-то рассказал — всё происходило как в тумане. Как он оказался во главе густой толпы учеников у входа в большой зал, перед протянутой рукой какого-то мальчика, который что-то ему говорил, Гарри не понял и сам. А сейчас в голове билась только одна мысль — только бы не трогали. Потому и протянутая рука оказалась даже незамеченной, куда значительнее было похлопывание по спине, от которого по позвоночнику прошлись мелкие мурашки. Когда мальчик впереди с высокомерной ухмылочкой сказал ещё какую-то фразу, Гарри наконец обратил на него внимание: липкий страх слегка отпустил, похлопывание прекратилось и мальчик уже хотел было извиниться и переспросить, как белобрысый призывно потряс рукой. Поттер дернулся от очередной волны страха: сейчас, должно быть, опять будет больно. Лицо как-то само скривилось от страха и отвращения, и Гарри зажмурился. Однако боли, как и прикосновения, так и не последовало: Гарри открыл глаза, но увидел только белобрысый затылок впереди и строгую женщину, почти старушку, с осуждением оглядывающую шумных детей. После небольшого вступления она пригласила всех в большой зал. В зале уже наступили минуты волнительного ожидания. Тут и там раздавались разговоры, но слух Гарри зацепился за один конкретный голосок. Девочка, которую он уже слышал: кажется, в поезде она помогала искать кому-то жабу. Сейчас она разговаривала сама с собой, стараясь дышать глубоко и ровно. В этом способе успокоиться было что-то настолько привычное и знакомое, что Гарри захотелось хорошенько стукнуть себя по лбу: и как он сам забыл об этом простом, но действенном методе? Прикрыв глаза и задержав на мгновение дыхание Поттер медленно вдохнул, так же медленно выдохнул, ещё раз вдохнул… Постепенно сердце успокоилось, и на очередном выдохе Гарри открыл глаза и тихо сказал сам себе: «Все будет в порядке. Я ведь волшебник, значит, меня не отправят домой. А уж со школьными проблемами я смогу разобраться. Все будет хорошо». Дыхание пришло в норму и страх отступил. — Гермиона Грейнджер! — произнесла женщина, представившаяся Минервой МакГонагалл. Девочка рядом с Гарри замерла от страха, а затем заговорила с новой силой, медленно подходя к табурету с распределяющей шляпой. Гарри разглядел ее получше: спутанные каштановые волосы, бледная от волнения кожа и широко распахнутые от паники глаза. К этой девочке родилось что-то вроде признательности: это ведь благодаря ей Гарри смог успокоиться. Рядом кто-то назвал её чокнутой. Гарри пробрало сочувствие к ней и себе одновременно: они ведь всего лишь боялись, но их считали сумасшедшими. Распределяющая шляпа на голове девочки тихо что-то бубнила, как и над остальными детьми, а затем громко определила: Гриффиндор! Все столы зааплодировали и девочка, счастливо улыбаясь, отправилась принимать поздравления за гриффиндорский стол. Шляпа произнесла следующее имя, показавшееся смутно знакомым. Мальчик со светлыми, почти белыми волосами поднялся по ступенькам и обернулся к залу, садясь на стул. Теперь, увидев самодовольное лицо, Гарри понял, где слышал это имя. Именно он протягивал Гарри руку, именно он хотел сделать больно. Кажется, он представился, но Поттера в тот момент не особо волновало, что там болтает его потенциальный враг. Разве человек, который хочет сделать больно, может говорить что-то кроме гадостей? Шляпа на голове мальчишки думала не долго, она сразу выкрикнула свое «Слизерин!», и выражение лица Малфоя приобрело ещё больше надменности и самодовольства, хотя, казалось бы, куда больше? — Все злые волшебники заканчивают Слизерин, — прошептал тот же голос, что упрекал Гермиону, но на этот раз Гарри с ним согласился: пока не было ни единой причины доверять этому факультету. Шляпа называла всё новые имена, но Гарри больше не мог обращать на них внимание. Взгляд его упал на человека за учительским столом, и в тот же момент шрам пронзило острой болью. — Гарри, в чём дело? — раздался сбоку уже знакомый, взволнованный теперь голос. Глаза Поттера округлились от удивления и даже боль отступила. Он посмотрел большими глазами на рыжеволосого паренька с беспокойным лицом. Удивляло Гарри даже не то, что его назвали по имени, нет. Всё же это магический мир и кто их, этих волшебников, разберёт. Гораздо больше удивил сам вопрос. За него беспокоятся? За него, никчёмного сиротку? Совершенно не знакомый человек? А может, и не ему. Гарри вновь взглянул на преподавателя. Теперь он смотрел Гарри прямо в глаза, но боль больше не возвращалась. — Ничего, — ответил мальчик скорее себе, чем кому-то, не отводя взгляда от преподователя. — Ничего, все хорошо. — Меня, кстати, Рон зовут, — совсем не кстати сказал паренёк. В тот же момент МакГонагалл произнесла имя болтуна, и тот оставил Гарри наедине с мыслями, но ненадолго. Стоило шляпе огласить свой вердикт, как дети вокруг в ликовании стали неистово хлопать в ладоши, размахивая локтями и сдвигаясь теснее. Паника вновь подступила к горлу, и мысли вылетели из головы, оставляя только одну биться на задворках сознания: «Больно. Скоро будет больно». *** А в следующую секунду в его сторону уже движется чей-то локоть. Гарри дёргается, не осознанно, на уровне инстинктов, в сторону профессора, попутно избегая столкновения с ещё двумя ребятами. Паника обрушивается волной ледяной воды на голову, оглушает, и потому не сразу Гарри осознаёт, что его имя прозвучало сейчас. Пару секунд он просто стоит как вкопанный, под недоуменным взглядом МакГ онагалл. Табуретка впереди не кажется крепкой и безопасной, но строгая и сухая, с виду не падкая на эмоциональные жесты женщина, кажется напуганному мозгу обществом куда более приятным, чем толпа гудящих и беспокойных детей, сейчас шепчущихся даже более оживлённо, чем раньше. Новый шаг даётся с трудом, ноги подгибаются на всём оставшемся пути, в ушах шумит, но табуретка решает многие проблемы. Сидеть проще, чем стоять. Шляпа внезапно начинает говорить, и Гарри вздрагивает от страха. Только чудом (и не успевшими отцепиться от стула пальцами, конечно) мальчик удерживает себя на месте. — Слизерин… — слышится будто издалека и Гарри, припомнив недавнюю фразу, кажется, Рона, полностью переключается на мысль «только не Слизерин». Повторяя её как мантру и всё ещё сидя с зажмуреными глазами Гарри заставляет себя, наконец, успокоиться. Шляпа говорит что-то ещё, и из-за собственного бубнежа изредка проступает её голос, вклиниваясь в череду мыслей: — Страх сильный, и сильная смелость его преодолеть… Видно благородство… — и явственнее, приносящее неистовое облегчение: — Гриффиндор! Вокруг раздаются громкие аплодисменты, улюлюканье и восторги. Паника отступает окончательно, оставляя только лёгкую слабость от стресса. К столу факультета Гарри идёт на ватных ногах и с ватной же головой, по широкой дуге обходя оставшихся детей и за шумящий восторженный стол не садится, падает, как мешок с картошкой. Весь ужин он говорит только с двумя людьми: в свете факелов их волосы кажутся рыжими. Рон и Гермиона, кажется. Остальные задают вопросы, но не сильно обижаются, не дожидаясь ответа. Вечер проходит в сытой неге: стол ломится от еды. Запоминаются только чередующиеся волны страха и восторга, а сила эмоций велика настолько, что едва зайдя в комнату Гарри как подстреленный падает на кровать, и проваливается в привычный уже, беспокойный сон.