***
Я плакала в школьном туалете Капля за каплей летели на эти Колени, запястья, дрожащие плечи. Ты всхлипы услышал, ты сделал мне легче. Горела листва на деревьях багровым, Как щеки мои после каждого слова. Возьми меня на руки, всё так бессмысленно. Снова я не появляюсь на физике.
***
Не сказать, что Чуя слишком любила школу. Она туда ходила из надобности получать знания, чтобы брать книги на дом и надеяться, что к ней не прицепятся по какой-то мелочи. Просто как-то Накахаре не повезло родиться рыжей невысокой и неженственной особой, которая носит вместо юбок бриджи, избегает больших шумных компаний и совсем не красится. Чуя каждый день глотает слёзы, когда у нее на перемене воруют деньги из сумки, а учебники с громким шумным смехом ее собственные одноклассники выкидывают из окна третьего этажа. Выкидывают каждый день и каждый день смотрят сверху вниз, как она пачкает форму в земле, отряхивая потертые книги от пыли и земли, собирает свои вещи. Чуя плачет когда никто не видит, кусает губу, чтобы не шмыгнуть носом и не разрыдаться на глазах у всех. Все видят в ней скалу: холодную, бесчувственную и запредельно сильную. Накахара такой никогда не была и не будет. Но она упорно отыгрывает эту роль, терпя с невидимыми слезами издевательства ровесников.***
Обычно слезы утирать приходилось после уроков, когда в школе оставались лишь преподаватели и парочка учеников из других классов. Тогда Чуя даже не запирала кабинки туалета, небрежно закуривая в открытое окно после, чтобы не распространять запах табака. Сигареты не успокаивали, но Накахаре уже просто верилось, что курить ей необходимо. Это было словно одной из маленьких шестеренок в ее организме: лишь вытащишь и избавишься, все пойдет по половому органу далеко и надолго. Чуя на самом деле курить не боялась, как и плакать в пустом туалете. Но когда ее, в слезах, с мокрыми глазами и сигаретой в зубах, застает ее классный руководитель, Огай Мори, Чуе впервые страшно.***
Ты мой учитель, а я твоя школьница, Разными слухами школа заполнится. После уроков мы сможем увидеться, Так непослушной стала отличница. Ты мой учитель, а я твоя школьница, Разными слухами школа заполнится. Голосом строгим о чём-то спроси меня, Всем замолчать, начинается химия.
***
Преподаватель не ругал ее, и Накахара правда ждала подвоха. Ждала криков, ругани, оскорблений, ждала того же, чего ждала ежедневно от подростков. Ведь если им это позволительно, но взрослым должно быть тем более наплевать на чувство ученика. Огай Мори был всегда строг к ней в плане оценок. Ему позволялось: он уже взрослый мужчина, он старше ее если не в два, то в чуть больше раз. Так Чуя думала. Пока Мори просто не провел рукой по ее волосам и обнял. Прямо там, в женском туалете, пока никого рядом не было. Словно успокаивая и оттаскивая подальше от черных, липких и мерзких мыслей. Накахара почти не помнила, что произошло. Помнила, что в конце концов она никогда так много не плакала, как тогда, вцепившись пальцами в идеально выглаженную белую рубашку ее, казалось бы, строгого преподавателя.***
После того дня учитель почти не оставлял ее одну. Он останавливал травлю, ругал обидчиков и заставлял извиняться перед Чуей. Та смотрела на преподавателя с немой благодарсностью и неожиданно для себя заметила, как дышать стало намного легче, как темные краски слегка рассеились, и как жизнь впустила в себя новый смысл продолжать борьбу. У Чуи появилась настоящая скала, за которой она бы с радостью хотела укрыться. Чуя была впервые влюблена. Влюблена в мужчину старше ее на много лет. Влюблена в преподавателя, который ведет у нее математику, критикует неправильно написанные уравнения, но затем, пока никто не видит, берет ее, Чую, за руку и гладит по коротким рыжим волосам, заставляя ее всю трепетать. Накахара влюблена без памяти, и совсем-совсем не жалеет о такой неправильной любви.***
Дождь и горячий кофе с корицей. Смотришь на другую - хочется злиться, Вцепиться, царапаю ручкой учебник, Ты - мой наркотик, а школа - посредник. Бегу в белых гольфах за чёрной машиной, Разбила колени с неистовой силой, Горячие слезы блестят сквозь ресницы - Спешил на свидание с другой ученицей.
***
Она поцеловала Мори после уроков через неделю. Поцеловала прямо в его кабинете, пока он заполнял журнал успеваемости. Мужчина не сопротивлялся, лишь более уверенно прижал ее к себе за талию, вызывая шквал эмоций и румянец на белоснежных щеках. Учитель тогда сказал ей сотню нежных слов, пока они шли домой вместе. Он говорил уверенно, легко и быстро, словно для него сказать о любви к ней было плёвым делом. Чуя тогда подумала, что причина проста: он любит ее и ему просто говорить о такой приятной вещи. Реальность была куда жестче: на следующий день она видела, как то же самое он наедине в таком же одиноком кабинете он шептал какой-то девочке, пришедшей на дополнительные занятия. Чуя правда верила, что она не будет предана. Верила, что если уж подросткам позволительно довести ее до слез, если уж взрослым так легко убить в ребенке веру, то Мори просто выходит за эти рамки. Чуя правда верила. Пока вера на следующий же день не испарилась вместе с пеплом от очередной скуренной в истерике сигарете.