***
Мы были даже не знакомы никогда, Не видел ты моих сожжённых волос И не смеялся над моими панчлайнами, Что я, как дура, говорила всерьёз. Не удивлялся моим крохотным рукам И не ругался, если чай остынет. Зато голосом охриплым своим Ты оправлял мне голосовые.
***
Рюро Хиротцу всего двадцать шесть. Все вокруг, словно сговорившись, меняют "всего" на "уже" и осуждающе смотрят на его жизнь. У него руки по локоть в крови и синяках от побоев, лицо заросло небрежной щетиной, колючей и противной, как говорили его спутницы, а волосы от большого стресса уже делали из него старика, отливая серебром в столь раннем возрасте. Рюро двадцать шесть, а ощущал он себя на все пятьдесят, зато дрался не хуже подростка. Рюро всего двадцать шесть, и у него есть почти все: почти-работа-мечты, деньги, которых хоть задницей ешь, а еще постоянно засоренная сообщениями от дам личка в соцсетях. Единственного, чего у Хиротцу нет, но так хочется - Ацуши Накаджима, его практически единственный адекватный собеседник в сети. Ацуши всего девятнадцать. Она так сказала почти сразу же при знакомстве, будто стесняясь или боясь этого маленького и может даже милого возраста. Она строчила сообщения быстро и отвечала мгновенно, даже когда была на учебе, а уж ее она любила больше всего, помимо общения с людьми. Ацуши вообще была влюбленным в мир человеком и в какой-то мере Рюро ей очень завидовал. А потому писал ей часто, узнавая многое о мире, где жил уже двадцать шесть лет и был слеп. Спустя два месяца общение стало иным. Они раскрыли сначала внешность, потом голоса. Ацуши говорила всегда много и звонила наконец-таки первой, не стесняясь его общества. И как всегда улыбалась, рассказывая произошедшее за день. Говоря, что скоро у нее день рождения, какие в колледже ужасные учителя и как же сегодня в Японии жарко, несмотря на раннюю весну. Рюро в прохладной Англии лишь кивает в ответ, изредка внося свою лепту и слушая-слушая, словно Накаджима была его самой любимой аудиокнигой, которую он был готов заслушивать до крови в ушах. Впрочем, крови из ушей не было и спустя полгода их "общения", а это же что-то и значило.***
Через холодную клавиатуру Сумел мне подарить май в выходные. Я обещаю, что больше не буду, Просто ещё раз повтори мое имя. И твои сиплые ноты прольются, Звучит в динамике опять колыбельная. Ты агрессивно-опасен на улице, Зато мне пел в голосовых сообщениях.
***
У них на двоих были секреты и самые больные темы. Ацуши - сирота, использованная другими людьми, обманутая и кинутая на обочину жизни, словно зверек. Хиротцу одинок и не видит смысла в этой жизни. Он дерется потому что вроде хочется да и наверное они заслужили. Накаджима плачет ему в голосовых, и сердце сжимается сильно-сильно, что вырваться из промерзлого городишки хочется и полететь к ней, обнять и сказать, что все будет в порядке. Вот только не ему играть роль наставника, у него за плечами годы депрессии и сомнений в своем существовании, а таблетки, которые он принимал будучи мальчишкой, невозможно было пересчитать, зато помнить и держать в голове, - на всякий случай, - было проще простого. Он - прогнивший и ее, Ацуши, попросту недостоин наверное. Накаджима же от этого неожиданно смеется и в голосовых зовет его идиотом, а потом стеснительно и совсем тихо добавляет, что шутит и он совсем не такой и она видит в нем намного больше. Ацуши через расстояние тянет к нему руки и сама вот-вот готова обнять и прижать к себе. Хироцу, наверное, был бы не против. Ацуши говорили, что она часто врет, обманывает своим светлым ликом и общением таким откровенно невинным. Ей смеялись в лицо, ее резали и били, а после с ухмылками оставались безнаказанными. Ей делали больнее и больнее, а после с ангельскими видами говорили, что Накаджима "сама упала с лестницы и сломала ногу, а синяки, видимо, сама себе набила". Ацуши врет, врет много, лишь бы не попасться на глаза своим обидчикам, а после кусает губы и пишет, как ее день хорошо прошел. Чтобы за нее не волновались, чтобы не пришлось быть кому-то настолько важной. Ацуши улыбается Рюро по сети, а после глотает слезы и ломает ногти в немых попытках покалечить себя. Рюро молчит и делает вид, что не замечает. Рюро смотрит ей в глаза каждый раз, замечая синяки от недосыпа и бледность от нервозности, но ничего не говорит. Он смотрит на ее ложь, а после говорит только правду. Потому что как-то уже наплевать. Потому что наверное есть причины молчать о порезах на запястьях, кровоточащих губах и попытках сделать себе побольнее, чтобы скрыть слезы. Ацуши поет и в только тогда вторит правду-правду-правду и от этого становится легче им обоим. Ей претит его молчаливость, ему же, кажется, жизни не будет теперь без ее хриплого, но невероятно нежного голоса.***
Другие девочки любили Би-2, Им пели Бледный и Пирокинезис. А хотела лишь услышать тебя, Ты был моей неизлечимой болезнью. Я ненавижу этот пасмурный день, Когда под каплями дождя и пыли, - Они разбили мне лицо, наплевать, - Но эти суки телефон мой разбили
***
Когда Ацуши перестала выходить на связь, что-то внутри неожиданно громко оборвалось. Кровь на руках стала чуть чаще появляться, а боль - притупляться и потихоньку исчезать. Рюро не замечал всего этого, избивал всех подряд, а после снова доставал телефон и ждал, писал, но после вздыхал и снова прятал устройство в кармане. В груди все жгло ненавистью, а спустя неделю его съедала пустота. Рюро перестал существовать, нервно переслушивая всю ночь голосовые сообщения и иногда приходя в сознание. Рюро было