Сделай это ради науки

***

      Рэтчет был поражен тем, как редко его вызывали в лабораторию Брейнсторма под предлогом «оказания неотложной медицинской помощи в угрожающей активу ситуации». Учитывая род деятельности джета и то, что он был… Брейнстормом. Как действующего медицинского специалиста Лост Лайта подобные вызовы отнимали у Рэтчета гораздо больше времени. Впрочем, что действительно удивило медика, когда он вошел в лабораторию, как и просили, это положение ученого: манипулятор беспечно покоился на бедре, а сам он небрежно опирался на верстак. Принимая во внимание позицию, которой бот надеялся придать себе несерьезный вид, было понятно, что на весь этот фарс ушло довольно много усилий и подготовки. Однако к прибытию Рэтчета, когда дверь открылась, все показушничество испарилось, и через секунду джет кучкой деталей рассыпался на полу. Для подобного случая у медика была заготовлена суровая лекция, которая, к сожалению, отражала бы лишь малую часть всего того раздражения от вызова сюда под неубедительным предлогом, что у него возникло. Но, видя, как сильно дрожит мех, пытаясь подняться на четвереньки, доктор решил отложить её на потом.       — Что за шлак ты вытворил с собой на этот раз? — потребовал объяснений врач, не в состоянии полностью скрыть свое беспокойство и негодование от безрассудства, что, несомненно, и вызвало этот конкретный недуг. Он пытался помочь джету подняться с пола, но его суставы были неустойчивы, и он соскальзывал несколько раз, прежде чем медику удалось перевернуть его. К тому же, ученый был весьма теплым, хотя его охладительная система работала на самых сильных оборотах. Рэтчет уже начал перебирать возможные заболевания — список был короткий и неприглядный. Брейнсторм разразился хриплым смехом с оттенком отчаяния, пытаясь придать ситуации комичности.       — Это длинная история, — признался он. — Надеюсь, у тебя есть время, потому что в противном случае моя просьба прозвучит довольно странно, — зная, насколько опасные, отталкивающие и откровенно странные вещи мог вытворять ученый, Рэтчет продолжал попытки поставить диагноз на протяжении всей этой неестественной речи. Полагая, что теперь это также и его дело, он посчитал, что выслушать было в интересах собственной безопасности.       — Просто скажи мне, что ты сделал, — кажется, что концентрация стоила джету огромных усилий, поэтому потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Он продолжал тяжело вентилировать, когда попытался заговорить, хоть периодически ему это и удавалось.       — Я экспериментировал с органическими ядами и их воздействием на нервную систему кибертронцев под… эээм… различными эффектами. Позже к ним вернусь, — неестественная речь, усиленная работа вентсистемы, почти бесполезненно выглядящие конечности и непрерывная дрожь указывали на то, что Брейнсторм проявлял огромную физическую активность, но делая что.? Список Рэтчета неуклонно сокращался. Ученый перевернул запястье, чтобы медик тоже мог посмотреть, и указал на что-то маленькое и — действительно органическое — плотно интегрированное в электронную схему. Как только он убедился, что Рэтчет все увидел, то поместил палец на эту штуку, почти полностью скрывая ее, и начал массировать, что выглядело как очередная рутинная процедура. — Я был немного нетерпелив, пытаясь получить результаты, и, возможно, скорректировал переменные слишком сильно, затем начав их испытывать, — он прижал большой палец к другому пальцу, и крошечная органическая штука освободилась, кажется, потеряла часть своей структуры, становясь скорее жидкой, чем твердой. Рэтчет смог, наконец, рассмотреть крошечные светящиеся усики, прикрепленные к ней, что теперь безжизненно свисали, пока это нечто продолжало превращаться в слизь.       — Не похоже, что оно тебе навредило тебе настолько, чтобы ты торопился ее снять, — заметил Рэтчет, чувствуя нарастающее дурное предчувствие. — Похоже, что и ей не навредил. Они ведь не… живые, верно?       — Они не разумны, это просто ткань, — почти задыхаясь, произнес Брейнсторм, снова вздрагивая. — И нет, они не причиняют боль, по крайней мере, не на запястье.       — У меня очень плохое предчувствие по этому поводу, — признался доктор, отмечая еще один пункт в своем списке. — Ты сказал, что расскажешь про эффекты, — Брейнсторм изо всех сил старался выпрямиться, хватаясь за край верстака и пытаясь подтянуться. С помощью Рэтчета им удалось снова водрузить его в стоячее положение, хотя бот все еще упорно раскачивался. Ученый не смотрел на собеседника, когда начал говорить.       — Вообще-то, конкретно про заряд… очень специфического характера. Сексуального.       — И когда ты упомянул подопытных…? — Рэтчет смолк. Брейнсторм не смотрел на него, в оптике ученого виднелась виноватая улыбка.       — Ты видишь здесь кого-нибудь еще? — доктор на мгновение сжал денты, готовясь спокойно что-то сказать.       — Ты хоть понимаешь… — джет снова начал сползать на пол и с растущим отчаянием ухватился за манипуляторы Рэтчета.       — Рэтчет, Док,Друг! Я когда-нибудь упоминал, как искренне ценю твою преданность своим пациентам, сфере медицины, науке? Я считаю тебя коллегой, правда. Очень уважаемым коллегой. Больше, чем Персептора. Коллегой с невероятным чувством собственного достоинства, который иногда — часто, даже — великодушно ставит потребности других выше своих собственных. Я очень ценю это в тебе, и я также ценю то, что ты никогда не будешь распространять вокруг невероятно глупые сказки о том, что некоторые сделали с собой с медицинской точки зрения в интересах дальнейшего развития науки и улучшения жизни всех кибертронцев, и вместо этого отставишь в сторону все суждения, которые у тебя могли возникнуть, или, по крайней мере, попридержишь их для того, чтобы… помочь? — он проговорил все очень, очень быстро, к концу все ускоряясь, пока, наконец, не пришлось остановиться, чтобы дать вентам передохнуть. Его золотая оптика выглядела очень серьезной и заметно… уязвимой. Как врач, Рэтчет привык, что его одаривают таким взглядом, но сейчас это было в сочетании с тем, что он, наконец, осознал причину, по которой Брейнсторм выглядил таким горячим и озабоченым тем, что счел непрофессиональным для себя. Медик смерил безумного ученого очень суровым взглядом.       — Я очень надеюсь, что ты не просишь меня о том, о чем я думаю.       — Я могу умолять, если это поможет, — колеблясь, доктор хмуро оглядел лабораторию.       — Если бы мы могли доставить тебя в медбей, я смог бы…       — Как ты думаешь, почему я позвал тебя сюда? — Брейнсторм чуть ли не рявкнул на него, прежде чем снова содрогнуться. — Я не пошел на это совсем уж без соблюдения мер предосторожности. В этой комнате находится специальное сдерживающее поле, которое взаимодействует с их датчиками, не давая выпускать слишком много яда сразу. В небольших количествах это… ууухф… конечно, весело, но если ты получишь слишком большую дозу за раз, это может привести к необратимому параличу, — в нормальной ситуации Рэтчет взял бы образец для самостоятельного изучения, чтобы подтвердить данные, но, учитывая сложившееся положение вещей, не было времени сомневаться в Брейнсторме. Кроме того, как бы сильно доктор не доверял ученому буквально в чем угодно, все же считал, что наука — это та самая область, в которой тот, вероятно, не часто ошибался, даже если был склонен делать совершенно глупые вещи наподобии этой. Однако у него все еще есть возражения.       — Ты не упомянул, что они со мной сделают. Вряд ли будет продуктивно, если твои сумасшедшие секс-игрушки вырубят нас обоих.       — Ты ранишь меня, Рэтчет, — Брейнсторм насмешливо положил манипулятор на свою нагрудную броню. — Все будет в порядке. Я запрограммировал их на свою энергетическую сигнатуру, — в очередной попытке устоять на сервоприводах, что вновь подкосились, он снова сполз вниз, пока Рэтчет не подтянул его обратно. — Меры предосторожности, помнишь? — медик мялся даже, когда протесты иссякли.       — И ты действительно думаешь, что единственное решение для меня… отыметь тебя пальцами?       — О нет. Я добрался до тех узлов, что доступны лишь пальцам, — медик недоверчиво качнул шлемом в сторону, но понял, что, вероятно, ни в этом была цель. Стоило попытаться. Брейнсторм вырвался из манипуляторов и привалился кормой о верстак. — Ну, если это тебе в тягость, тогда забудь. Я уверен, что смогу придумать гораздо менее безопасный способ получить больше трения в г-глубине… — джет снова содрогнулся, сползая вперед так, что его серва слегка раздвинулись, и, глядя вниз, Рэтчет мог наблюдать, как смазка стекает из недавно закрытой панели. Дрожь заметно сотрясала изящный голубой корпус так, что даже кончики крыльев дрожали, и, несмотря на слова, в оптике напротив застыл умоляющий взгляд. Если бы медик был другим мехом, видя такую картину, представшую перед ним, счел бы ее неотразимой. Однако у Рэтчета были более высокие стандарты, чем это, или, правильнее будет сказать, более насущные проблемы.       — Ты действительно не против? Ты мог бы заполучить кого угодно, если бы хотел простого коннекта, — хотя говоря «кого угодно», он задумался, как далеко может завести обладание привлекательным корпусом. Похоже, джету требовалась колоссальная концентрация сил, чтобы снова не начать совать пальцы в себя, как бы малоэффективно это не было. Брейнсторм продолжал сопротивляться и только сжимал манипуляторами стол.       — Как я уже говорил, ты можешь хранить секреты. Я-я доверяю тебе, — Рэтчет провентилировал, начав говорить, но потом передумал. Он встал между сервов Брейнсторма и положил манипуляторы на бедра. Ученый снова содрогнулся и развел их сильнее. Когда паховый щиток снова открылся, он застонал, потянувшись к медику.       — Ты понимаешь, что я доверяю тебе и твоему знанию обо всем этом без какого-либо повреждений в будущем для нас обоих.       — Да-да, — Брейнсторм схватил Рэтчета за плечевые сегменты, потом за манипуляторы, как будто хотел разместить их на себе, но слишком нервничал, чтобы перейти данную грань. Медик сделал вид, что не заметил этого, и переместил их вверх, скользнув по бедрам, оглаживая, зная то, что они являются универсальными чувствительными точками на корпусе. Ученый снова вздрогнул от прикосновения и, кажется, расслабился на краткий миг, прежде чем снова заговорить.       — Я просто хотел удостовериться, что ты знаешь, как глубоко я признателен.       — Брейнсторм, — холодно произнес Рэтчет, обращаясь к нему, как к любому другому обычному пациенту, хотя данный случай вышел далеко за пределы его должностных обязанностей, и они оба это понимали. — Если ты хочешь, чтобы я это сделал, тебе следует прекратить разговаривать, — он пытался не быть грубым, проявляя сдержанность, что делал крайне редко, даже в профессиональной обстановке.       — Извини, я склонен говорить больше, когда… Арргх… — волна возбуждения прошила его, и манипуляторы переместились на плечевые сегменты Рэтчета, а супинаторы сомкнулись вокруг бедер медика в инстинктивном рефлексе, чтобы втянуть этот готовый источник тепла и облегчения в себя. Осмотрев маску, находящуюся в дюймах от него, Рэтчет предложил разрешение обеих их проблем.       — Я знаю способ занять твой рот, — произнес он низким, хриплым голосом, зыркнув оптикой вверх, туда, где примерно располагались окуляры Брейнсторма, чтобы проверить ответ на свое предложение. В отдаленной части процессора он осознавал абсурдность того, что на самом деле использует шарм, зарезервированный для очень специфических обстоятельств, на Брейнсторме. Ученый нервно хихикнул.       — О, вау, ты на самом деле горяч, — бессвязно пробормотал он. Осознав последствия сказанного, джет попытался сменить тему и, подняв ладонь, схватил маску, поймав ее, когда защелки открылись. Трясущимся манипулятором ученый положил ее на стол, отталкивая и, похоже, изо всех сил пытаясь не улыбаться или не выглядеть нервным, что привело к чередованию между обоими состояниями. — Я имею в виду, да, продолжай, — сказал он, на этот раз ещё тише.       Рэтчет на секунду замер в изумлении, осознавая, что Брейнсторм на самом деле довольно красив, даже когда пытается справиться с какой-то внезапной застенчивостью, не имея возможности спрятаться. И впервые в этот краткий миг тишины, колебания и уязвимости Рэтчет не подумал, что был бы не против поцеловать его, так что притушил оптику, наклоняясь и делая именно это. В первый момент, когда их губы соприкоснулись, Брейнсторм оставался неподвижен, но затем постепенно начал реагировать, причем так, как реагирует умирающий от голода на энергон. Он сомкнул манипуляторы вокруг шеи медика и теперь, когда на него никто не смотрел, крепко обнял сервами корпус, потершись о него. Бот страстно желал завладеть каждым мгновением доктора. Поощряя его к более неистовому энтузиазму, он пытался втянуть чужую глоссу глубже в рот, явно желая быть заполненным хоть каким-то образом. А Рэтчет и рад был услужить, ныряя в него глоссой и дентами, которых тот так жаждал, упираясь одним манипулятором о верстак, а другим обвивая Брейнсторма, направляя его. Он сжал денты вокруг толстого кабеля, проходящего через его губу, и за это был вознагражден громким, резким стоном. Спина ученого вновь выгнулась, прижимая их грудные отсеки друг к другу, и теперь медик действительно заинтересовался им. Док придвинулся ближе, чувствуя нарастающий интерес в нижней части, пока что экспериментально потираясь тазовой секцией об открытый порт Брейнсторма. Весь корпус джета снова содрогнулся, и он крепко сжал манипуляторы вокруг плечевых сегментов, всасывая глоссу Рэтчета в рот и испуская еще один стон. Медик свел это к размеренному движению, даже забывая, что это Брейнсторм, чей рот он, не задумываясь, изучал, располагая к более первобытным побуждениям. Ученый был нетерпелив, податлив и жаждущ, и данных фактов стало более, чем достаточно, чтобы завладеть вниманием медика. Они продолжали целоваться и тереться друг о друга, и постепенно все более суетливый Брейнсторм переместил манипулятор с плечевого сегмента Рэтчета вниз, к его бедру, подбираясь к паховой панели. Врач неосознанно позволил панели открыться, и его коннектор появился в небольшом пространстве между ними, по пути потираясь о сверхчувствительный нервный узел Брейнсторма, заставляя его скулить.       — О, пожалуйста, Док, — сказал он, слабо вентилируя, отчаянно двигая бедрами, но будучи настолько уставшим от своего собственного творения, что ему было трудно приподняться.       Вокалайзер Рэтчета исторг низкий рык, удивляя его обладателя, когда до процессора дошло, с кем он сейчас находился, однако, похоже, Брейнсторм не возражал. Джет потянулся, чтобы поустойчивее схватиться, позволяя медику устроить собственный корпус поудобнее, выгибая назад над верстаком, чтобы бедра свободнее лежали на столе в том месте, где серва сжимали талию Рэтчета. Медик направил коннектор в алчущий порт Брейнсторма и без дальнейших колебаний вошел в него. Бот быстро понял, почему ученый был так возбужден и извивался. Он почувствовал какое-то желеобразное сопротивление, сжимающееся вокруг коннектора около верхней части порта ученого, который стискивал его, не давая проникнуть полностью. Док судорожно провентилировал от возросшего давления на чувствительное навершие коннектора, даже когда стенки порта Брейнсторма мучительно изогнулись над остальной частью, пытаясь протолкнуть его дальше. Теперь он и сам содрогнулся.       — Только не говори мне, что это не… Нннгх… причиняет тебе боль, — недовольно прокряхтел Док. Брейнсторм попытался ответить, но получился лишь стон. Когда он попробовал снова, произошло то же самое, и, запрокинув шлем назад, мех опять сжал серва вокруг бедер Рэтчета. Наконец, он оглядел медика интенсивно горящей оптикой и выдал хрипя.       — Мне так хорошо, что я уже не вижу разницы. Теперь, пожалуйста… во имя всего святого и любви ко всем Богам… отконнекти меня!       Рэтчет опустил его на стол так осторожно, как только мог, и все же он оступился. В результате этого получился громкий звук, но Брейнсторма это, похоже, не беспокоило, покуда доктор хватал его за бедра и таранил коннектором. Джет ухватился за противоположные концы верстака, чтобы избежать соскальзывания с него, и достигал такого уровня громкости, какого Рэтчет имел несчастье слышать только, когда проходил мимо кварты Родимуса в неудачное время. Брейнсторм либо по полной оторвался перед приходом доктора, либо эти штуки, что он создал, вызывали заряд действительно опасного уровня, потому что формер был настолько теплым, мокрым и отзывчивым, что даже с этими штуками внутри Рэтчет ощущал, что двигается без всякого сопротивления. Что является нелегким подвигом, учитывая, как сильно порт ученого обхватывал его, сжимал, пульсировал вокруг коннектора и пытался заставить преждевременно перегрузиться. Он никогда бы не подумал о таком, хоть и справедливо предположил, что ни разу раньше не коннектил научный эксперимент. Было немного странно чувствовать этих мягких… в процессоре возникало сильное противоречие, чтобы называть их существами, потому что Брейнсторм уверил его, что они не были живыми. Однако эти маленькие полуорганические устройства накачивали его своей сывороткой, лопаясь и добавляя скольжения внутри, изнашиваясь от трения. В конце концов, их полное разжижение не займет много времени, за исключением одного, цепляющегося за дальний нейроузел. Брейнсторм пробормотал смесь ругательств — некоторые на чужих языках, с которыми даже медик не был знаком — и слово «Да», пока его порт продолжал пульсировать, сжимая коннектор Рэтчета. Медик вколачивался снова и снова, но из-за угла он никак не мог достать до нужного места.       — Шлак, Брейнсторм, — задыхаясь, проговорил врач, пытаясь войти под другим углом, сдерживаясь, чтобы не перезагрузиться. — Тебе серьезно нужно найти испытуемых получше.       — Каких… вроде тебя? — вернул колкость ученый. — Как будто ты не сдерживаешь себя, — его голос звучал слишком самодовольно, учитывая его прежнюю нервозность. Должно быть, бот преодолел себя, потому как звучал таким же озабоченным, как и Рэтчет, и все еще был готов шутить. Док стонал в ответ, отдав предпочтение скорости.       — Я имею в виду, — он вколачивался, придерживая на клик бедра Брейнсторма, заставляя того вскрикивать. — Не испытывай их на себе! — бот чувствовал, что эта штука лопнула от прошившего ее заряда, превращаясь в жидкость, делая перезагрузку безусловной необходимостью. Кажется, что прошел целый орн прежде, чем Рэтчет снова почувствовал себя в состоянии двигаться, и это только для того, чтобы просто поднять шлем. Брейнсторм нащупал свою маску, которая каким-то чудом не упала со стола, и тихонько возвратил ее на место.       — Э, Рэтч, ты не возражаешь? — сказал он тихо, сейчас немного больше напоминая свое грубое, саркастическое «я», снова имея маленький щит, за которым можно было спрятаться. Типично. Рэтчет засмущался, осознавая, что его коннектор все еще наполовину тверд внутри сжимающегося порта джета, и спешно его убрал, прочищая горло и отворачиваясь, чтобы дать им обоим немного уединения и привести себя в порядок. Когда он, наконец, повернулся, Брейнсторм припал на коленные шарниры на верстаке, яростно что-то печатая в датападе.       — Не могу поверить! — начал Рэтчет, но тотчас же затих. Он спокойно стоял в стороне, позволяя своему нраву укрепиться, пока ученый заканчивал свои заметки. Тот сделал несколько более продуманных нажатий на датападе прежде, чем поднял его к лицевой, перекидывая серва через край стола, а затем, наконец, опустил его.       — Хорошо, теперь ты привлек мое внимание. Всегда пожалуйста, это очень ценно.       — Ты идиот, — Рэтчет дымился от злости, воздев манипуляторы вверх.       — На самом деле я очень умный, — лишь пробормотал в ответ собеседник.       — Да, конечно. У тебя будет достаточно времени, чтобы убедить меня в этом, в течение чрезвычайно длинной серии тестов, которые я буду проводить на тебе, чтобы убедиться, что ты не пережег каких-то жизненно важных систем, — сказал Рэтчет, чувствуя себя вправе постращать оппонента теперь, когда он, кажется, как минимум психически восстановился от своих злоключений. — Ты и твои треклятые «меры предосторожности», — пробормотал он.       — Послушай, я обещаю, что нет никакого риска. Я ежедневно работаю с гораздо более опасными штуками, чем жалкий органический яд, — джет почти сразу понял, что разговорное использование слова "яд" нисколько не помогло делу. Продвигаясь вперед, врач схватил Брейнсторма за манипулятор и зажал его у верстака в положении, напоминающем об их недавней деятельности. И, очевидно, что ученый осознал это. Медик наклонился близко к маске напротив и зафиксировал оптику на одном уровне с ботом, чтобы тот не смог отвернуться. Док держал его за запястье, и хоть сейчас его хватка была свободной, она легко могла усилиться. Его цель состояла в том, чтобы держать палец на основной топливной линии, чтобы вернее прочитать намерения Брейнсторма и убедиться, что теперь он не попытается провернуть какие-нибудь махинации.       — Нет, ты послушай, Брейнсторм. Коллега. Врачи не вылечивают болезни своих пациентов коннектором. Я помог тебе с твоим маленьким экспериментом вопреки собственным суждениям, нарушающих нормы моих научных протоколов. И я далек от того, чтобы держать злобу на кого-то — шантаж не мой стиль. Однако если ты так ценишь меня и мою работу, считая столь важным коллегой, то не откажешься спуститься со мной в медотсек и подтвердить, что мы оба не дезактивируемся от какого-то побочного эффекта твоей неспособности найти подходящих испытуемых, кроме себя самого, как делают все нормальные ученые, — в наступившей тишине Рэтчет наблюдал, как его слова проникают в толщу корпуса Брейнсторма, но недостаточно глубоко.       — Я…       — Бум, бум! — прервал Рэтчет. — Послушай, — он немного отступил от своей угрожающей позы и постепенно стал опускать запястье Брейнсторма.       — Эм, — тихо произнес ученый. — Ты не хочешь чего-нибудь выпить после? — медик так и уставился на него.       — Что? Ты… хочешь… выпить после этого? Со мной? Ты приглашаешь меня на свидание? — мех был сбит с толку.       — Нет, — пауза. — Хорошо, да. И что? Ты очень даже ничего, — формер беспокойно заерзал сервами, признавая это. Рэтчет поднял манипулятор к фейсплейту и помассировал свой шеврон. Несмотря на пререкания, которые, Док знал, обязательно последуют перед тем, как он заставит Брейнсторма пройти тесты, Рэтчет обнаружил, что продолжает прокручивать в своем процессоре проведенное на одной волне время. Он вздохнул, поддаваясь нелепой прихоти.       — Конечно, — сказал он, отмечая, как крылья Брейнсторма поднялись с небольшим обнадеживающим волнением. — Но сначала тесты, — и опустились вниз. — Я освобожусь через четыре орна, — добавил он с улыбкой. — Мы должны закончить в пять.