Пророчество

Никто никогда не сидит вечером каждого дня, подводя итоги. Люди привыкли думать потом. Потом в конце недели, они оценивают то, что было сказано, сделано, упуская маленькие случаи. И что казалось бы в этих пустяках? Смешно, но, по сути, всё. Не бывает так, чтобы вся жизнь человека, от первого до последнего дня, состояла из важных моментов. Мы не думаем, сколько времени тратим, чтобы поспать, поспорить с братом или сестрой, а может с родителями. Не думаем, сколько уходит у нас на то чтобы моргнуть, шагнуть, закатить глаза. Если посчитать выходит огромная цифра, исчисляемая жизнью. И в последние минуты у нас всё пролетает перед глазами, мы делаем выводы, которые нам уже не помогут. Мы понимаем, что редко вставали в пять утра, чтобы увидеть рассвет. Редко говорили мамам, папам, просто хорошим людям — спасибо, простое спасибо, за то, что есть. Редко целовали любимых в лоб по утрам. Редко улыбались, когда на нас смотрел ребёнок. Сплошное редко…. Сьюзен не чувствует ничего. Вокруг неё темно, и сейчас она подводит итоги. И у неё сплошное много и мало. Много лжи, много ограничений, много недосказанного, мало высказанных чувств, мало пролитых слёз, мало прозвучавшего смеха, мало объятий…. Нет, она определённо не хочет умирать. Но Королева не чувствует ни тела, ни окружения вокруг себя. На простой вопрос «Ты человек?», девушка бы сейчас не смогла дать точного ответа. В памяти проскальзывают моменты. Нарния, мама братья, сестра, папа, играющий с ней в самолётик, ива возле дома, Каспиан, Аслан…. Аслан! Девушка резко вдыхает и чувствует, что её лёгкие полны воды. Королева кашляет судорожно, вытряхивая свои лёгкие вместе с речной захватчицей. Она не хочет открыть глаза и ещё не двигается, боясь не почувствовать земли под ногами…. Вы когда-нибудь радовались боли? Боль — это хорошо, ты ещё жив. Вот и Сьюзен почувствовав, как её выворачивает наизнанку, порадовалась. Она чувствует! — Сьюзен, дитя моё — Глаза сами открываются, реагируя на звук — Тебе больше нечего бояться, всё позади — Аслан! Могучий лев подошёл к девушке и пригнулся, позволив опереться на него. — Где мы? — Голос Сьюзен походил на …. Безжизненный скрип…. Вокруг был песок, такой тёплый, что ногам становилась божественно хорошо, яркое солнце, освещало, но не слепило, не причиняло боль глазам. По правую сторону было море, полное цветов — лотосов, белоснежности которых, позавидовал бы даже снег. По левую большая волна, скрывавшая горизонт и будто застывшая на одном месте. — Здесь вход в мою страну. Сьюзен судорожно схватилась за гриву Великого Льва. — Я мертва? — вопрос, казалось, прозвучал как приговор, как эхо, как конец…. — Ты не жива и не мертва — Девушка нахмурилась, продолжая ступать, и держатся за золотой бок — Сейчас ты на грани двух миров Сьюзен. В награду за твои заслуги перед Нарнией, я предлагаю тебе войти в мой мир, где тебя ждёт твой отец. Королева перестала идти, она упорно старалась понять то, что было сказано. Папа…. Девушка может увидеть его? Она может остаться с ним? Грудь сковало, и по щекам покатились слёзы, руки тряслись, стало неожиданно холодно. Мама, братья, сестра — сейчас там, одни, думают, что больше никогда не увидят её. Но там отец, спокойствие, мир, больше никаких переживаний…. — Аслан — Лев всё это время сидел рядом с Королевой и наблюдал за тем, как усердно она думает. — Я знал, что ты сделаешь правильный выбор — Аслан улёгся вокруг девушки и устремил взгляд вдаль — Тебе нужно отдохнуть. Как по приказу, на Сьюзен нахлынула невероятная усталость, веки стали неподъёмными, а мягкий бок Аслана, казался самой лучшей подушкой. Обессилевшая Королева уснула, крепко обнимая Великого Льва. ~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~ Нарния была в чёрном. Все жители ходили в чёрном. Глаза у всех были чёрные. Чёрные улицы, чёрные цветы, чёрный белый. Всё было чёрным. Каспиан прошёл в сад, там сейчас не было ни единой души, даже птицы, не выдерживали общей подавленности. Похороны были назначены через три дня. Если вы думаете, что Королю больно, то вы ошибаетесь. Всё что сейчас чувствовал Каспиан это — ничего. Вот так просто ничего. Пустота. Внутри пусто, а внешне боль. Руки Короля тряслись так, что он не мог держать кружку чая. Кто-то будто бы выпил все силы, оставив худое лицо. Глаза, когда-то горько шоколадные, были разбиты и заполнены пылью. Губы были пепельные, на вкус горелые, на функционирование ничтожные. Король только молчал, ни слова, ни вздоха, ничего. Он, кажется, ел неосознанно, пил неосознанно, так что положи сейчас в его тарелку опавшие листья, он бы и их съел. Сердце — было только органом. Да, такой сгусток мышц, отвечающий за кровообращение, но никаких чувств — нет, никаких. Ему и жить то вроде больше не для кого, он существует, потому что учитель что-то говорит про долг перед страной. Касу вообще-то всё равно, но какая ему разница, существовать так, или умереть и пропасть, ведь в страну Аслана, не попасть, наложив на себя руки. Король выдохнул свой чёрный воздух, сел на скамейку и остался с чёрной пустотой. Певенси не впали в апатию. Питер был сломлен, но у него есть обещание, и он будет держаться, потому что Люси, Эдмунд, мама — не смогут без него. Питер управляет замком, он отдаёт приказы, крутится как волчок, занимает себя чем угодно, не давая времени отдохнуть, подумать…. ДУМАТЬ. НЕЛЬЗЯ. Ему нельзя думать. Боль. Нельзя. Держатся. Он остался с чёрной рутиной. Эдмунд совсем скрылся из виду, пропадал где-то на верхних этажах, аппетита не выявлял, и за всё время так и не вышел на улицу. Стал бледнее, молчаливее, скрытнее. Он справлялся с горем в одинокого. Эд был воином и сейчас вёл бой против осознания, чтобы совсем не сойти с ума. Чем-то он был похож на маму, и для него Сью осталась там, в их мире. Конечно, самообман не выход…. Не выход? Он остался в чёрных закоулках разума. Люси заболела. Её трясло как в лихорадке, температура то резко повышалась, то понижалась. Она почти не находилась в здравом уме и всё время бредила. Королева не могла уснуть, и часто приходилось поить её снотворным, иначе девушка глаз не смыкала. Ирвин был её личной сиделкой, но она не узнавала его. Он вскакивал ночью, чтобы поменять полотенце, он просыпался рано утром, чтобы приготовить тёплое молоко и чистую одежду. Всё через силу. Люси отказывалась делать что-либо, ей овладевал страх. Постоянный страх. И только под действием снотворного, она успокаивалась и прежде чем уснуть благодарила Тела за всё и притягивала его к себе. Так она лежал всю ночь, под одеялом, а он над, потому что жарко. Бывало, Лу утром смотрела на Ирвина и плакала, тихо, еле слышно. Она не то чтобы понимала, что произошло, но и не то чтобы не понимала. Люси оставила своё здоровьё в чёрной лихорадке. Чёрные тучи сгущались над непроглядным морем. Люди в безрассудной панике сидели дома. Собирался шторм. Каспиан, казалось, вообще не замечал грядущей непогоды. Деревья беспокойно шатались, передавая в шелесте тайны. Земля с только проклюнувшейся травой, как бравый воин, теперь лежала, раненная в сердце. Стена дождя своей серой тюлью рвано накрывала горизонт. Она со скоростью заходящего солнца, накрывала сушу, как закрывают пакет, в котором лежит хладный труп. Король стоял в середине стихии. Ветер как кровожадный стервятник, кружил над ним, желая, чтобы последние силы покинули жертву. Капли давали пощёчины и, совершив месть, стекали с опущенного подбородка. Волосы намокли, потемнели, стали тяжелыми цепями лежать на плечах. С бледных рук тянулись вереницы влаги, привязывая Каспиана к месту. Одежда быстро сдавалась в плен, намокая, тяжелея. Послышался гром и шёпот. Король закрыл глаза. Он слышал отрывки, будто ветер вырвал их своими серыми руками из целого предложения. «Рядом»; «Быстрее»; «Дождь!»; «Опасность!»; «Беда!»; «Беда!» Кас шёл на шёпот, не открывая глаз. Ветер со всех сил упирался в плечи, создавая препятствие. (Шёпот) «Рядом»; «Скорее!»; «Следуй»; «Сюда!»; «Сюда!»; (Крик) «КАСПИАН!» Он вздрогнул, и глаза распахнулись, а тело вдруг налилось силой. Король побежал, не видя ничего, кроме сероты. Бежал как сумасшедший, бежал, как человек, который впервые после долгого сидения мог бежать. «Стой!»; «СТОЙ!» И он остановился. Ничего не видно. Апатия сменилась адской болью. И Король затрясся в беззвучном плаче. Руки сжали волосы. Он потерял её. — Остановить, я должен был её остановить — на грани слышимости — там на коронации, на балу… Должен был. И Кас закричал, разрезая звук дождя и пуская свой голос в атаку против шторма. — Всё хорошо, я здесь, я рядом. Безумие? Явно. Нет её здесь. Король готов был биться головой об землю, за такие иллюзии. Мокрая рубашка прилипла к телу. На нём появились белые руки, обхватывающие его со спины. Они крепко сжали его, поддерживая, так реально, так не вымышлено. Спиной Король почувствовал холодную щёку. — Я рядом, всё хорошо. Он резко разворачивается, разрывая кольца рук, и видит ту, которая почила вечным сном. Сьюзен стояла перед ним, и даже стена дождя не смогли скрыть её состояния. Были видны глубокие порезы на руках, полученные при падении со скалы. Синяки были рассыпаны по всему телу. Волосы мокрые от дождя, и когда-то собранные в хвост (сейчас они скорее были полураспущенные), аккуратно огибали изгибы лица, ползли по плечам, задевая локти. Глаза по-прежнему голубые, единственные были полны сил, в них отражался океан духа, непоколебимого и необузданного. Пухлые губы были синими и сильно тряслись. Каспиану вдруг пришла мысль, о том, что такой сильный ветер, должен был сдуть Королеву, как семя одуванчика. Она, действительно, еле стояла на ногах. Мертвенная синева, бледность — весь вид Сьюзен кричал, что такого просто не может быть. — Я брежу — справедливо заключил Король. — Нет, Каспиан, я тут, тут — Будто возмутившись таким заявлением, ветер со всей силы ударил Южное Солнце в спину, от чего она пошатнулась, в упор, прижимаясь к груди Короля — Х-хочешь, я д-докажу? — Она схватилась за плечи и принялась с силой растирать их — Ты ч-чуть не погиб от руки собственного дяди, когда п-по его приказу солд-даты взяли в руки арбалеты и пошли к т-тебе в спальню. Т-ты спасся благодаря своему учителю, кот-торый вывел тебя чер-рез потайной в-выход в шкафу. К-каспиан, а п-помнишь мы с тобой ст-треляли из лука? Т-ты тогда промаз-зал, а я п-попала, п-помнишь? Она продолжала рассказывать историю их жизни. Король смотрел на неё и не моргал. Как принять человека за живого, если ты видел, как он умирал? Он бы хотел просто взять и поверить, просто поверить ей, просто пусть это окажется правдой, но это н.е.в.о.з.м.о.ж.н.о. — А к-как мы гуляли в л-лесу? Т-танцевали со светлич-чками? А помнишь тот дом? Д-деревянный, я у-уснула у тебя на плеч-че помнишь? Что-то горячее пронзило грудь Короля. Никто. Никто не мог знать этого. Эта встреча была их секретом, их тайной. Ноги больше не слушались и, Каспиан упал на колени, обхватив ноги Королевы. — Ты жива. Великий Аслан, ты жива! Он повторял это, как молитву, будто эти слова были воздухом. Сьюзен дрожала, сильно дрожала. Руки Короля сжались так, что расцепить их было невозможно. — Боже мой, ты жива…. Слёзы счастья катились по щекам, смешиваясь с каплями дождя. Истерический смех вырывался из груди Каспиана. Он вряд- ли мог сейчас что-то понять. Когда десятый принял это, когда понял, что сейчас не спит — внезапно исчез ветер, и могучий жёлтый воин прорвался сквозь тучи, протягивая свои лучи к уставшей от мрака земле. Дождь, сдаваясь перед счастьем, поднял руки и ушёл, не проронив ни слова. Глаза Короля вынесли всю пыль вместе со слезами, вынесли слабость и апатию, мрак и холод. Теперь всё будет хорошо. — Каспиан — От того, как тихо она произнесла его имя, от того, как громко оно прозвучало, даже не тронутое ветром, оно было тем самым ключиком, который вернул внимание Короля — Мне очень больно. Старшая Певенси никогда не жаловалась, никогда, ни разу не говорила Касу о своих проблемах, и это очень напугало его. Десятый тут же поднялся и принялся искать причину. Но Сьюзен помогла ему, аккуратно убирая руки, открыла его взгляду красное расползающееся пятно, тянувшееся от живота. Страх липкий и гадкий пробирался сквозь кожу, переплетался, как змея, меж рёбрами и проникал в сердце. Не теряя больше времени, Король подхватил девушку на руки, и побежал по направлению к замку. По началу Королева крепко держалась за могучие плечи, но вскоре хватка становилась всё слабее и слабее, пока она не потеряла сознание. Вблизи в лучах солнца виднелся замок. Люди осторожно выходили на улицу, не веря такой быстрой перемене погоды. Нарния умыла лицо, смыв сажу, кровь, мрак. Теперь в воздухе пахло морем, озоном и, кажется, надеждой.