сильные слабые

федя уже собирается спать ложиться, когда телефон мелко вибрирует, пытаясь обратить на себя хоть толику внимание: «как ты без меня там?» от кокорина прилетает слишком уж неожиданно. они не общаются уже пару месяцев как, а тут такое, да ещё и от кого. федя улыбается грустно, усмехается, думая, что это — лишь очередная провокация, и оставляет сообщение без ответа. «а я вот без тебя не очень, знаешь». «скучаю жутко». «мне иногда кажется, что проще вздернуться, чем забыть тебя». «хочу стереть себе память, лишь бы не помнить». «а ещё больше хочу к тебе, федь». «увидеть, прикоснуться». «знаешь, федь, а я же всё ещё». «люблю». «тебя». наутро смолова ждёт целая батарея сообщений. федя лишь вздыхает, пишет саше сухое: «не пей так больше» и теряет телефон в недрах московской квартиры на пару дней, потому что не надо, потому что он тоже может сорваться, потому что, говоря по правде, он знает, что ни одному из них это не нужно. этому всему он предпочитает методично нажираться в прекрасной компании самого себя. черт бы побрал этого тупого кокорина. из-за него теперь разворошенное прошлое жжется, колется раскаленным шилом, не дает феде и шанса, в очередной раз заставляя его тонуть в этом протухшем, прогнившем омуте. их ссора два месяца назад, сашкины слова о том, что запутался, что не знает любит ли, взаимные оскорбления и едкое «шлюха», прогремевшее над фединой головой – всё это сверлит черепную коробку изнутри даже сейчас, заставляя заливать в себя стакан за стаканом, слишком сильно жмуриться, стараясь сдержать слёзы и держать самого себя за руку, лишь бы только не пойти искать чертов телефон, лишь бы только не позвонить. утром федю ждет адское похмелье, сбитые костяшки и уничтоженные больше чем в половину запасы коллекционного вискаря. а ещё возмущения соседки на тему: «к тебе какой-то молодой человек приходил, стоял под дверью с полчаса и трезвонил. чтоб больше такого не было – ментов вызову». смолов только мотает головой, почти не соображая, и уезжает на лифте, проклиная старую грымзу, пилящую его на больную голову. домой он возвращается через несколько часов с новыми бутылками и полный желания продолжить вчерашний вечер. курьер вот-вот должен привезти пиццу, поэтому на звонок он дверь открывает, даже не задумавшись. на пороге саша. трезвый. федя давится воздухом, пытается захлопнуть дверь, только вот не выходит. кокорин слишком резко выставляет руку, и феде приходится отшатнуться. — уходи, — шипит он, пытаясь вернуть себе хотя бы остатки самообладания. — только после того, как ты меня выслушаешь, — саша даже не просит, просто ставит перед фактом, ровно так же, как открывает до конца дверь и входит внутрь. смолов в ответ только машет рукой и уходит вглубь квартиры. — курьер, пицца, через пятнадцать минут, — кричит он уже из комнаты, когда, усевшись в кресле, откупоривает первую бутылку за вечер и отпивает прямо с горла. кокорин же предоставлен сам себе, но ему тут и показывать ничего не нужно: слишком много времени он провел в этой квартире за последние полгода. — ты какого черта приперся, — устало спрашивает федя, когда они сидят друг напротив друга в просторной гостиной, на столике между ними две коробки пиццы, а в руке у самого парня наполовину опустевшая бутылка. – москву с питером перепутал случайно? или просто о себе напомнить, чтоб жизнь медом не казалась? так ты уже и без того достаточно сделал, свободен. — федь… — саша говорит это тихо, слегка наклоняя голову, всматриваясь в лицо напротив. кажется, что смолов за эти два месяца осунулся, под глазами залегли синяки, да и сам он весь какой-то слишком уж печальный. — что федь? что? – смолов ощутимо повышает голос. – это я тебя тогда бросил, а? это я тогда вылил на тебя ушат говна? это я тогда сказал, что всё это — сраное развлечение, ебучая игра, потому что интересно было? нет, саша, нет. это всё, блять, сделал ты, — под конец он будто бы выдыхается, хрипит и снова прикладывается к бутылке. — я просто хотел разобраться в себе… я не думал, что всё это выйдет, ну, вот так вот, — саша старается отвечать спокойно, но голос ощутимо дрожит. — и как, разобрался? — едко бросает смолов. — разобрался, федь, — кокорин встает, подходит к феде и садится прямо перед ним. — и? — у смолова дыхание перехватывает. он ожидает чего угодно, но только не того, что саша полезет к нему целоваться. а саша целует: аккуратно сминает чужие губы, в поцелуй вкладывает всю ту нежность, на которую способен и слегка улыбается, когда ему отвечать начинают. — прости меня, солнце, — шепчет, лбом к чужому прижимаясь. пальцем скулы оглаживает, к себе прижимает, а сам всё глаза открыть боится. — прости, федь. — са-аш, — федя сам шепчет, на пол сползает, чтоб ближе было, рукой подбородок приподнимает, заставляя на себя посмотреть. – открой глаза. и саша открывает. они смотрят друг другу глаза в глаза, будто найти там что-то пытаются. федя не выдерживает первым и снова тянется за поцелуем. — давно простил, — шепчет он в чужие губы. и саше хочется в это верить. алкоголь и еда остаются забытыми в зале, а сами парни перемещаются в спальню, на кровать. они лежат в обнимку, и федя в кольце чужих рук чувствует себя до одури правильно. — я скучал, — пьяный, признается он тихим шепотом. – я тоже скучал, саш. кокорин в ответ совсем тихо смеется и только прижимает федю к себе покрепче. — я знаю, федь, знаю. — мы же будем теперь вместе? мы же будем счастливы? — обязательно, федь, обещаю. и федя понимает, что снова сдался. но это самое сладкое поражение в его жизни.