Именно это

      Джим остается валяться в постели свои законные полчаса, привычно наблюдая, как Леонард осторожно перемещается по комнате, собирая вещи и готовясь заступить на свою смену. Перед светлым взором капитана мелькают части тела различной степени одетости — и да, Джим видел это уже много раз, но когда любишь то, что видишь, насмотреться не можешь. И Джим смотрит каждый раз.       Это сочетание широких плеч и удивительно стройной для мужика средних лет талии, пожалуй, отдает слегка гипертрофированной разницей, но так даже круче, именно это ему нравится: Боунс не идеален ровным счетом ни в чем. И Джим самодовольно радуется, что на корабле только ему дозволено видеть это «в натуральном виде», хотя немного коробит осознание, что любая пляжная компания раскроет его «личный» секрет, случись им увольнительная с морем. Да и в Академии раньше, вон, любой кадет мог это увидеть. Впрочем, то, что происходило до их с Лео близкого знакомства, можно всерьез не считать — МакКой был мрачен и необщителен и вряд ли у кого-то вызывал желание за ним подсматривать. Ну, кроме Джима, конечно. У Джима же наметанный взгляд, и ведь именно такого неидеального доктора он ждал сколько-то там лет.       За время их отношений, здесь, на «Энтерпрайз», Боунс обзавелся непререкаемым авторитетом, славой человека прямого и честного, совершенно справедливым званием «главной язвы Звездного флота» и друзьями, что с ним и в огонь, и в воду. Он словно даже помолодел, хотя за прошедшие годы должно было случиться обратное. В общем, про такое обычно говорят «расцвел». Этому вот Джим завидует. Он-то замечает в своем зеркальном отражении неприятные изменения, не то чтобы они его пугали — Джим Кирк вовсе не самовлюбленный параноик или нарцисс — но его беспокоит, что для Боунса он будто сдает позиции. Если МакКой стал лучшей версией себя, то Джеймс Кирк… перестал быть солнечным мальчиком. Шрамы, морщины, седина кое-где, уставший взгляд — и слетевший флер юности и вседозволенности. Он уже столько лет капитан под пятой Устава, что какая там вседозволенность? И пока имя доктора МакКоя разлетается по планетам в связи с утечкой информации о его «формуле бессмертия», капитан Кирк становится простым капитаном Звездного флота. Все еще смелым, решительным, отважным, однажды даже воскрешенным, но — больше ничего нового и удивительного. Капитан Джеймс Ничего-Особенного Кирк.       Быть может, ему стоило отойти от миссий и все же стать штабным адмиралом. Пусть задавить в себе страсть к звездам — а сколько ее еще осталось? — но Леонард мог бы жить с ним на Земле, ведь он так хотел этого, а сам Джим мог бы продвинуться по службе, завести полезные связи, сделать больше для других капитанов — молодых и способных. Новых и удивительных.       Джим вздыхает, совсем неслышно, и Леонард, не замечая этого, выходит из каюты, полагая, что был достаточно тих, чтобы не разбудить капитана.       Джим зарывается обратно в постель. У них выдалось сложное время: корабль серьезно потрепало в последнем бою, есть пострадавшие — слава богу, обошлось без жертв, но медотсек заполнен — и они неприлично медленно движутся в ближайшие доки — к «Йорктауну». Ремонт займет еще не меньше месяца, и по правде говоря, Джим не очень любит эту далекую базу — не самые приятные воспоминания — хотя, казалось бы, сколько лет уже прошло. Пожалуй, им с доком стоит сгонять за это время на ближайший курорт, но только чтобы никого знакомого рядом, ведь надо когда-то и отдыхать друг от друга. Это он, конечно же, о коллегах, а не о Боунсе, а последний, кстати, обещал ему знакомство с миннесотскими рассветами, умопомрачительный секс на берегу озера и непременно завтрак с рыбными сэндвичами, на которые у Джима «стопроцентно не может быть аллергии».       Об этом приятно думать, расслабленно лежа в постели, еще хранящей тепло тел. Боунс редко говорит что-то по-настоящему романтичное — у него в речи или отчаянная ругань и грязнуха, или вся небесная канцелярия, но когда говорит — Джим слушает, кажется, всем телом и запоминает навсегда. Поэтому он столько лет помнит про эту Миннесоту — разве забудешь то, что тебе сказали в ночь, что открыла счет отношениям?       Джим заинтригован уже так давно и сильно, что, раз сейчас они, конечно, на Землю не попадут, встретить парочку рассветов на другой планете — вообще-то тоже не самый плохой вариант. Перед обедом он непременно наведается в медотсек, к пострадавшим, а заодно расскажет Боунсу свои планы. Тот, конечно, повозмущается джимовой несерьезностью, начнет пенять на кучу работы, но в конце концов сдастся, пока сам Джим будет стоять и улыбаться, пережидая эту бурю. Он и сейчас улыбается, только представляя будущее и наконец вылезая из-под одеяла, когда вдруг тишину разрывает тревога.       Выскакивая из каюты с форменкой в руках, Джим даже радуется, что успел надеть штаны — сколько идиотских и позорных историй о вскакивающих на мостик в одних трусах капитанах он слышал в барах — не перечесть, младший состав обожает такие моменты. Джим не особенно переживает: корабль в предаварийном состоянии, и, вероятно, просто что-то еще отвалилось по ходу их перемещения. Они в границах Федерации — что тут может произойти? Клингонов здесь, так близко к «Йорктауну», не бывает, другой враждебной активности тоже не отмечено.       Но когда он все же оказывается на мостике и лейтенант гамма-смены Карраро уступает капитанское кресло, становясь позади, на месте Спока, Джим осознает, насколько все немыслимо отвратительно: их снова атакуют, внаглую, и это не клингонские корабли, это нечто, чего он еще не видел, очевидно, какая-то частная разработка — быстрые, маневренные «осы», прекрасно знакомые с вооружением и способностями класса «Конституция» и, совершенно очевидно, знающие о текущем состоянии «Энтерпрайз», они за минуту разделываются с оставшимся в строю оружием звездолета и ищут слабые места в обороне. Джим знает, и все на мостике, наблюдающие телеметрию, знают: разрушение щитов — дело времени.       Запросы помощи отправлены еще до его появления на мостике, и сейчас капитан Кирк больше ничего не может поделать — им просто нечем отбиваться, а сопровождение для своего побитого корабля он не запрашивал, полагая, что подобное пиратство уже давно исключено в «мирных водах».       Да, черт возьми, такого даже Спок не предполагал!       Спок, ждущий их в данный момент на базе, обеспечивший внеочередной ремонт, всегда здравомыслящий и логично-правильный, он бы сейчас выдал несколько вариантов развития событий, проранжировав их по вероятности, и Джим не Джим, если он не догадывается, что самая большая вероятность — что противник вот-вот пойдет на абордаж. Он объявляет всеобщую готовность и сам вооружается, оставаясь на месте. На судне нет ничего особенно ценного, и если пиратам оно зачем-то нужно, думает капитан, то к пункту управления они придут сами.       Но когда приходят сообщения о массовом обстреле вкруг инженерной палубы, Джим внезапно понимает, что «Энтерпрайз» просто дробят на куски и, похоже, нужно им лишь мертвое железо из самого «сердца». Он не знает, чем может помочь в такой бойне своим табельным фазером, но сидеть и смотреть на это зверство по мониторам он тоже не в силах. Группа безопасников, к которой он присоединяется на ходу, пытается оттеснить капитана в центр, пока они спешат вниз — к счастью, лифты в «тарелке» еще работают — и ему с трудом удается пробиться к бортовому коммуникатору, чтобы связаться с МакКоем. Разумеется, доктор уже по локоть в крови, и разговаривать ему некогда, но главное — он в порядке, и медотсек функционирует по полной, — этого Джиму достаточно.       В итоге они добираются лишь до двенадцатой палубы — а дальше работают только аварийные электросхемы, часть коммуникаций просто вворочена в перекрытия и местами пробивает внутреннюю обшивку. Чтобы пройти глубже, приходится кое-где карабкаться, как в джунглях, — Джим словно снова переживает старые события, которые он предпочел бы не вспоминать никогда. «Но ты капитан или хрен моржовый?» — спрашивает его внутренний голос — и Джим продирается дальше и дальше, пока не оказывается в месте, которое с некоторым трудом определяет как палубу семнадцать — связующий с инженерным «царством» холл. Дальше не пройти, дальше ад из тонн перекрученного железа, и только каким-то чудом системы жизнеобеспечения и перекрытия еще не дают высосать здесь все к чертовой матери в открытый космос, но долго ли это продлится? Среди хаоса мусора, шума и постоянного оповещения аварийки Джим, наконец, замечает и людей: по левой стороне холла расположены пути спасательных капсул, и служба безопасности направляет туда тех, кто еще как-то может идти. Нет, он видит не только безопасников: здесь же мелькает белая форма медперсонала и научники, и еще Джим замечает, что из этого самого металлического хаоса инженерного периодически удается кого-то вытащить, так что он устремляется на помощь, убирая никому не нужное здесь оружие.       Система оповещает о декомпрессии на инженерной палубе как раз тогда, когда Джим снова бросается к едва различимому лазу в ту сторону и принимает тело, которое ему передают прямо в руки, и он не сразу узнает, что спасатель по ту сторону — это Боунс. Боунс в самой горячей точке — не новость вообще-то, но Джим свято верил, что его старший врач трудится в лазарете, а не таскает умирающих в самом пекле. Он передает девушку, которая очевидно без сознания, кому-то еще и хватает МакКоя за руку, останавливая его лишь на мгновение, — и в этот самый момент вздернутые над ними перекрытия буквально накрывают Джима, и он перестает что-либо видеть и слышать.       Приходит в себя он всего через несколько секунд, но по-прежнему ничего не слышит и не сразу понимает, что смотрит на развороченную семнадцатую палубу уже через стекло спасательной капсулы. Постепенно слух восстанавливается, и в мозг врывается безучастный отсчет перед запуском: «Девять. Восемь. Семь…» Джим видит Леонарда, который собственноручно запихивает кого-то в соседнюю капсулу. А ведь рядом еще люди — некоторые из них не могут сами встать, некоторые вполне конкретно мертвы, Джим знает, что нет ни времени, ни достаточного количества капсул в этой части корабля, он хотел бы выбраться и помочь, но…       «Два. Один…»       «Я позабочусь о них», — читает он по губам Леонарда — и срабатывает запуск.       Улетая в черную пустоту, Джим только и может что смотреть, как отдаляется от него «Энтерпрайз», раздерганная, лохматая, в облаке тонн мусора — теперь уже сама мусор — и до последнего не может перестать представлять, что видит среди обломков и негаснущих габаритных огней одинокую сияющую точку — Леонарда МакКоя.