Именно это

— Джаффин выбыл! — торжественно объявляет ши-тахль, отворачиваясь от экрана. — Этот отнюдь не умный фазонит раскрыл себя! Вообразите себе, уважаемый Окело, он полностью положился на достижения аборигенов, замысливая этим нестандартным маневром превзойти остальных соперников! — Вполне ожидаемо, что его подстерегал полнейший провал, уважаемый Обево, вполне ожидаемо. Впрочем, он успел достичь немалого успеха, прежде чем его обнаружили… — Это все не считается, — прерывает разговор двух ши-тахлей желеподобное Тизен. — Он не смог предоставить свою коллекцию жюри, а значит, ничего не достиг, и не о чем тут говорить. — Мы и не говорим, уважаемое Тизен, мы лишь предполагаем, что в следующий цикл охотников до этой галактики можно будет ожидать несколько больше.       Обево посматривает на ч’то-оро украдкой, он знает, как то много лет конфликтует с Джаффином, и конечно слышать похвалу в адрес фазонита Тизен закономерно неприятно. — Ему не помогли даже его хваленые способности, — продолжает возмущаться Тизен, колыхая свои щупальца перед головами ши-тахлей. — О, уважаемое Тизен, раскройте нам с уважаемым Окело секрет: а каким вы видите Джаффина? — Как огромное мерзкое асхат! — ни секунды не задумываясь, выпаливает ч’то-оро и брызжет слюной будто в доказательство своих чувств. — Но асхаты очень милые, в прошлом цикле я завел себе парочку, — подает голос сидящий в отдалении ворн, и Тизен в возмущении покидает смотровую.       Ему достаточно радости от того, что Джаффин выбыл, а значит, весь цикл в парламенте он не будет видеть это воплощение асхата в соседнем кресле. Чертова фазонитская способность! Наверняка эти обходительные ши-тахли, которым не досталось от эволюции никаких эмоций, кроме удивления и любви к сладостям, видят его как ходячую пироженку, вот не иначе. А что до ворнов… плевать на них! Эти панцирные вообще никогда не побеждали в Коллекционных играх, даже до жюри не доходили, и в парламенте им с такими мозгами делать нечего. Вояки хорошие, но вот мыслить шире не умеют, поэтому и запарывают один поиск за другим.       Тизен вообще нет нужды беспокоиться о том, кто победит в Играх в этот раз — его кресло у него до конца жизни, но вот в следующем цикле участвует его родовое ч’то-оро Тэлет — ему надо будет помочь, и может быть, им стоит попробовать собрать коллекцию там же, где пытался это сделать Джаффин. Что бы там Тизен ни сказал в смотровой, все его пять глаз отлично видели, что успел набрать ублюдочный фазонит. Нужно только получше продумать аннигиляцию свидетелей и разобраться, что за систему перемещений используют эти аборигены.       У ч’то-оро очень много дел.       Как только за Тизен закрывается створка двери, оба ши-тахля обступают ворна. — Уважаемый Ксатар, нам прискорбно, что вы так быстро выбыли из соревнования, это ужасная несправедливость, что, по какому-то недоразумению, по правилам нельзя аннигилировать эти недоразвитые системы, когда они раскрывают коллекционеров… — начинает Обево. — … да-да, ведь всем известно, что разумных планет и так слишком много… — встревает второй ши-тахль. — … а уважаемый Окело третьего дня как раз держал беседу с уважаемым Кардаром, и уважаемый Кардар по широте душевной сообщил ему… — … что он в одном из прошлых циклов аннигилировал население одной из систем по частям — и это оказалось вне запрещающих правил, ведь на опустевших планетах так никто и не узнал про Игру! Это удивительный маневр! — Совершенно Вас поддерживаю, уважаемый Окело, это чудесная информация, ведь уважаемый Кардар обрел свою великую победу в том цикле!       Оба ши-тахля замолкают, пока ворн переваривает сказанное. Он уже привык к тому, что его вид никак не может выиграть и они больше соревнуются сами с собой, стараясь лишь превзойти претендента-ворна прошлого цикла, но что если…       Ксатар, как и Тизен, весьма впечатлился тем, что успел собрать Джаффин. Фазонит шел ва-банк, он рисковал, но он не знал про историю Кардара и совершенно напрасно так долго провозился с одним аборигеном. Ворны не отличаются хитроумием, но они знают, что две завоеванные планеты по-любому лучше, чем одна — очень ценная, но так и не покорившаяся. Ксатар не стал бы поступать как фазонит, он даже уверен, что собранная последним коллекция непременно победила бы во втором туре и Джаффин получил бы свое пожизненное членство в парламенте. Вот ч’то-оро бы побесился!       Что ж, пожалуй, Ксатару не помешает хорошенько продуманная стратегия на следующий цикл, ему есть чем заняться в ближайшее время.       Ши-тахли переглядываются, когда ворн благодарит их, прощается и почти выбегает из комнаты. — Игра все интереснее с каждым разом, уважаемый Обево. — Совершенно с Вами согласен, уважаемый Окело.

***

      Пока МакКой полулежит в кровати, листая старомодную книгу, выуженную из коробки «барахло» в каком-то магазинчике в Чикаго, где они были в прошлом году, Джим снова и снова усталыми глазами смотрит на свое отражение. Морщит нос, оттягивает веки, ерошит волосы, поворачивается профилем, чтобы оценить уровень запущенности пресса, — его ничто не радует. Все кажется неидеальным и неправильным, и ему обидно. — Похоже, мне пора почаще ходить в зал. И новую диету. Напишешь?       МакКой откладывает книгу и с удивлением смотрит на Джима. На его идеального Джима, возмужавшего, сильного и прекрасного, на героя, спасителя и человека, который проделал огромный и трудный путь от неуверенного пацана, скрывающегося за сжатыми кулаками, до серьезного мужчины — истинного капитана звезд. Он удивлен. Раздосадован внезапным несоответствием своих представлений о Джиме и, кажется, представлений Джима о самом себе. Он не понимает и даже встает с кровати, тревожно хмурясь. — Что за хрень ты несешь? Все с тобой в порядке. — Да какое там. И ты либо льстишь мне сейчас, либо растерял свое врачебное чутье. И пока ты не врезал мне за второе, спешу сообщить, что я склоняюсь к первой версии, — Джим вздыхает и снова поворачивается к зеркалу. — Я старею, Боунс. Старею и становлюсь каким-то… никаким. К черту диеты, это все не то, не поможет… — Ты вот это сейчас серьезно? Да, похоже, серьезно… Джим, ты самый охренеть-какой-удивительный человек из всех, кого я знаю. Ты столько всего совершил — неужели все это отправляется на хрен? Взгляни на меня — я здесь только благодаря тебе! Ну нет, это уже какая-то совершенно возмутительная степень самокопания… Но даже это, Джимми, говорит о том, какой ты удивительный, черт возьми!       МакКой берет паузу, чтобы выдохнуть после такой эмоциональной тирады, и уже открывает рот, собираясь продолжить в том же духе, но Джим перебивает, тоже переходя на полтона выше: — Я долго думал! Я так долго думал и собирался, Боунс, что чуть не потерял тебя! — Чушь не пори, а? Ты сделал все правильно и вовремя, выиграл свой очередной сценарий, и чуйка тебя не подвела. Как и пять, и десять лет назад, ты принял верное решение, и, смотри, все в порядке, — Леонард улыбается и разводит руки, дескать, «смотри, я тут, жив-здоров». — Где тот парень, что сейчас хлопнул бы меня по плечу и сказал «Эй, Боунс, давай закатим вечеринку в честь твоего возвращения»? — Но я уже не тот парень… — Ты идиот, Джим, — повторяет МакКой фразу, давно ставшую самой употребляемой в отношении Кирка. — Мне не пятнадцать лет, чтобы беспокоиться, что ты повзрослел и изменился. Именно это я и люблю в тебе. — Что ж, видимо, это мне все еще пятнадцать, — Джим наконец успокаивается — демонстрация МакКоя возымела свое действие — и смотрит, слегка наклонив голову. — И мне охренительно нравится, как ты выглядишь теперь. — Так, иди-ка сюда…       Джим подходит ближе, конечно же, разве он может отказать? Но в его глазах столько сожаления, мол, «прости, что я и правда такой идиот», что МакКой, до того думавший ограничиться обнимашками и односложным приколом, вмиг забывает весь свой сарказм и раскрывает объятия. — Джим, помнишь о Миннесоте? — где-то на плече Леонарда ему отвечают кивком. — Рассветное небо все еще завидует тебе.