***
Барон и баронесса Чамкыран прожили долгую совместную жизнь. У хозяйки дома было всё, что необходимо для спокойной и размеренной жизни, кроме богатства, о котором она грезила денно и нощно. Когда лорда Зеки не стало, все заботы о детях и хозяйстве легли на плечи Фазилет. К сожалению, управлять имением оказалось непросто, помимо познаний в экономике, математике и налогах, требовалось умение разбираться в людях. Конечно, в этом госпоже нельзя было отказать, но женский склад ума не позволял сдвинуться с мёртвой точки. Несмотря на то, что многие статьи Великой хартии были отменены, а на смену им пришли новые, формально старые положения считались действующими. После кончины супруга в соответствии с законом баронесса получила вдовью часть и содержание на детей, а долги ростовщикам были аннулированы. Этого было мало. Шутка ли воспитать и вырастить дочерей одной? Одеть, обуть, накормить, дать сносное образование, подходящее статусу? К сожалению, это привело к тому, что в жизни семейства Чамкыран появился молодой и перспективный сэр Огуз, положивший глаз на старшую дочь. Если раньше госпожа Фазилет воротила нос от человека, не обладающего соответствующим титулом, в прошлом запрещая играть детям вместе, теперь её всё устраивало. Баронесса вздыхала, искала пути к лояльности Хазан, но без толку. Единственное, что повлияло на настроение и решение дочери — положение Эдже. Она была любимицей в семье. Мысль о том, что девушка могла оказаться на улице без достойного образования, денег и хорошей партии, угнетала не только мать, но и старшую сестру. Этот аргумент оказался решающим и согласие упрямой любимой дочери барона было получено. Баронесса приложила все усилия, чтобы сохранить лицо перед соседями. На слуг денег не хватало, но каждые выходные на виду у прохожих и проезжающих экипажей, нанятая служанка усердно тёрла крыльцо, забор и подметала близлежащую территорию. Хазан вздыхала, но не лезла в маменькины провокации и интриги. На все вопросы был один ответ: выйди замуж, роди детей, устрой их судьбу, а потом советуй. Отчасти мать была права. И судьба младших сестёр с каждым днём волновала всё больше. Дом старел, домашние дела увеличивались, налоги росли не по дням, а по часам. И из всей этой беспросветной ситуации был лишь один выход: замужество. Обладая боевым характером, девушка была готова лично драить полы, белить потолки, оббивать краску со старых подоконников, грунтуя их заново. Но у неё было две руки и двадцать четыре часа в сутках. На всё это не хватало времени. Остальные отпрыски барона считали домашние дела не приличествующими семейному статусу. В подобные моменты как никогда хотелось пнуть очередное ведро с грязной водой и заявить во всеуслышание, что отца больше нет. Нужно выкарабкиваться самим. Мать-коршун всегда вставала на сторону остальных дочерей, заявляя, что найдёт отличных мужей, решив судьбу детей самым наилучшим образом. Вот и сегодня планировалось «внеочередное собрание», на которое Хазан собиралась намеренно опоздать. В тускло освещенной гостиной особняка вдовствующей леди Фазилет Чамкыран собралась вся семья: хозяйка дома и младшие дети. В крепких руках женщина сжимала сложенный квадрат пожелтевшей бумаги, концы которого скрепляла большая алая печать, издалека казавшаяся зловещей каплей крови. Леди Фазилет нерешительно крутила письмо от несомненно от важного и серьёзного человека, посматривая на каминные часы. В комнату вошла девушка, одетая в красную накидку, подбитую серым мехом, и присела у камина, протянув руки к огню. Яркое пламя согрело озябшие руки, и она блаженно зажмурилась, сжимая и разжимая тонкие пальцы. — Что вас задержало на прогулке, юная госпожа? — раздался требовательный голос матери. «Юная госпожа» молча пожала плечами, продолжая созерцать огонь и наслаждаться теплом. Леди Фазилет скользнула взглядом по намокшим ботинкам дочери, перепачканному грязью подолу платья, и осуждающе поджала губы: — Ты опять была в лесу, Хазан? — Что с того, — воскликнула Эдже, вторая по старшинству. — Мы долго ждали сестру, чтобы, наконец, прочесть письмо! Не всё ли равно, где она гуляла? Леди Фазилет приподняла бровь, признавая справедливость суждения. Ни секунды больше не мешкая, взломала серебряным ножичком кровавую печать и спешно развернула послание. Текст в письме был написан ровным, убористым почерком, слишком мелким, чтобы немолодые глаза женщины смогли прочесть. С чувством лёгкой досады она вытащила из-за корсажа домашнего платья маленькие очки в металлической оправе и нацепила на нос. — Дражайшая леди Фазилет… — чтение письма было прервано тонким девичьим смешком. Хозяйка особняка сурово посмотрела поверх очков на Эдже, и та закашлялась, внезапно подавившись чем-то незримым. — Дражайшая леди Фазилет, надеюсь вы и все ваши дочери находятся в добром здравии. Пишу по настоятельной просьбе моего безвременно почившего отца, дабы исполнить его последнюю волю… — Разве может человек изъясняться подобным образом? — шёпотом поинтересовалась дважды нарушительница спокойствия. На неё шикнули, опасаясь, что грозная родительница могла передумать читать письмо вслух и выгнать всех взашей. Эдже опустила взгляд, пытаясь скрыться за спинами у сестёр от недоброжелательного взора маменьки. Леди Фазилет энергично тряхнула листком и продолжила чтение: — …его последнюю волю. Перед кончиной отец, впадая в не присущую прежде сентиментальность, часто вспоминал родню покойной супруги и тот единственный раз, когда много-много лет назад наша семья проездом в Лондон останавливалась в вашем гостеприимном доме. Будучи не в силах подняться со смертного одра, часто рассказывал, как леди Севинч держала на руках крошку Хазан, и что прекраснее малышки было не сыскать на всём белом свете. Внезапно воспылав к дальней родственнице поистине отеческими чувствами, граф перед смертью внёс изменения в завещание и отписал вашей старшей дочери поместье неподалёку от северного Йоркшира с годовым доходом в семь тысяч фунтов. Я с нетерпением жду встречи с прелестной кузиной и приглашаю её приехать к нам в замок как можно скорее. С наилучшими пожеланиями, Ягыз Эгемен. На мгновение в гостиной наступила звенящая тишина, прерываемая потрескиванием поленьев в камине. — Почему? — оправившись от удара, воскликнула Эдже. — Почему всё ей? Она быстро поднялась на ноги, с трудом удерживая гнев и негодование в разумных пределах. Руки леди Фазилет заметно подрагивали, и она поспешила отложить письмо и снять с носа очки, которые, по её мнению, придавали лицу глупое выражение. — Хазан… — начала было она. Старшая дочь встала с ковра, лежавшего возле камина, испытующе посмотрев на мать. — Что это значит? — Лорд Ягыз изъяснился предельно прямо, дорогая, — тон хозяйки особняка стал мягче, что заметили все присутствующие в комнате. — Я всегда знала, что милая Севинч не могла нас забыть… — «Милая Севинч»? Не ты ли называла её лживой, лицемерной змеёй, которая легко забыла родные корни, как только ей удалось выскочить замуж за богатого, но глупого дворянина? — Господь с тобой, доченька! — баронесса смущённо принялась изучать кисти рук, смяв кружева на потрёпанном переднике. — Может, я и болтала чего по молодости, но к золовке всегда питала уважение и верила в её доброе сердце. — И она отправится в Йоркшир? — не унималась Эдже, сверкая разъярёнными серыми очами то на мать, то на старшую сестру. — Одна? — Ты слышала лорда Ягыза, милая. У меня нет ни единого повода проявить неуважение к нему и пренебречь его гостеприимством. — «Лорда Ягыза»? — вновь насмешливо передразнила Хазан. — Давно ли он прекратил быть «напыщенным, самовлюблённым болваном, только и способным мазать по уткам на болотах да волочиться за дебютантками на балах», и стал «лордом Ягызом», мама? Младшие сёстры юной леди прыснули в кулачки, вспоминая, как, находясь в дурном либо приподнятом настроении, Фазилет неоднократно поливала знатных родственников отборной бранью. — Неблагодарная, — с нажимом произнесла хозяйка особняка, — ты должна быть признательна небесам за этот счастливый случай. Эдже громко фыркнула. В гостиной вновь наступило затишье, являвшееся знамением ужасной бури. — Я смею напомнить, что скоро состоится моя свадьба с сэром Огузом, о которой вы очень усердно хлопотали весь прошедший год, — тихо произнесла непокорная дочь, прожигая мать взглядом. — И несмотря на все мольбы не решать мою судьбу подобным образом, вы утверждали, что только замужество с состоятельным и спокойным человеком, которого я знаю с самого детства, сможет помочь нам сохранить поместье и избежать позора банкротства. Осталось чуть больше месяца до назначенной даты, мама. Леди Фазилет слушала гневную речь с достоинством, словно давно ожидала её. — Девочки, идите к себе, — отдала она младшим короткое распоряжение. Пятеро девиц с незначительной разницей в возрасте, не осмеливаясь ослушаться, быстро поднялись и, прошуршав юбками, столпились у выхода из комнаты. Лишь только Эдже демонстративно уселась обратно в кресло, всем видом показывая, что не собиралась двигаться с места и пропускать обсуждение важного вопроса. Она привыкла, что любой денежный вопрос касался только её. — Разумеется, я помню о свадьбе, Хазан, — не обращая внимания на выходку капризной девушки заявила глава семейства, — но любому здравомыслящему человеку ясно… — …любому здравомыслящему человеку ясно, что о прежней договорённости можно забыть? — холодно проговорила старшая дочь. — Если для вас ужасен факт нашего банкротства, леди Фазилет, то для меня ужасен факт пренебрежения нашим словом! Что подумают люди? Что скажет о нас сэр Огуз и его родители? После того, как часть залога за наше имение была внесена ими, мы расторгнем помолвку? — До окончания твоей поездки не будем ничего расторгать, — подбородок Фазилет упрямо нацелился на строптивицу. — Но если, даст Бог, всё подтвердится, и моя дочь станет обладательницей дохода в семь тысяч годовых… Небо свидетель, я по-хозяйски заберу слово, данное хоть сэру Огузу, хоть лысому чёрту из преисподней! Хазан, прикрыв глаза, отшатнулась в сторону: — Я рада лишь одному, что отец не слышит вас сейчас… Надеюсь, наш вечно скучающий, праздный кузен был на подпитии, когда сочинял послание ради забавы. Я встречу эту новость с улыбкой, и отпраздную ваши разбившиеся надежды, леди Фазилет. С вашего позволения. Совершив церемониальный книксен, девушка резко развернулась и покинула гостиную быстрым шагом, не трудясь бесшумно прикрыть двери за собой.***
Юная леди Чамкыран встречала рассвет следующего дня, ковыряя носком ботинка оттаявшую весеннюю землю Ланкашира. Скромные пожитки, сложенные в ветхий чемоданишко, грузили на крышу почтового экипажа, который должен был довезти странницу из пункта А в пункт Б. До пункта А её великодушно согласился доставить на двуколке сэр Огуз. Он стоял рядом, не зная куда деть руки, явно волнуясь перед разлукой. — Хазан, — произнёс провожающий на правах то ли жениха, то ли давнего друга. Он хотел добавить что-то его волнующее, судя по лицу, но смог выдавить только: — Береги себя. Девушка шагнула навстречу и храбро взяла тёплую ладонь мужчины в свою. — Знаю, что ты не в восторге от происходящего, Огуз. Поверь, я тоже. Её взгляд скользнул по узкому лицу помещика, покрытому густой бородой, по тёмным, бегающим глазам. Хазан казалось, что тот смущён их первым прощанием на длительное время в новом статусе, хотелось поддержать друга детства добрым словом. — Возвращайся скорее, — несмело пролепетал Огуз, сжимая руку девушки сильнее обычного. — У меня нет желания задерживаться в Йоркшире дольше положенного. Я думаю, что история с наследством — глупая шутка милого кузена, но мне придётся проделать долгий путь, чтобы получить подтверждение. Помещик тяжело сглотнул. — Хазан… — начал было он, но кучер громогласно огласил всем ожидающим пассажирам, что время погрузки багажа окончилось, и они могут занять места в экипаже. Солнце поднималось всё выше и выше над пробуждающимся от зимней спячки лесом и рекой Блэкберн. Девушка улыбнулась уголком рта, замечая, как с губ Огуза срывается пар, оседая кристалликами инея на курчавой бороде. Но как только она собралась произнести ободряющую речь, заранее припасённую на момент прощания, жених вдруг сделал шаг вперёд, неуклюже протягивая сложенные в трубочку губы. Почувствовав прикосновение чужого рта, Хазан резко отшатнулась, уставившись на мужчину взором, полным ужаса и недоумения. Смущение бедолаги достигло пика, окрашивая лоб, кончики ушей и заросшие щёки в багрянец. — Я люблю тебя, Хазан, — неожиданные слова замерли в утренней прохладе воздуха. Девушка попятилась к раскрытой дверце экипажа, оставляя мужчину без надежды на ответ. Не дожидаясь посторонней помощи, забралась внутрь кареты и заняла место у окна. Дверца с грохотом захлопнулась, возница щёлкнул кнутом по лошадиным спинам, громко подгоняя разморенных долгим простоем кобыл. Перед глазами девушки расплывались медленно растворяющиеся вдалеке здания почты и постоялого двора, высокий хмурый лес и одинокая фигура человека, казалось, близкого для неё, на самом деле являющимся неимоверно далёким. Вязкое чувство покинутости заполнило душу Хазан, пугая до дрожи. Она зябко поёжилась, кутаясь в красную накидку, подбитую серым мехом, внезапно погружаясь в размышления о цели начавшейся поездки. Явственно ощутимый страх встречи с родственником и нахождения с ним под одной крышей неприятно удивил девушку, мнившей себя храбрее среднестатистической жительницы Англии XIX века. — Ну не съест же он тебя! — в сердцах проворчала «наследница», устраиваясь поудобнее на жёсткой лавке кареты и закрывая глаза. В столь долгом и утомительном путешествии было преступно пренебрегать лишними минутами сна.***
Молодой мужчина сидел в кожаном кресле, инкрустированном драгоценными камнями. В огромном камине потрескивал огонь, освещая комнату тусклым светом. Ночью Ягызу Эгемену не спалось. Он то и дело просыпался, вытирая холодную испарину со лба. Странные сны, связанные с местными сказками, мешали спать и не давали покоя. Это заставило подняться ни свет ни заря, вынудив проснуться на два часа раньше обычного и приступить к службе небольшое население замка. — Господин, — в дверь вежливо постучали. По скрипучему голосу легко было узнать личного дворецкого покойного Хазыма Эгемена, — позвольте потревожить вас. — Мистер Геральт, прошу, — лениво откликнулся наследник, устало закрывая глаза. Он прекрасно знал при каких обстоятельствах пожилой мужчина говорил подобным тоном. Наверняка, господин дворецкий пришёл с дурными вестями. — Что случилось? — Ягыз нетерпеливо встал, стоило слуге появиться в поле его зрения. — Говори же! — Я отправил письмо семейству Чамкыран, как вы велели. Вскоре будем иметь честь встречать в гостях достопочтенную Хазан Чамкыран, старшую дочь семейства. Молодой мужчина ухмыльнулся, поправляя расшитую золотом шёлковую рубаху. Он не был удивлён. Стервятники и охотники за состоянием отца не заставили себя долго ждать. Каждый, кто имел право и силу урвать кусок денег, земель или драгоценностей, сделал это. Юная Чамкыран — последняя, кто покусился на владения, к которым не имела никакого отношения. Отец, по неведомым причинам, очень настаивал, чтобы девочка «из несчастной бедной семьи» получила шанс на безбедное существование. Эгемен не сомневался, что она обычная охотница за деньгами, готовая на всё. Не пристало молодой особе ехать через всю страну ради денег. Его ни капли не смущал тот факт, что она приходилась родственницей древнему роду Эгеменов. — Это волнует меньше всего. Прикажите выдать то, что причитается и отправьте восвояси. Я не намерен с ней возиться. Геральт покачал седой головой, не согласный с поспешными горячими словами господина Ягыза. В отличие от покойного отца, сын отличался резким нравом, непримиримой гордыней и высокомерием. При встрече с новым человеком, первым делом думал плохое, не вникая и не пытаясь понять. — Как прикажете. — Ещё новости? — властно поинтересовался Эгемен, направляясь к окну, не желая смотреть в глаза дворецкого. Он привык к вечному укору, но не был готов терпеть его сегодняшним утром. — Пропала юная девушка. Ушла ночью в лес и не вернулась, господин. Её ищут, но боюсь, что исход поисков предопределён. — Её съел оборотень. Знаю эти сказки, — нахмурился хозяин замка, — не верю. И почему у местных красавиц есть всё, кроме мозгов. Зачем ходить ночью в лес? Слуга вежливо промолчал, не вступая в перепалку. Он перевёл взгляд на портрет внушительных размеров, на котором был изображён Хазым Эгемен. Перед смертью старик умолял позаботиться о сыне, буквально выбив обещание из растроганного Геральта. Старый хозяин замка был строг, но справедлив. Его любили слуги, народ и графиня. За его справедливость прощались многие странности. Но наследник отличался от отца. Он словно задался целью настроить всех против себя, отталкивая лучших невест и именитых графов. — Позволите идти, милорд? — вежливо осведомился дворецкий, склонив голову. Ответа не последовало. Молчание было согласием и позволением уйти, что он и поспешил сделать, прикрыв за собой тёмную дубовую дверь. — Не вовремя едешь, Хазан Чамкыран, — обратился к собственному отражению Ягыз, — не вовремя. Смерть и деньги всегда ходят рядом. И неизвестно, какое наследство тебя ожидает.