боль.

хенджин не пошёл в тот день на встречу к сынчоль — одногруппнице-красавице, с которой договаривался посидеть в кафешке и, уже у себя в мыслях, прекрасную ночь. он вообще не выходил из дома. только молча рассматривал ничем непримечательный белый потолок и размышлял: « сколько ночей я провел с разными людьми, сколько губ и рук касались меня. сколько же ран на его теле. я тупо не верил, точнее, не хотел верить. кто мой соулмейт? он жив вообще? он младше или старше? господи, как много вопросов. из-за меня кто-то страдал...» он пустил слезу, что скатилась по щеке прямо на плед.

хенджин не плохой. он просто не верил.

в это время чонин возвращался домой с дружеского свидания (и такое бывает) в полном расположении духа, потому что, во-первых, за сегодня он не получил ни одной раны, во-вторых, он хорошо провел время с сынмином. в который раз ян думает, что мин как щеночек — он не любит его всем сердцем, в груди сердце не сжимается от его вида, но даже так с ним целоваться общаться невероятно приятно. но почему-то ощущение есть, что с дурацким хенджином намного приятней. чонин спать рано ложится, даже не ужинает, только в душ идет. в этот раз он день прожил, а не просуществовал. воскресенье проходит так, будто хенджин и чонин ролями поменялись: первый весь день информацию по соулмейтам выискивает, чтобы своего найти, а второй в кровати валяется и смотрит романтичный сериал. потому что хотя бы у героев должно быть все хорошо. если чонин бездельно пролежал бревном свой выходной, то хенджину после своего рейда страничек в интернете теперь о соулмейтах известно очень многое, если не всё. например, тело на прикосновения к соулмейту чужих людей только с достижения шестнадцати лет каждого из пары реагировать начинает. а еще, если они не удалены друг от друга более чем на 100 километров. из всего этого вытекает, что соулмейт хенджина — кореец или кореянка старше шестнадцати лет из сеула. завтра хенджин будет искать. завтра чонин признается.

***

утро каждого было совершенно обыкновенным: чонин опять прикрывал синяки и порезы под безразмерной худи, а хенджин опять не позавтракал, потому что проспал. сегодня все поменяется и этот день, может быть, даже судьбоносным получится. первая пара у чонина прошла незаметно, потому что он все думал как разговор начать: издалека или же сразу перейти к делу; грубо или наоборот мягко. ян в голове сотни, если не тысячи, вариантов перебрал, но как только он из аудитории выходит и хенджина одиноко стоящего видит, то чувства сразу верх над разумом берут, и чонин, вздохнув глубоко и брови нахмурив, быстрыми и тяжелыми шагами к парню идет. он берет его под руку, тихо бросив «поговорить надо», и ведет под лестницу, где уже грубо в стену спиной впечатывает и кричит почти: — я твой соулмейт, дорогой мой, и мне надоело еженедельно мучаться от твоих гуляний. я терпел месяц, два, три, вот четвертый пошел! не думаешь о себе и своих многочисленных половых связях — подумай обо мне, гребанный ты хенджин, — ян уже всхлипывать начинает, вспоминая каждый такой день, когда умереть хотелось больше, чем счастья, — ты хоть знаешь, как больно, как чертовски больно. нет, раны получать не больно уже, больно в зеркало смотреть и понимать, кем же я стал из-за какого-то тебя, что плейбоем себя возомнил,— чонин откровенно на плач переходит: из глаз вода течет, а слова еле разбираемы от истерики подступающей, — а самое больное это знаешь что? что я мечтал о соулмейте, что мечтал с ним время проводить, что мечтал любить искренне и такую же любовь получать взамен. но, как видишь, — у младшего откровенно истерика и он даже смеется от нервов и переполняющих эмоций, — не вышло. хенджин в шоке полнейшем. все это время ему в глаза смотрела пара чужих. в них виделось отражение боли и страданий, которые парень пережил. ему не столько стало жалко его, сколько он стал противен сам себе. когда к нему паренек подошел миленький, с глазами лисьими и в худи безразмерной, он ожидал всего, но только не этого. чонин спустя минуты две на шаг назад отступил, хенджина освобождая. на пятках повернулся и уже уходить хотел, как его за руку тянут резко, даже больно немного, и в объятия теплые заключают. он не слышит (и не хочет слышать) ничего, кроме хенджиновых проваленных попыток казаться сильным и тихого «прости меня, теперь такого не будет никогда, я обещаю. я исполню твои мечты, честное слово, лисенок.»