Жемчужины

Все смотрят на него — и молча матерят Что он рядом с тобой Но они не знают, что с тобой, они не знают, что Им нахуй не надо это (Скриптонит «Не забирай меня с пати» ft. Надя Дорофеева) Юдзуру стоит, улыбается, изящно откинувшись на стенку, смотрит с исключительной заинтересованностью. Улыбка чуть насмешливая, заговорщицкая, глаза подзывают, но подойти к нему неловко - вдруг не так понял, вдруг не тебе этот мутный посыл адресован. Юзу перекладывает в одну руку светлые в тон кожи перчатки и другой манит его пальцами. Пальчиками, в таком образе буквально сахарными. А то, что хочется прямо сейчас эти пальчики себе в рот положить и обсосать - это так, обман чувств, правда-правда... Александр идёт к нему, скрывает его за собой: больше в тёмных глазах не переливается отражённый свет, такой же яркий, как у всех бесчисленных камней на лёгком одеянии. Кто сегодня самая яркая фея на этом празднике жизни, вообще вопроса ни у кого не возникло. Лаконичностью и строгостью в костюмах могли увлекаться все, но Ханю вертел скромность на одном месте. Ни одна девчонка так не блистала - особенно если брать буквальный смысл этих слов. И гала сегодня слегонца шоу Юдзуру Ханю. Он случаем заранее не интересовался у оргов: "А ничего, если я повыёбываюсь?" "Выёбывайся, солнце, ты нам экономику столицы поднял, покорнейше благодарим". Поднял мальчик не одну лишь экономику. Ещё планку мировых рекордов для одиночников, себя на должную для общего фото высоту, а сейчас, заведя в укромный уголок и трогая в эдакой показной нерешительности рукав рубашки первого понравившегося рослого парника, был готов ещё кое-что поднять. Юдзуру продолжает улыбаться, за заразительностью его улыбки прячется напряжённость, возможно он сам не до конца уверен в том, что творит. Смотрит в глубоко посаженные славянские глаза, его тревожит этот прямой взгляд, пристальный и честный, выдающий любое движение души. Рослая стать парника его тоже волнует. Юдзуру кладёт руки на плечи парня, давая понять, что и его тронуть можно - не мираж, не растает, и, мол, вы всё правильно поняли, молодой человек: ледовое сиятельство перебрало всех качков и остановило свой выбор на вас, и не то чтобы ваша золотая медаль совсем не учитывалась. У Юдзуру мягкое выражение лица, губы блестят, как блеском подмазанные, Александру не по себе, когда он ведёт пальцем по ним, проверяя, так ли это. Наклоняется, чтобы попробовать губами, неловко прикасается к лицу, чтобы направить к себе. В момент соприкосновения губ Юдзуру вздрагивает, будто это его первый поцелуй. Либо первый поцелуй с мужчиной. А если судить по тому, как двинулись губы и в ответной ласке заскользил язык - первый поцелуй с другим мужчиной… Юзу цепляет пряди на затылке, мнёт шею - и задыхается в поцелуе, заставляя уйти мыслями от того, кто его самого так тянул за волосы, шею наглаживал и зажимал по углам. Это какая-то дикость: вселюбимый двукратный вёл себя, будто бы он сейчас полностью в его распоряжении. А по-настоящему - наоборот. Юдзуру и обнять-то как следует нельзя – ведёшь рукой и не сочтёшь каждую нашитую бусину, каждый попутно задетый камень. Если вести ниже, даже на штанах вверху есть эти жемчужины, будь они неладны. Кажется, повредишь хоть фрагмент этого произведения искусства и тебя отпиздит тысяча японских женщин. Возможно, Винни-Пухами. Ладони сами собой стремятся скользнуть ниже, но как ему при этом в глаза смотреть? Юзу, вроде, не видит в этом ничего криминального и сам вытягивается, встаёт на цыпочки, чтобы дать больше доступа к телу. Льнёт с лёгкой улыбкой, глаза прикрывает - не можешь в глаза мне смотреть, пока лапаешь – не смотри. Саша говорит по-русски (не отчитывать же его на английском на полном серьёзе, в самом-то деле): - Ты всегда такой волшебный? Или тебе надо три рекорда перед этим поставить, чтобы сиять, слепить простым людям глаза и хотеть трахаться? Хочется целоваться до полной пустоты в голове, до конца отпустить уже летящую в пизду ситуацию. Юдзуру обнимает его за шею, пригибает к себе, опускает дрожащие ресницы; кажется чуточку испуганным, но очевидно, что нужно быть совершенно бесстрашным (или безумным), чтобы вот так кидаться в страсть с плохо знакомым парнем, гетеро, ещё и русским, будто остального мало. Юдзуру закидывает ногу ему на бедро, крепкую и весомую, пока Александр теряется в мыслях, как теперь жить, если помнишь, как твой язык был во рту Юдзуру Ханю, и почему одновременно так охуенно и так страшно. Александр говорит ему вполголоса на ухо, стараясь отвлечься от желания макнуться лицом в чёрные волосы, лизнуть шею там, где маленькая родинка, и вести вниз, до начала прозрачной ткани. Говорит по-русски, бездумно, в голосе сама по себе звучит ошеломлённая радость: - Вот хули ты делаешь, Юдзуру? Что, Фернандес из дома - и сразу по рукам пошёл? Юдзуру слышит "Фернандес" и мгновенно каменеет в руках, его выносит из его забористой нирваны. Он пытается понять, о чём сейчас была речь и уже готовится вырываться, обрывая всё и сразу. Александр придерживает его за плечи буквально считанные секунды, не даёт сбежать, а потом, не спрашивая, тянет к себе, подхватывает под задницу и прижимает к стене. Юдзуру ахает, розоватые губы заманчиво приоткрываются и можно терзать их снова - так очень удобно, не надо наклоняться. В попытке определиться с опорой, Юдзуру откидывается на стену, шарит по ней левой рукой; по жёсткой поверхности стукают и скребут все эти нашитые и наклеенные стразы, щедрая россыпь жемчуга; Юзу жмурится, молча выдыхая, морщась в гримасе - это ещё и дискомфортно ко всему, почти больно. Александр оценивает перспективу обтирать чемпионом стену, фыркает, предупреждает: "Держись", - и отрывает его от стены, удерживает на весу. Юдзуру инстинктивно цепляется за его плечи, прижимается, крепче обхватывает бёдрами. Целуется мокро и до того откровенно, будто бы он уже в нём, и ближе уже нельзя, и бесстыднее, и скандальнее уже быть не может. Тонкая ткань на Юзу плохая преграда, она даёт прочувствовать слишком много, но в то же время в этой одежде он абсолютно недоступен – это не то, что можно бездумно разорвать и отбросить. Александру хочется его в спортивной форме, когда снял, задрал, сдвинул - и уже доступ к телу, а не в этом фейском облачении, с которым одну молнию тянешь минуту, чтобы ткань не дай бог не защемить. И рукава пока спустишь с плеч, свихнёшься от жажды. Юдзуру выгибается в его руках, чувственный и возбуждённый, путает пальцами волосы, шумно дышит и не боится трогать его, где вздумается. Приоткрывает рот, словно от удивления, когда признаки возбуждения партнёра становятся очевидными, и эти влажные распахнутые губы и взгляд изумлённых тёмных глаз – самое красивое, самое влекущее и самое блядское, что только может быть. К ним кто-то заглядывает, судя по удлинённой тени силуэта, лёгшей на них и короткому вскрику. Они оглядываются испуганно, Александр даже не успевает подумать, что нужно опустить Юзу на пол, замечает только настоящий ужас в его расширившихся глазах. В стенном проёме корейский мальчик, примерно с таким же ужасом на лице, что и у Юдзуру. Джун быстрым движением крутит пальцем у виска и показывает на них, что легко переводится на любой язык мира как "Вы долбоёбы оба, охуели совсем", и сбегает быстро, даже просить не нужно. Александр тихонько ставит Юдзуру на ноги - тот буквально сползает по нему, полнота ужаса от возможного разоблачения отняли его силы, в лице видна лихорадочная работа мысли. Александр поглаживает его по плечу, пытаясь успокоить и передать, что всё нормально. Как ему объяснить, что он никому не скажет, что он сам от этого охуевает, и что он охуевает от него самого, от себя, и что ему нельзя так поступать, это огромный риск, и как всё это донести, когда подводит английский, причём не только его, но и его слушателя. Юдзуру кивает, кивает, трогает искусанные губы, смотрит на пальцы, будто ожидая увидеть на них кровь, а потом смотрит на него этим пьяным, скажем даже, бухим взором, и начинает улыбаться улыбкой "Я ничего не понял, но похоже, ты волнуешься и за меня тоже, спасибо". Спрашивать о планах на вечер Саше очень не хочется, потому что страшно, что они уже есть и включают его. И он завершает свою речь, больше не заботясь об произношении и правильности формулировок, просьбой на будущее, что-то про донт факин мэн. - Всех? - вдруг лукаво переспрашивает Юзу, опустив глаза, явно вспомнив о чём-то. - Рашен мэн, - угрюмо ворчит Александр, - хотя бы. Юдзуру солнечно улыбается и говорит ему в щёку, привстав на цыпочки и подавшись к нему поближе: - Я понял. Не буду. А Александр отслеживает мысль по краю сознания, что ну они же в Финляндии, может же у них тут оказаться водка на банкете. Юдзуру уже порывается было упорхнуть, но Александр как раз замечает комок бежевой ткани на полу и успевает позвать и подать оброненные ранее перчатки. Ворчит по-русски: - Ну ты, красавица: раскидала улики, пошла!.. Юдзуру коротко фыркает, потом хлопает его перчатками по лицу игривым, флиртующим жестом, и уносится, только воланы по ветру разлетелись. Саша трёт переносицу, выдыхает. - Бля, светлое видение, как жить-то теперь дальше?.. Не вовремя Хавьер из спорта собрался.