Улыбка его сейчас обливается кровью
Из жалких остатков кислорода Яну удается прохрипеть: — Ом..- хриплый кашель вырывается, - омерта, п-пожалуйста... Чонин очень надеется, что его услышат, потому что даже сам себя он слышит едва. Вокруг все затихает, казалось, даже ветер перестал дуть за толстыми стенами. Сердце замирает тоже. В секунду вершатся судьбы и Чонин молится, правда молится, чтобы сработало. Он не верит в Бога уже давно, но сейчас ему нужно спасение, спасение любой ценой. Он даже пытается поднять голову, посмотреть в глаза. Но звонкий смех распространяется быстро, ударяя прямо в перепонки Яну. И не зря Чонин не верит в Бога. Над ним насмехаются. Злобно и до тошноты противно. — Ты думаешь, я дарую милость твоей семье, если позволю тебе совершить самосуд? — Господин снова смеётся. — После того, как ты привёл целый полицейский штаб в мой офис? — К сожалению, Чонин, моя омерта работает не так, — с каждым словом голос Ён Сока понижался до устрашающе низких, звериных нот. Чонин чувствует кожей мерзкую улыбку, пропитывается ею насквозь, да так, что кожу эту хочется содрать. Сдаться - значит смириться и принять поражение. Чонин смирился уже давно, но поражение принимает лишь сейчас, уничтоженный полностью. Загубленный. Растоптанные души не молят о помощи. А чонинова - взахлёб. Сетует и стонет, в бреду, только бы помиловали. Ропотом шепчет, едва-едва, но кто слышит? Смотреть в глаза смерти, представать на коленях - не страшно. Чонина смерть обнимает, согревает, ледяными пальцами - да в самую глубь тащит. Успокаивает. Чонин готов, он принимает всё и разом. С улыбкой и долгожданным облегчением встречает, к мантии чёрной губами припадает - всё сделает, только бы уйти с ней. Прощает, наконец, себя и каждого, кто бросил, кто швырнул его в холодную, чудовищную пустошь. Он бороздит бездонную пропасть, летает, окрылённый. Уже не больно. Забвение, приятное, наступает медленно - особый дар, обволакивает больное, истощенное сознание. Излечивает тело, изувеченное. Чонину легко. И дышать хорошо, и чувствовать свободу. Всё будет хорошо теперь. У Смерти лицо Бан Чана, потому что видеть его хочется запредельно. Видеть самое прекрасное: светлые кудри, ямочки от очаровательной, доброй улыбки и совершенно родные глаза. Чонин бы подумал, что уже в раю - старший по-ангельски прекрасен. Ему и не страшно вовсе. Вот оно - спасание. Бери. Ян бросается смело, благодарит часто-часто, сплетает пальцы и припадает к груди. Обнимает. И с трепетным чувством отдаётся темноте. Счастливый. Чонин делает шаг и проваливается, на лице - улыбка.И больше нет вокруг кровавых досок и удушающей пыли. Ему наконец спокойно. Прогремевший выстрел в воздухе оставляет порох.***
Трое парней сидят в холодной, еле освещенной комнате. Один - серьезный, нахмуренный, двое других с широко раскрытыми глазами - удивлённые. Ушло несколько часов прежде, чем Хёнджин разложил всю свою жизнь перед Ханом и Сынмином. Он рассказывал долго, детально, не пропуская ничего, ему утаивать - ни к чему. Ещё больше ушло времени на бесконечные вопросы. Особенно от Джисона: — То есть ты говоришь, что Чонин, Ян Чонин, милый мальчик, которого я знаю с самой средней школы часть преступной организации? — С каждым словом голос Джисона поднимался на октаву. — И Феликс. — Феликс?! — Не выдержал и Сынмин, — скажи, что ты шутишь. Но Хёнджин, к сожалению, не шутит ни капли. Он плотно поджимает губы и смотрит с сожалением на друзей. — Но ни Чонина, ни Ликса нет в списке, правильно? — Уточняет Ким, вспоминая, что и в базе отца эти двое не числятся тоже. — Всё верно. Это-то и странно. У Чонина телефон отключен, а номера Феликса у меня нет. Они либо успели скрыться вместе со всеми своими документами, либо... — Либо ваш чокнутый босс сам успел их скрыть, — перебивает Ким, явно намекая не только на сожжённые паспорта. У Джисона - холод по спине. Две пары глаз уставились на Сынмина. — Что? Просто предположение. А как еще вы объясните, что их нет в списках и их лица не светятся двадцать четыре на семь в новостях. И то верно, думает Хёнджин. Однако легче от этих мыслей не становится совсем. Друзей найти надо, а ещё надо помочь, помочь до того момента, пока их не нашла полиция, или Ён Сок. Но ни у Хвана, ни у остальных нет точного плана, как это сделать. И так, трое парней погрузились в тишину. Каждый - в свои мысли. Джисон обдумывает всё, что рассказал ему Хван, расставляет по полочкам и свыкается с новой информацией. Даётся это нелегко. Теперь, когда Хан знает, какой жизнью жил его друг, он не уверен, какие эмоции испытывает сейчас. Сперва он хотел запустить в Хвана лампу с полуразбитым абажуром, развернуться и уйти, потом просто врезать, и вот сейчас Хан находится на грани между "украсить лицо новым фингалом" и "обнять друга, что переживал столько всего в одиночку". Джисон пока еще не решил, к чему склоняется. Почему Хёнджин ничего не рассказал раньше, Хан всё ещё не понимает. Однако обида взросла в груди парня. Он же был рядом всё это время, Хёнджин бы мог рассказать. Неужели он, Хан, не заслужил доверия..? Конечно, в глубине души Джисон уже прости, уже смирился, но пока что ему тяжело принять этот факт. Хоть он и правда старается всё то время, что сидит в старой, знакомой комнате. Сынмин же занят мыслями о том, что же делать дальше. В одном Ким уверен точно - у него все карты. Отец - главный по расследованию преступной, мафиозной группировки, а у Кима есть доступ к его компьютеру, а значит и к базе - общей сети с личными делами преступников. Идеальные условия, чтобы узнать все тонкости дела и понять, как помочь Хёнджину и остальным. Проблема заключалась лишь в одном - свой ноутбук господин Ким теперь носит с собой, забирает из дома на работу, не выпуская из рук. Это вызывает некоторые сложности, а ещё повышает риски. Но Сынмин учел и это - слишком детально продумывает каждый шаг. Это и в плюс, ведь теперь у них есть какой никакой план действий, даже самых минимальных. Хотя минимальными их трудно назвать - пробраться в офис к родному отцу, влезть в базу и украсть материалы. Дело не из лёгких и уж точно не из безопасных. Сынмин знает, что действовать придётся не просто аккуратно, ему предстоит ювелирная работа. Он собирается нарушить закон. У отца обед в два часа, а еще совещание назначено на три - узнать расписание не составляло большого труда. Парню повезло: господин Ким - человек старой закалки, ведёт ежедневник, с регулярными записями на предстоящий день. У Сынмина, к слову, тоже есть эта привычка. Только уже несколько месяцев страницы пустуют - хозяин занят другим, тайным. Хёнджин заламывает пальцы нервно в этой тишине, кусает губу и посматривает то на друга, то на Сынмина. В груди загорается огромное желание прикоснуться к Киму. Сейчас не время - Хёнджин себя одергивает, но кончики пальцев покалывают от нехватки касаний. Хван чувствует себя ребёнком, он немного, совсем чуть-чуть дует губы от отсутствия внимания, буравит взглядом профиль Кима, мысленно умоляя посмотреть. И Сынмин смотрит. В один момент поворачивает голову в сторону старшего, тут же встречаясь с чужим взглядом. Хёнджин бы заметил всю нежность и любовь, что плещется в глазах Сынмина, но он видит только расстояние между ними - каких-то три метра. Как странно - стоит взглянуть, и мысли тут же испаряются куда-то. Нет ни глупых новостей, где Хван объявлен в розыск, ни Чхве Ён Сока со своими правилами, ни чертового казино, подпольно организованного. Хёнджин в ту долгую секунду, что Сынмин на него смотрит, не думает совсем. О тех трёх метрах, разве что. Джисон показательно цокает и закатывает глаза. — Знаете что, любовнички, я схожу к Феликсу домой. Может смогу что-то узнать, — Хан поднимается с холодного пола, отряхиваясь, — Сынмин, если что, позвоню тебе, а то у кое-кого номер-то скрытый, — не может не съязвить. — Ты знаешь, где живёт Чонин? — Сынмин тоже встаёт. — Примерно. Был пару раз, но вроде помню. — Сходи и к нему, а я поеду к отцу в участок, может тоже смогу раздобыть что-то, — Ким также отряхивается. Джисон уходит стремительно, не попрощавшись с Хваном. Хёнджин смотрит на дверь с грустью. Он точно заслужил такое. Становится обидно лишь на секунду. Сам знает, что всё будет хорошо - Джисон обязательно поймёт и примет его, Хёнджина. Теперь их дружба станет лишь сильнее. Хван знает наверняка, только другу нужно время. Совсем немного - чтобы привыкнуть. Сейчас Хёнджин благодарен хотя бы за то, что после его откровения Джисон не ушел, хлопнув дверью. Он остался, а значит - примет. Значит у них всё наладится. Хёнджин знает, что облажался. Он знает, что виноват не только перед Джисоном, но и перед Сынмином. Хван чувствует острую потребность. Потребность извиниться. Последнее, чего он хотел - причинить боль. Тишина, что выросла стеной между ним и Сынмином кажется уничтожающей, давящей слишком сильно. — Сынмин, я.. — Замолчи, - Ким перебивает. Младший сокращает расстояние быстро. Врезается холодными пальцами в плечи, притягивая к себе. Носом утыкается в шею и вдыхает глубоко. Он держится за старшего крепко, словно...словно тот действительно значит что-то. И Хёнджин, наконец, понимает: он правда значит. — Не смей больше так исчезать, — в кулаках сжимает жесткую ткань свитера. Хёнджин ничего не отвечает. Рукой разглаживает запутавшиеся пряди Сынмина, успокаивая. Они стоят вот так, в обнимку, еще некоторое время. Вдыхая друг друга молча. Хёнджин знает, что нужно время. Для всего нужно время. — Спасибо, — Хван шепотом пытается не рушить тишину в их маленьком мире, — спасибо, что нашёл меня и прости, что я сбежал. Это все, — Хёнджин отстраняется, — очень опасно. Ты не знаешь этих людей, Сынмин. Я не хочу, нет, я не смогу, если с тобой случится что-то, понимаешь? Хёнджин незамедлительно смотрит в глаза младшему. Его лицо в ладонях Сынмина оказывается незаметно и чувствуется это словно целый мир в руках. Ким пропустил тот момент, когда Хёнджин стал его миром. Но теперь он не отпустит. Больше ни за что. И пусть опасно, пусть смертельно. Сынмину всё равно. — Я знаю достаточно. И сколько бы слов ты ни сказал, сколько бы ни прогонял, я, — Ким делает паузу,— никуда не уйду. Ты можешь сбежать снова но, Хван Хёнджин, я найду тебя. Я перерою каждый сантиметр, просмотрю каждую секунду каждой камеры в Сеуле. Я найду тебя, где бы ты ни был. Можешь бежать, но я всегда буду рядом. Ясно? Хёнджину ясно предельно. Блеск в глазах напротив не сулит ничего хорошего. Сынмин, возможно, ещё держит обиду, но Хёнджин знает точно - он никуда не сможет уйти. Даже если бы хотел. Но он не, и это счастье для обоих. В этот самый момент реальность обрушивается на Хвана. Он, Сынмин, правда здесь, правда нашел Хёнджина и не собирается его отпускать. Как бы Хван не пытался, как бы не сбегал. Сынмин здесь и он не уйдёт теперь точно. Больше не надо притворяться и уговаривать себя бежать. Первое, приятное чувство расползается внутри. Облегчение. Вопреки здравому смыслу, неправильно и незаконно - Хёнджин хочет Сынмина. Рядом, за своей широкой спиной. И даже если он падёт - они падут вместе. У Хёнджина любовь такая. Неправильная, где-то безобразная, эгоистичная, опасная и нечестная. Но чистая, вся целиком. Он по-другому не умеет - просто не знает как. Сынмин не знает тоже. Так и путаются вдвоем, блуждают в лабиринте, отвернувшись от выхода. Слепы но счастливы быть вместе. И даже если для сохранности их жизней нужна разлука - и жизнь уж ни к чему. Они разобьются по отдельности, разлетятся пылью по благословенной земле. Так действует любовь. У них она такая, другой не будет, но им и не надо. А дальше что? У них одна дорога - вперёд, плечом к плечу. И если вдруг один погибнет - второй исчезнет тоже. Они не существуют друг без друга больше. Хёнджин уже не знает, где заканчивается он и начинается Сынмин, в его груди огромная любовь, что переполняет все сосуды. И с чувством полного благоговения, Хёнджин целует нежно любимые губы, шепчет признание в поцелуй и чувствует улыбку. Слова не нужны, чтобы знать - у Сынмина внутри то же самое. Пол холодный, ледяной даже, но Хёнджин горит каждой клеткой. Это Сынмин в нём выжигает всё плохое. И даже если Сынмин на самом деле крошечный для целого мира, для Хёнджина Сынмин и есть этот мир. — Будь тут, когда вернусь, ладно? — Ким утыкается лбом в чужой, переводя дыхание. Хёнджин, конечно же, будет.***
Тучи, будто предвидя, серой мантией нависают над городом. Угрожающе гремит небо. В воздухе пахнет дождём, хотя холодные капли ещё не успели коснуться асфальта. Подходя к довольно внушительному зданию полицейского участка, Сынмин не может похвастаться огромной уверенностью. Хотя и должен. Страх словно красное пятно на белой, свежевыглаженной рубашке - заметен даже на расстоянии. Это было первое правило, которое усвоил Сынмин, когда стал хоть немного интересоваться криминалом. Он знает, зачем пришел и знает, ради чего. Хёнджин единственный, кто сейчас присутствует в голове у Кима, кому позволено там быть. Невольно парень задумывается о том, что на улице и правда собирается дождь, а крыша у Хвана наверняка вся в пробоинах и будет течь. Не самые лучшие мысли перед таким серьезным делом, правда? Мысленно парень бьёт себя по лбу. Немного сосредоточенности ему не помешает. Сынмин делает глубокий вдох - усмирить в себе подступающую тревогу кажется не таким уж простым занятием - и толкает массивную дверь. На всякий пожарный ещё раз проговаривает подготовленные фразы. Внутри довольно светло и просторно. Несколько людей сидят за своими столами, явно занятые бумажной работой. Широкий коридор расплывается направо и налево, в конце - лестница. Несколько пар глаз устремляется на юношу и Сынмин неловко кланяется. — Здравствуйте, мой отец работает здесь, - говорит тихо, - комиссар Ким, - произносит на выдохе. Взгляды, устремлённые на Сынмина тут же наполняются удивлением вперемешку с любопытством. Сынмин знает, где кабинет его отца, однако ждёт своеобразного разрешения. То есть да, конечно, можно ввалиться в участок, сказать, что твой отец тут главный и пойти себе куда надо, но у Кима другая тактика. Да и он совсем не такой. Прилежное воспитание пай мальчика — никак иначе. А ещё Сынмин знает, как себя нужно вести. Особенно когда на кону чрезмерно важное задание. Дождавшись кивка от какого-то, по-видимому, главного среди сидящих, Ким проходит вглубь, прямиком к лестнице. С каждой ступенькой голосов становится всё больше и звучат они куда громче, чем внизу. Сердце колотится в пугающе быстром ритме, но Сынмин держится стойко. Ким сворачивает на нужном этаже, проходит в более просторное помещение. Тут уж внимания ему никак не избежать. На часах уже два тридцать. Через полчаса у господина Кима совещание, а сейчас обед. С едой он, конечно же, уже покончил. Сынмин знает, потому что его отец никогда не любил уделять приёмам пищи большое количество времени - лишняя его трата, считает мистер Ким. А дел и так по горло, взять хотя бы эту треклятую мафию, с которой отец возится и днём и ночью. Сынмин мысленно благодарит себя за наблюдательность. — Здравствуйте, Господин Вон, — Сынмин, среди множества полицейских вылавливает знакомое лицо и незамедлительно кланяется. Господин Вон - бывший напарник и довольно близкий друг семьи. Лицо его вытягивается в удивлении, а затем озаряется улыбкой, как только он видит Сынмина. — Здравствуй, Сынмин, — голос у господина Вона звучит грубо, но лицо его выказывает добрейшего человека, — давненько я тебя не видел здесь. К отцу пришел? — Да, было занятие в центральном парке, решил забежать, — улыбается невинно, подтягивая лямки рюкзака. — В такую-то погоду? Не повезло же тебе с учителем, парень, — смеётся по-доброму и что самое главное - верит,— твой папа вышел ненадолго. Кажется, — добавляет шепотом, — за новой порцией кофе. Внутри Сынмина передёргивает. Ему повезло не столкнуться с отцом раньше времени. — Я подожду его в кабинете, ладно? — Сынмин ещё раз кланяется и торопится в другой конец здания. Ладони у него изрядно вспотели, а ноги не ощущаются его собственными. Сейчас тот самый важный момент. У Сынмина времени - в обрез. Несколько минут, если не секунд. Добирается до нужной двери он быстро и, хвала Небесам, кабинет оказывается не заперт. Не то, чтобы у Кима не было плана на случай, будь дверь закрыта, но так гораздо проще - ему опять повезло. Ноутбук стоит посреди стола, заваленного бумагами, позади - огромная доска как из детективного фильма. На ней фотографии всё тех же людей, которых крутят с утра до ночи в новостях. Лицо Хёнджина Сынмин видит сразу. И это отнимает несколько драгоценных секунд. Ким замирает на мгновение, осматривая доску, состоящую из фотографий и наводок, а также карты. Наспех делает несколько снимков. За стол он не садится. Трясущимися руками достает флешку, быстро ее подключая. Перетаскивает иконку программы с базой. Всё просто, никаких ошибок или глюков. Сынмин бы мог подумать, что все подходит слишком гладко: шагов не слышно, его никто не тревожит, всё так, как надо - идеально. Вот только холод внутри разбивает всё внутри, когда Ким видит время, оставшееся до завершения загрузки - пятнадцать минут. Пятнадцать долгих, невозможных, опасных минут. Он не успеет. Отец вот-вот вернётся и его поймают. Нужно что-нибудь придумать. Что-то сделать. Всё не может оборваться вот так. Сынмин судорожно пытается ухватиться хоть за какую-то мысль. Что же ему делать? Кофе. Господин Ким пошел за кофе. Да, точно. Кофе. Сынмин засекает время. Двенадцать минут. Рюкзак оставляет на стуле возле двери. Пулей Ким выбегает из кабинета, пытаясь отдышаться и привести в норму свой явно взвинченный вид. Бежит он все к тому же господину Вону. — Сынминни, уходишь не дождавшись? — Заприметив Кима, мистер Вон неизменно улыбается. — Решил, что бессмысленно ждать в кабинете, а где вы кофе берёте? Может встречу папу по дороге. Я и правда тороплюсь, — улыбается неловко. Дорогу Сынмин знает и так, но не быть подозрительным его главная задача. Он спускается черезчур быстро по той же лестнице, заворачивает с того большого коридора в противоположную сторону, оказывается в ещё одном коридоре, снова сворачивает и перед ним предстает небольшая комнатка. Белоснежное помещение, как и стены самого коридора. Эту комнату легко пропустить, если не знаешь точно, где она находится. Эдакий уголок с несколькими автоматами в углу. В любой момент можно спуститься и взять пару снеков и небольшой стаканчик с кофе. Работы всегда много и очень часто некоторые, особенно старшие по званию полицейские остаются в участке до глубокой ночи, пытаясь раскрыть очередное запутанное и не менее опасное дело. Здесь Сынмин и находит своего отца, любезно беседующего с каким-то молодым офицером. Господин Ким — общительный и чрезвычайно доброй души человек. Сына он замечает сразу, удивляясь ни меньше господина Вона. Сынмин машет, подходя ближе. Молодой офицер здоровается с Кимом и, торопясь, удаляется. Мистеру Киму не нужно задавать очевидные вопросы, а потому Сынмин вместо приветствия сразу выпаливает: — У меня было занятие недалеко, решил зайти. На улице собирается дождь, принёс тебе зонтик, ты же собираешься работать до поздна, так? — Сынмин улыбается искренне и тепло, потому что во всём этом обмане, он правда заботится. По крайней мере старается. Нелепо? Возможно. Глупо? Безусловно. Но вот Сынмин также глупо улыбается в тон своих слов и господин Ким не видит ничего подозрительного, только заботу своего любимого, внимательного сына. Он также по-доброму улыбается в ответ. Чувствует вину за то, что действительно засиживается на работе до нельзя поздно. С Сынминои они часто не видятся по несколько дней - настолько разное расписание. — Хочешь чего-нибудь? Десять минут. Нужно протянуть десять минут. — Да, я вообще-то ужасно голодный, что же взять...— и Сынмин делает вид, что выбирает, на самом деле не особо вглядываясь в названия. — Сынок, я знаю, что мы с тобой довольно редко видимся, ты же знаешь, сейчас очень серьезное дело и..— мистер Ким кладёт руку на плечо сына, заглядывая в глаза. Хочет извиняться. Внезапная забота со стороны Сынмина заставляет чувствовать вину. — Папа...— Сынмин выдыхает, окончательно разворачиваясь, — ты работаешь здесь всю свою жизнь. Тебя повысили совсем недавно и сейчас ты занимаешься одним из самых крупных дел в истории города, — Ким делает паузу, — я горжусь тобой и хочу, чтобы ты скорее разобрался с этим всем. Ты обязательно справишься, как бы опасно и трудно ни было. А потом мы с тобой и с мамой устроим пикник, как раньше. Отпразднуем, — Сынмин снова улыбается. Скулы сводит, а губы немного дрожат - это заставляет отвернуться. У Сынмина внутри само воплощение страха гуляет. Но он держится, почти не подавая виду. Наконец набирает какую-то комбинацию и ждёт свой снэк. Пять минут. Забрав какой-то сомнительный батончик Сынмин решается. Нужно действовать очень быстро. — Господин Вон попросил ему тоже взять чего-нибудь перекусить, — невзначай произносит. Они берут какое-то печенье, по словам господина Кима невероятно вкусное и "в детстве ты его очень любил, не помнишь?" Сынмин даже не пытается вспомнить. Он думает лишь об одном: успеть в кабинет, забрать флешку, оставить зонт, который он кинул утром в рюкзак, потому что дождь и вправду обещали, и смыться оттуда как можно скорее. Поднимаются они медленнее, чем спускался Сынмин. Настолько медленнее, что Ким уверен - пять минут давно прошли (ему, конечно, это только кажется). Вместе они подходят к господину Вону. Сынмин протягивает печенье со словами "я был очень рад вас видеть", кланяется и, к огромному облегчению Кима, господин Вон его просто благодарит так, будто он и правда попросил "ему тоже взять чего-нибудь". А дальше, дальше каждое слово и действие - как по лезвию. Господин Вон и мистер Ким перекидываются парой фраз, Сынмин бормочет что торопится и пойдёт заберёт свой рюкзак. Всё на тех же ватных ногах Сынмин чуть не бегом добирается до нужной двери, не закрывает ее, но оставляет узкую щель. Флешку выдергивает импульсивно и слишком резко. Громкое оповещение гласит "носитель извлечен". Сынмин замирает тут же. Кажется, даже сердце перестало грохотать. Он прислушивается и дышит часто-часто. Состояние на грани обморока - настолько паника охватила. Ким проклинает всё на свете и себя в первую очередь. Мысленно он уже раз пять отрубил себе руки и расквасил мозги. Сынмин продумал всё: каждый шаг до миллиметра и своё каждое слово, вплоть до жестов и поклонов сотрудникам. Но он не учел оповещение. Чёртово оповещение, из-за которого вся операция может накрыться в любую последующую секунду. Время будто замедлилось. Каждое действие Кима кажется слишком растянутым - точно лакрица. Спустя несколько мгновений Сынмин все же приходит в себя, бросает мелкую деталь в рюкзак, вешает зонтик на стул и уже почти выходит из кабинета. У самого порога Ким разворачивается, решительными шагами рассекает комнату и срывает фотографию Хёнджина с доски. Их там не меньше пятидесяти и Сынмин позже будет надеяться, что отец попросту не заметит. В спешке прощается и выходит из участка. Дыхание ещё долго не приходит в норму. Он справился.***
Сынмин успевает заехать домой, написать маме,что останется на ночь у Джисона и захватить пару тёплых вещей. И одеял. И одну подушку. К Хёнджину он возвращается с огромным рюкзаком и двумя спортивными сумками. Джисон бы сейчас пошутил про переезд и слишком скорые решения. Какое счастье, что его здесь нет. Сегодня Ким останется в полуразрушенной квартире Хвана. И как бы старший ни старался привести ее в порядок - время безжалостно оставило свой отпечаток на каждой стене, и в каждой досточке скрипучего пола. Хёнджин и не жалуется вовсе, это единственное пока ещё безопасное место для него. Сынмин, впрочем, не жалуется тоже. Находит Ким старшего в углу всё той же комнаты. Сверху накинут колючий, протёртый где-нигде плед, а руки сложены вокруг тусклого пламени крохотной свечи. Хёнджин замёрз - Сынмину даже присматриваться не надо. Но стоит младшему войти в комнату, Хван тут же встаёт, будто не он только что трясся от холода, и быстро сокращает расстояние. Обнимает. Обнимает, крепко сжимая чужой, хрупкий стан. Словно видит впервые с их не очень долгой разлуки. Сынмин обнял бы в ответ, но руки заняты абсолютно: в правой - вещи, а в левой - пакеты с едой. Хёнджин улавливает приятный аромат и наконец выпускает Кима. — Купил немного поесть, думаю, у тебя не особо есть шанс выходит на улицу или заказывать что-то, — Сынмин улыбается искренне и протягивает один из пакетов. Хёнджин принимает с благодарностью, смотрит совсем уж разбито в глаза Киму и возвращается в свой маленький кокон. В животе у старшего громко урчит и Сынмина это забавляет - он посмеивается тихо, садясь рядом, своими коленками касается коленок Хвана. Это по-детски приятно. Так они и сидят в тишине. От Джисона новостей нет, а про поход Сынмина в участок Хёнджину банально страшно слушать. Он поэтому и не спрашивает. Вдруг совсем всё плохо. Вдруг Сынмин пришел сказать, что за Хваном уже выехали и ему на свободе осталось чуть меньше, чем полчаса. Таких "вдруг" у Хвана в голове бесконечное множество. И ни одно из них он не произносит вслух - не решается. Сынмин тоже не спешит заговорить. Так и сидят вдвоём, размышляя. Сынмин решает, как лучше рассказать то, что он придумал несколько часов назад, сидя почти на том же месте. Хёнджин решает тоже - все это время он думал, вспоминал и размышлял — куда же могли исчезнуть Феликс и Чонин. Оба сразу. Слишком очевидные совпадения. Которые, парень уверен, совсем не совпадения. Из них всех, Хван самый приближенный к преступной семье. Он ее самая что ни на есть настоящая часть. И, как думает сам Хёнджин, он должен, обязан что-то знать. Хорошо, что будучи отличным игроком в покер, Хёнджин почти никогда не ошибается. — Я знаю, как помочь тебе исчезнуть. Формально. Из полицейской базы и с экранов новостей, — Сынмин, серьезный разворачивает корпус в сторону Хвана. — Я знаю, где может быть Чонин, — Хёнджин кивает, в подтверждении своих слов, — и предположительно Феликс.