***
Затхлый воздух, скрипучий пол и толстый слой пыли - вот как выглядит детство. Хёнджин не хотел возвращаться в него. Не потому, что ему нравится быть взрослым, но потому, что детство никогда не было счастливым. То время не искрило радостью и смехом. Не пахло сахарной ватой и домашней выпечкой. Детство для Хёнджина - худшее время. Оно искажено, искривлено до безобразия. Беззаботность и мальчишеское озорство никогда не отражались в глазах маленького мальчика. Забыть и не возвращаться... ...не получалось никогда. Хёнджин заходит в старую квартиру медленно, словно боясь нарушить покой давно забытого, уснувшего дома. Трещины в потолке и рванные, выцветшие обои. Матрац, давно почерневший, так и лежит в углу со скомканным куском ткани. Когда-то это было одеяло. Паутина где-нигде и скрипучие доски. Дом дышит, Хёнджин чувствует его дыхание. Дыхание, пропитанное слезами. Хван закрывает дверь, с опаской разворачиваясь. Дом будто живой, он знает, он всё знает. Леденящий холод прокрадывается к самой душе, обнимая. Температура внутри казалась в разы ниже, чем снаружи. Здесь страшно, но лишь в первую минуту, когда былые времена, обнажаясь встают перед глазами, рассекают память, выпуская кровоточащие воспоминания. Они свежи. Протянуть руку - наполнят тебя, возвращая в свое время. Хёнджин захватить себя позволяет, принимает забытую боль, чувствует ее и проживает. Всё разом валится на плечи: вся жизнь, каждый момент. Хван помнит, он всё помнит. И здесь, среди застывшего прошлого Хёнджин падает. Он позволяет себе рухнуть на колени, полностью опустошенным. Полностью разрушенным. Слёзы скатываются одна за одной и Хван не замечает той границы, когда тихий плач переростает в громкую истерику. Лбом - в укрытый пылью пол, а руки - в кулаки. Как тогда, как в детстве. Воспоминания сильны. Давно запрятанные в дальний уголок души, сейчас они вырываются одно за одним и Хёнджин пропускает каждое. Проживает заново. Картины под плотно сжатыми веками быстро сменяют друг друга и каждое пронизывает сердце, некогда казавшееся каменным. Каково это, оказаться вновь ребёнком, беззащитным и таким слабым?***
"Утро ощущается ещё холоднее, когда рядом - никого." Сынмин не чувствует себя никак. Он будто призраком теряется меж коридоров школы. Выглядит паршиво, а чувствует себя и подавно. Он, может быть, и живой, где-то глубоко внутри. Где-то, куда осколки разбитой души не достали, разорвав сердце. Голова абсолютно пуста, а слёзы закончились ещё к четырём часам утра. Сну так и не удалось наступить. Обеспокоенные взгляды учителей и друзей Сынмин проглатывает спокойно, полностью игнорируя. Опухшие, уставшие глаза говорят сами за себя, не требуется много времени, чтобы понять - случилось что-то плохое. Худшее Худшее - подходящее слово. Чувства Сынмина, такие хрупкие - на уровне в минус. И он хотел бы кричать, хотел бы разбивать всё вокруг, не веря глазам. Но вот фотография Хёнджина снова мелькает в новостях, а личное дело никуда не делось с компьютера отца. Сынмин здорово рискует каждый раз, когда входит в базу, но, по правде говоря, ему нет дела. Особенно сейчас. Школа холодная. Белые стены, парты, строго расставленные по местам и раздражающий звонок, который с тошнотворной точностью звенит, когда урок начинается. Сынмин бы игнорировал, но только что остаётся? Его голова - словно огромный колл-центр. Всегда полна вопросов и идей. Но сейчас всё будто выключили и Ким действует просто на автомате. Открытая тетрадь и новая, несомненно важная тема - всё мимо. Весь Сынмин сосредоточен лишь на Хёнджине. Он прокручивает в голове каждую минуту, проведенную со старшим. Начиная встречей в клубе, в библиотеке и заканчивая их первым и единственным свиданием. Сынмин не чувствует себя преданным, но обманутым - более чем. От того и обида выросла, огромная и оглушающая.Он не страдает, не убивается мыслями о разрушенной, только-только зацветшей любви. Ему только нужна правда. Ему нужны факты, мотивы, следствия и причины. Детали жизни и всё, что он только сможет раздобыть, лишь бы докопаться до истины. Хёнджин обманул Кима, не рассказал, не доверился до конца, но Сынмин в искренности каждого сказанного слова не сомневается ни на секунду. Сынмину очень хочется доказать невиновность Хёнджина. Потому что сам он ни черта не верит крашенной блондинке, что вещает с экрана.Он знает много историй, когда следствие ошибалось и страдали совершенно неповинные люди. Хёнджин не виновен. Нужно просто доказать. Его заставляли, шантажировали, да что угодно! Сынмин, уже уставший ещё в начале занятия, смотрит на случившееся с другой стороны. Зеленая кнопочка зажигается в мозгу, активизируя мыслительные процессы. И кто бы знал, что лекции по биологии настолько эффективны. Внезапно становится легче. Будто вдох, после затянувшейся асфиксии. Надо же, как всё просто - всего лишь покопаться в деле, найти самого Хвана и доказать его невиновность. А лучше и вовсе непричастность. Проще простого - шепчет голос в голове. Это мнимое, лживое облегчение распространяется внутри так стремительно, что Ким успевает выдохнуть свободно. Как же всё просто. Парень позволяет себе расслабиться, но лишь на пару минут. А затем он начинает выстраивать идеальный план. Безупречный, без единого изъяна - как он и всегда делал, когда расследовал давно забытые дела из базы отца. Противозаконно? О да. Зато как действенно. Сынмин рисует маленькие схемки на обратной стороне тетради - расписывает каждое действие поэтапно, игнорируя учителя, впрочем как и мерзкий голос в голове, который пытается донести хоть толику здравого смысла. Сынмину бы, по-хорошему, оставить всё, забыть Хёнджина, смириться и продолжать жить. Но так не выйдет. Заведомо не выйдет. Знал бы Сынмин, каково сейчас старшему... В груди щимит неприятно от чего-то, хоть Сынмин и успел всё распланировать, тревога не покидала юное сердце. С трудом он успокаивает бушующие чувства внутри, сосредоточившись на своём плане. И первая его цель находилась буквально в соседнем классе. До конца урока осталось пятнадцать минут но они, по закону подлости, длятся целую вечность. Сынмин вылетает с класса со звонком, даже не дослушав задание на дом. Грубым захватом перехватывает руку друга и тащит в соседний кабинет. Полностью игнорирует восклицания парня, закрывая за собой дверь и избегая любопытных взглядов. Джисон лишь на секунду удивляется, но затем молча следует за Сынмином. — И тебе привет, — бурчит, вырывая руку. Во взгляде у Хана - понимание. Он знает, зачем Ким его притащил сюда. — Ты видел? — парень переходит сразу к делу. Джисон не отвечает. Он плотно сжимает губы и опускает глаза - видел. — Знал? — Сынмин подходит ближе, голос грубый. Джисон взглядом цепляется за друга и отрицательно машет головой: – Я и понятия не имел, что он замешан в таком. — Какого чёрта, Хан? Не ты ли мне рассказывал, какие вы друзья детства? — Сынмин заметно злится и это то, что он не собирался делать вот вообще. Но эмоции не поддавались контролю, Сынмин - хрупкий балланс между безумием и абсолютным безразличием. Он чувствует, как медленно теряет контроль: на толику с каждым последующим выдохом. Эмоций становится всё больше и мысли уже лихорадочно мечутся, ударяясь о стенки мозга. В глазах Сынмина Джисон замечает нездоровый блеск и это зажигает сильный интерес в парне, одновременно пугая. — Почему ты так беспокоишься? Вы знакомы сколько? Недели две? Месяц? — Джисон начинал злиться тоже. В предыдущие разы, когда он видел Хёнджина и Сынмина вместе, миллиарды вопросов осыпались на бедную голову Хана. Ответы он, конечно же, не получал. Он уже и привык вот так - не спрашивать, не интересоваться, но укол обиды чувствуется где-то внутри. Ровно в ту секунду, когда Сынмин скинул адрес квартиры Хвана. Джисон не то, чтобы не знал, где живёт старший, у него даже не было его действующего номера. Всегда звонки только со скрытого. Грустно? Конечно. Хёнджин сам выставил эту границу, случилось это сразу, как он попал в чужую "семью". Было больно по началу, мальчик действительно волновался за друга. Старший всегда был для Джисона больше, чем одноклассник и мальчишка, которому мама отдаёт некоторые старые вещи Хана. Кажется, это называется родственная душа. А Хёнджин лишь пытался огородить. Но со временем они привыкли оба: один - молчать, второй - не спрашивать. И спустя несколько лет Джисону было достаточно пары встреч в году, просто чтобы знать: Хван в порядке. Хоть он и был не. Сынмин и Джисон так и стояли с минуту, буравили взглядом друг друга. Первым сдаётся Джисон: — Да кто вы вообще друг другу? Вы виделись один единственный раз, когда ты забирал нас из клуба. Что дальше пошло не так? Сынмин наконец отводит взгляд. Дыхание незаметно сбивается. Воспоминание из той самой, забытой Богом библиотеки, теплом расцветает в сердце. Хёнджин, растрёпанный и перепуганный, стоит перед глазами. Держит свои глупые сонеты, не имея ни малейшего понятия о том, что собирается купить. "Очаровательный" - сейчас приходит на ум Киму. Уже тогда не смелые зачатки ещё непонятных чувств зародились внутри, хрупкие, но в то же время прочные - миддлемисты во своей плоти. Один в груди Сынмина, второй - в искалеченной, хвановой душе. Сынмину бы улыбнуться горько, вздохнуть любовно и стереть скатившиеся слёзы. Но лицо остаётся каменным, а приятный трепет тонет в цунами отчаяния, когда Ким вспоминает. Его будто передёргивает. Реальность сейчас - сажей в воздухе, на лёгких. И не вдохнуть. — Он очень дорог мне, Джисон, — Сынмин говорит совсем тихо, Джисон еле слышит, — так что если ты знаешь, где он, пожалуйста, — Ким делает паузу и смотрит прямо в глаза, — скажи мне. И в эту самую секунду Джисон понимает всё. Он раскрывает рот в немом вопросе, но не спрашивает - знает, что Ким не ответит. Он просто надеется, что понял всё правильно. — Пожалуйста, Джисон, — Сынмин повторяет и делает шаг навстречу, — скажи, где его искать. Мне надо...нам надо ему помочь, — Джисон готов поклясться, что видит застывшие слёзы в глазах друга. — Я знаю, Сынмин, знаю. Мы должны. Но я...я и понятия не имел, что Хёнджин ввязался в такое, и может нам не стоит..— Джисон напуган, это видно. Увидеть Хёнджина в списке преступников было неожиданностью. Не то, чтобы он не думал о таком. Разные мысли лезли в голову Хану, но когда одна из них, самая страшная, подтверждается - подготовиться к такому никогда нельзя. И смешанные, мерзкие чувства заполняют внутри. Дают сигнал мозгу и теперь уже сердце колотится, сумасшедшее. Пытается прогнать из крови это вязкое, что погрязло где-то в районе груди. — Нет! — Ким возмущённо восклицает, — он в первую очередь твой друг. Друг с самого детства. Мы не знаем всего, у нас на руках лишь лживые факты, что крутят в новостях день и ночь. А они лживые на сто процентов, мой отец полицейский, я знаю, как работают СМИ, — Сынмин тяжело дышит, — его могли заставить, или шантажировать, — Ким подходит ближе, в его глазах - одна уверенность. Джисона Сынмин убеждает. Он смотрит твёрдо, еле заметно кивает и рассказывает Хану с чего нужно начать. Помогать другу было жизненной привычкой. Так было всегда и так будет. Джисон не бросит, хоть и сомневается совсем немного. Скорее из-за чувства самосохранения: не лезь, куда не просят. Хёнджин и не просит - нет такой возможности. Но Джисон и Сынмин всё равно помогут. Как помог бы Хёнджин, если бы у него была хоть малейшая возможность. — Сперва нужно проверить его квартиру, он мог оставить следы. — Я уже был там, ничего нет, — Сынмин ловит удивлённый взгляд Хана. — Перед школой? — Да, — чуть с задержкой отвечает Ким, отводя взгляд. — С Хёнджином мы встречались всегда в людных местах, и всегда в разных. Я сейчас уже и не припомню их все, — Джисон задумчиво кусает губу, присев на край парты. — Есть одна библиотека. Я наткнулся там на него абсолютно случайно. Она ближе к окраине города, район Кандонгу. — Хм..это довольно далеко, — Хан кивает ему одному понятным мыслям, — что ты там делал? "Брал дополнительную литературу для расследования одного из дел отца" Сынмин думает. Но вслух, конечно же, не произносит. — Там были книги, которые я не нашел в других библиотеках, — отвечает уклончиво, без детализации - почти правда. Джисон задумывается на минуту, потупив взгляд, а потом тихо выдаёт: — Есть одно место. Единственное, о котором я знаю. Хёнджин жил там раньше, до того, как...до того, как мы утратили связь друг с другом, — Хан осекается вовремя. — До того, как его отец умер, да? — Сынмин складывает руки на груди. Джисон удивляется поначалу, но потом неоднозначно хмыкает "конечно же ты знаешь и об этом" - с обидой звучит в голове. Последние два урока автоматом отменяются. Сынмин и Джисон спешат выбежать из школы, пока охранник по счастливой случайности отошел. Везение сегодня на их стороне - преподавателей они не встречают тоже. Пять станций метро, пятнадцать минут пешком и вот перед двумя парнями выросло ветхое здание. Оно возвышалось и устрашало, теряясь на фоне серых туч. Штукатурка кое-где осыпалась, обнажая цегольные стены. Некоторые окна заколочены, а некоторых и вовсе нет. У Сынмина кровь застывает в жилах от осознания того, что раньше здесь жил Хёнджин (на деле же, от того, что Хёнджин, возможно, находится там сейчас). Ким сглатывает вязкую слюну. Сердце уже давно сбилось с нормального ритма, казалось, оно и вовсе перестало биться. Он смотрит на Хана. Джисон кивает и ступает первым. Место было жутким. Лестница вздыхает под весом двух парней, лифт попросту не работает. Внутри темно, увидеть что-то удаётся с трудом.Джисон идёт по памяти, почти что наугад. Неизвестное чувство внутри ведёт его, подсказывает, куда нужно свернуть. Тишина нарушается лишь скрипом старых половиц и частым-частым дыханием парней. Где-то ещё отдаленно слышатся голоса и Сынмину становится немного легче - дом не совсем заброшен. Они проходят длинный коридор, мимо множества дверей, одна из них и вовсе выбита, висит на верхней петле. Сынмин берёт ее на вооружение - в качестве ориентира. Здание больше напоминает отель, чем чей-то дом. Ким сбился где-то на седьмом повороте, парень успевает удивиться: как Джисон умудрился запомнить путь. Сынмин отдаленно думает, что Хан идёт наугад. Впрочем эта мысль испаряется сразу, как только его друг останавливается перед дверью, которая сначала показалась Сынмину тупиком. — Пришли, — выдыхает Хан. Сынмин чувствует, как волна внутри него поднимается к самому горлу и вдохнуть становится всё тяжелее. Джисон и сам не торопится заходить. Оба стоят в тишине, не решаясь ступить. За дверью раздаются чьи-то шаги, они не громкие, но Сынмин успевает уловить звук - слышимость в доме отличная. Джисон делает шаг вперёд, но Ким выставляет руку в немом жесте - сам ступает. Дверь оказывается открытой на удивление. Сынмин входит бесшумно, прислушиваясь к каждому шороху. Здесь холодно, Ким сразу чувствует. А ещё пахнет затхло, хочется уйти скорее и никогда больше сюда не возвращаться. Еще больше Сынмину хочется наткнуться на Хёнджина, а не на какого-то наркоторговца. Что в принципе одно и то же, - добавляет гадкий голос в голове. Парень хочет осмотреться, но выходит едва ли. В квартире настолько темно, что не видно ничего, кроме щёлочки света впереди. Ещё одна дверь - думает Сынмин. Страх понемногу обнимает сознание. А вдруг его там нет? Вдруг это кто-то другой, или там и вовсе никого. Сынмин уже не думает о том, что сзади должен быть Джисон, в его голове - пустота, а ноги сами ступают мелкими шагами к очередной двери. Если прислушаться, можно услышать, как грохочет сердце. Можно услышать, как воздух застревает в горле, так и не добравшись до лёгких. Можно услышать саму тишину. Перед Сынмином дверь. Он стоит, опустив голову - пытается восстановить дыхание. За ней может быть Хёнджин, от этой мысли сердце делает новый вброс крови, разносит адреналин. Ким делает последний, самый глубокий вдох и толкает дверь. Чуть щурится от света, но взгляд мгновенно находит чужие кофейные. И всё, и мир перестаёт существовать. Хёнджин повержен. Он пал в ту секунду, когда Сынмин вошел в полумрак старой комнатушки. Хван, растрёпанный, тут же поднимается с пола, открыв рот в немом вопросе. Пространство - будто вакуум и нечем, нечем делать вдох. У Сынмина сердце сжимается так неприятно, перед глазами вмиг возникает пелена из соленой влаги, он его нашёл. Сынмин и не верил толком, что в этом старом доме действительно будет Хван. Хочется подбежать, сорваться с места, между ними всего пару метров, всего две секунды расстояния, но на деле - три тысячи световых лет. Хёнджина - на куски. И больно, больно. Сынмина хочется обнять, притянуть к себе и так, чтобы навсегда. Чтобы пальцами - в мягкие, темные волосы, чтобы губами по оливковой коже, и поцелуями осыпать бесконечно, воздушными касаниями - прямиком на небеса. И долго-долго вот так. Ведь он родной. Он крошечный, уютный, и только для него, Хёнджина. Он - цельная душа и половина сердца. Та половина, что не искалечена, не кровото́чит. Та, что исцеляет вторую, обнаженную, всю в шрамах. Из всех живущих он единственный. Руки тянутся, сами поднимаются, но Хван сжимает кулаки, стискивает челюсть и отворачивается. Глаза зажмуривает крепко-крепко - а вдруг сон. Но вот на плечи ложатся чужие руки, разворачивая к себе - Сынмин подходит бесшумно. Хёнджина прошибает током и он отступает - увеличивает расстояние. — Посмотри на меня, — Сынмин требователен, но голос дрожит, как и кончики пальцев. Обоим тяжело дышать. Тяжело быть в одной комнате. Стены давят и огромная, несуществующая пропасть зазывает. Они бы бросились в нее, не сомневаясь. Но что-то держит, не пускает. Сынмин бы - запросто в Хёнджина, так сразу, с головой. Он влюблён абсолютно. И бросился бы, и разбился, только бы со старшим, только бы за руку. Хёнджин бы - запросто в Сынмина, беспамятно и до последней капли естества. Столкнуться, как волна о скалы - проще простого. Захлебнуться, разбиться, раствориться и потерять себя в другом - пожалуйста, они бы этого и желали. И только разливаться солнечным закатом на глади морских волн. Остаться там - на глубине, отражаясь и преломляясь. Но Хван преступник, а Сынмин - сын комиссара. Две разные судьбы, две разные жизни. Хёнджин из последних сил одёргивает себя, мысленно давая пощечину. Нельзя