Обострение
29 июля 2019 г. в 22:12
Свершилось, дамы и господа, это поистине великий день! Я как раз возвращалась с прогулки, когда заметила в коридоре высокого и «очень серьёзного» парня в очках, чья рука лежала на плече испуганного мальчишки лет тринадцати.
- К Лоринайтису? – услышала я голос медсестры.
- Да, мы его братья, - ответил, судя по всему, старший из них. Точнее сказать не могу, ибо в тот момент уже зашла за угол.
Я порадовалась за Ториса: наконец-то его младшие, о которых он так заботился, соизволили его навестить. И я радовалась ровно до тех пор, пока не узнала, что Лита перевели в изолятор.
- Обострение, - вздохнул Фелек за ужином. – Подробностей не знаю, говорят, забрали сразу после встречи с родственниками.
Толком не поев, я попросилась обратно в палату. По пути нас с моей верной Наташей перехватили другие медсёстры, которые тут же принялись что-то горячо ей объяснять. По мере их рассказа Наташа становилась всё мрачнее и наконец посмотрела на меня.
- Вызови сюда кого-нибудь из свободных сестёр, - обратилась она к девушке за стойкой ресепшна, где мы, собственно, и застопорились. – Пусть отведут пациентку в палату, мне срочно нужно идти.
- Хорошо, Наталья Александровна, - кивнула администратор.
- Жди здесь, - эта реплика была адресована мне, после чего Наташа с сестричками удалилась.
- Присядь пока, сейчас за тобой придут, - улыбнулась девушка, имени которой я не знала.
Я только опустилась на диван, как стала невольным свидетелем презанятной сцены. По лестнице прямо напротив меня спускались братья Ториса в компании Ивана. Младшенький закрывал лицо руками, плечи у него мелко подрагивали.
- Нам не стоило приезжать! Только зря перепугались... - сокрушался старший.
Главврач отвечал тише, поэтому спустя пару секунд я услышала истерический крик младшего:
- Мы и без вас знали, что Торис нас ненавидит!
- Райвис, пожалуйста, успокойся... – увещевал его брат. Ответом послужили судорожные всхлипы.
В конечном итоге, семейка Лоринайтис распрощалась с Иваном, а когда тот ушёл, начался процесс успокоения малолетнего ревуна.
- Вы – братья Ториса? – чёрт знает, что побудило меня тогда подать голос.
Старший (ещё и в очках) смерил меня недовольным взглядом.
- Вы так редко приезжаете... Ему одиноко...
- Одиноко?.. Ему ОДИНОКО?! – взвизгнул Райвис и принялся хохотать так, будто являлся пациентом этой больницы. – Ну ты и дура! Да он хочет, чтобы мы сдохли в муках!
- Молодой человек, ведите себя прилично, - предупредила администратор.
- Ты думаешь, он весь такой бедненький и несчастный?! – продолжал заливаться мальчишка. – Лапочка Торис, такой больной-больной... ХА-ХА три раза! Он всегда нас ненавидел! Придёт домой после работы и орёт, что мы ему жизнь загубили! Лучше бы нас вообще не было, тогда бы он, мученик, зажил по-человечески! А какие шрамы оставлял, хочешь, покажу?!
- Райвис, немедленно прекрати! Прошу прощения, - бросил он девушке за стойкой и вытащил брата за порог. В это время как раз пришла моя новая сопровождающая.
Это что же получается? Торис – тиран, измывавшийся над братьями? Или это всё его болезнь? Ничего не понимаю...
***
- Так ты всё знал?
Феликс кивнул. В общей комнате все смотрели какую-то передачу, а мы с поляком забились в угол.
- Он действительно бил своих братьев?
- Да, к сожалению. Из университета его отчислили после смерти родителей, карьеры не вышло, личной жизни тоже, вот он и озлобился. Решил, что если бы не братья, всё бы у него сложилось замечательно.
- Это уже была шизофрения?
- Возможно, - пожал плечами поляк. – Я так понимаю, сначала он возненавидел себя за бесконечные неудачи, а потом перебросил этот груз на братьев. Мне всегда его было жалко.
- Почему ты мне сразу не сказал?
- А что я должен был сказать? «Не водись с ним, он псих»? Так мы все тут психи, если не забыла.
Действительно, как я могла забыть... Мы же в сумасшедшем доме. И как бы красиво его не называли, он по-прежнему остаётся местом для людей с искалеченным разумом... Но почему осознание этого так сильно пугает меня?
Может, потому что я никогда не верила в то, что сошла с ума? Не понимала, что вообще значит «сойти с ума»?
***
Впервые за долгое время мне стала интересна судьба своей недолгой соседки. Наверняка Мэй-Мэй возненавидела меня за «подставу», и я даже не могу её осуждать. В глазах китаянки я помешала ей добиться столь желанного идеала.
Интерес дал о себе знать во время индивидуального сеанса с Иваном.
- С ней всё в порядке, - ответил Брагинский на мой робкий вопрос о состоянии Мэй. – Не волнуйся, в кандалах не держим.
- Да я просто так спросила...
- Я понимаю, - улыбнулся мужчина. – А теперь позволь мне один вопрос?
- Какой?
- Как ты считаешь, почему родители решили, что твоё пребывание здесь необходимо?
- Они просто хотели от меня избавиться.
- Чем же ты им так насолила?
- Ну... им постоянно звонили из школы... Жаловались на меня...
- Ты думаешь, что только из-за этого они решили избавиться от собственного ребёнка?
- Я... отказывалась выходить на улицу... Иногда приходилось силой усаживать меня в машину, чтобы отвезти в школу...
- А почему ты отказывалась?
- Там... очень много людей... и все они...
В висках забилась тупая боль, сам организм противился этим воспоминаниям. Иван всё понял и прекратил сеанс.
Чуть позже, я расскажу ему о своей боязни толпы. О том, как закатила истерику в свой первый школьный день, а потом рухнула в обморок. Но не сейчас, не сейчас...
***
Как-то лет в 12 я смотрела сериал. Типичная подростковая лента, казавшаяся мне на тот момент чем-то бесконечно прекрасным. Один из главных героев страдал шизофренией, а его подружка – расстройством пищевого поведения. То, как они держались друг за друга, несмотря на свои болезни, меня очень вдохновляло. Однако теперь, находясь в эпицентре скопления душевных недугов, я понимаю, сколько было скрыто от посторонних глаз в этом розовом сериале.
Ториса выпустили из одиночной палаты. Выглядел он помято, но слабая улыбка всё же скользнула по его губам, когда Феликс повис у него на шее.
- Долго же тебя не было, Лит! Ну что там, ягнята замолчали?
- Фелек, прекрати, - выдавливает Торис. – Для доктора Лектера ты слишком фамильярный.
- С возвращением, - произношу я, на что литовец снова улыбается.
- Как прошла встреча с братьями? – Лукашевич заглядывает Литу прямо в лицо, но тот только качает головой.
- Я практически ничего не помню... Голоса оглушили меня прямо во время разговора... А дальше - пустота...
Я не знала, как теперь относится к этому человеку. С одной стороны, он болен и не может нести ответственность за свои поступки, но с другой – перед глазами всё стоял рыдающий мальчик-подросток, который столько натерпелся от неспособного принять свои неудачи брата. Неосознанно я начала избегать Ториса, что, конечно же, не укрылось от глаз Феликса.
- Ты зря так к нему относишься, - стыдил он меня, когда Лита не было поблизости. – Ему на самом деле плохо из-за всего этого.
- Он валил свои неудачи на близких...
- Просто он не справился с жизнью, так бывает. Не стоит винить людей за их слабость... Хотя бы потому, что этим ты только хуже делаешь.
В один день после такого диалога Фелек помолчал пару минут, а потом выдал:
- Меня скоро выписывают. Ты уж пригляди за Литом, хорошо? Больше мне тотально некого попросить.
- Первое «тотально» за последние две недели, - почему-то усмехнулась я.
- Ванька сказал, сленг мне не идёт, - поляк взъерошил свои блондинистые волосы и повторил:
- Присмотришь?
- Я... постараюсь.
По сути, все мы, душевно больные, как разломанные карандаши – нас клеят, оборачивают скотчем и очень хотят знать причину, по которой мы сломались. Когда причина всё-таки будет установлена, а половинки грифеля худо-бедно соединятся друг с другом, мы снова отправимся рисовать историю нашей жизни, но уже в совершенно ином стиле.