Серебро в твоих глазах

      Снег бил в лицо алмазной крошкой, пока морозный воздух наполнял легкие холодом и влагой. То была зима, и серебро луны со всей силой освещало сугробы, хрустящие под толстыми подошвами обуви. Стоящий снаружи мороз своей холодностью напоминал шерифу лицо Снежки, которую он видел последний раз утром, и то, как оно заставляло все чувства перемешиваться внутри, лишало дара речи и способности мыслить.       Каждый в Фейблтауне знал, как он её любит. Кто-то считал его подкаблучником, кто-то — помешанным, но в искренности чувств Волка сложно было сомневаться. Любовь эта кружила голову, раздирала душу, поскольку была настоящей, но непонятной и безответной. Она тяготила его, а бороться с ней не было никаких сил. Грубый, холодный, порой безразличный взгляд Вайт убивал тысячи клеток подобно серебряной пуле, а ласка улыбки, которую она, иногда находясь в хорошем настроении, не могла сдерживать при виде его — неряшливом, пропахнувшим сигаретным дымом, но очаровательным, грела душу, подобно пламени камина.       Последние несколько месяцев отношения их не складывались и были ещё страннее, чем прежде. Они оба знали, что их тянет друг другу, и оба отмахивались от этой связи, словно от надоедливых мух.       Бигби закурил, продолжая проваливаться в собственные мысли. Холодный воздух, пробирающийся сквозь пальто, не мешал ему стоять на улице. Снежка просила его больше не курить в офисе, и, сам себе удивляясь, покорный волк поддался властной начальнице — такой горячо любимой и притягивающей к себе.       Он вспомнил их первый поцелуй, горячий, как свежая кровь, их первую близость.       Это случилось такой же снежной и белой зимой, год назад. То был какой-то праздник, какой конкретно, Бигби уже не помнил — то ли новый год, то ли рождество, то ли корпоратив… Перед ним вспыхивали лишь незначительные образы — яркий свет люстры в большом зале, мерцание цветных дамских платьев, пузырьки, лопающиеся в бокалах с шампанским. Никого не удивляло то, что шерифа совсем не было видно. Бигби не любил праздники. Однако он был там. А Снежка, красивая, как никогда, единственная заметила его присутствие. Ей было сложно разобраться в своих чувствах к Волку, как и разобраться в нём самом. Порой её тянуло к нему — простому, мужественному, верному — полному антиподу ошибки её юности. Но если иногда он рассеивал чувство беспокойства и страха, то время от времени — только создавал его. Порой он пугал, заставлял раздражаться и злил Снежку.       К концу вечера она была сильно подвыпившей. Поняв, что перебрала, и почувствовав, что скоро перестанет стоять на ногах, девушка подошла к нему. Волк был единственным, кому можно было довериться, на кого стоило положиться. И хотя хмель ударял в голову, а во рту и горле разгорался вкус вина, Снежка отлично понимала это. Бигби привычно назвал её по имени, вкладывая в собственные слова странную, то ли вопросительную, то ли восклицательную интонацию. Девушка изо всех сил старалась не выдавать своего опьянения, но, конечно, глупо было пытаться обмануть шерифа, а особенно – его обоняние и чувствительность. От неё пахло вином и яблоками, и ароматы смешивались между собой, рождая запах глинтвейна. Небольшое декольте вечернего платья обнажало ложбинку груди, ключицы, и интимность эта будоражила Бигби, разжигала в нём пламя животной ревности, чувства собственности. — Бигби, — расслаблено промолвила она, поправляя прядь волос, — проводи меня, а? На улице так темно… «Была бы она трезвой — не сказала бы так» — подумал шериф, еле сдерживая улыбку. Ещё бы, ведь Снежка так тщательно старалась показать свою самостоятельность и независимость, что простое проявление галантности порой раздражало её, а тут…       Гости давно расходились, торопясь, и свет в зале медленно потухал, сходя на нет. — Пойдём, — сказал он ей, бросая сигарету в приоткрытое окно. Шериф снял с вешалки её длинное темно-синее пальто и набросил на хрупкие женские плечи, белизна которых ласкала глаза и притягивала к себе.       Снежка шла с большим трудом, и Бигби так хотелось взять её за руку, за плечо, за талию, за что угодно, лишь бы дать ей опереться, но… Мужчина растерялся, и она сама взяла его за локоть, чуть ли не прильнув шеей к его острому, массивному плечу.       Пара подошла к такси, и Снежка тихо проговорила, садясь в машину, дрожа от морозного воздуха: — А могли бы и прогуляться. Её ужасно клонило в сон. Глаза закрывались сами собой. — Холодно, Снежка… — ответил мужчина, захлопывая дверь автомобиля. Когда он посмотрел на её белое лицо с проступающим румянцем на щеках, Вайт уже спала. На её красивой, светлой коже сияли лучи неоновых нью-йоркских вывесок, малахитовое мерцание светофоров, сменяющиеся рубиновым и жёлтым. Он вздохнул. Девушка прильнула головой к оконному стеклу и ударилась об него при первом же повороте. Волк моментально положил руку на её голову, так, что она даже не успела проснуться, а лишь слегка свела брови от легкой боли, и потянул её к себе, прижимая голову к плечу. Запах её опьянял сильнее любого рома…       Она спала крепко и безмятежно. По приезде Бигби взял её на руки — девушка совсем отказывалась просыпаться. Прежде он никогда не видел её такой милой, спокойной, чем-то похожей на ребенка. Девушка продолжала спать, прижавшись к его груди.       В Вудлендсе уже давно никого не было, кроме спящего охранника и мух, лениво жужжащих возле лампочек. Бигби поднялся на нужный этаж, и, дойдя до входной двери, попытался поставить Снежку на ноги, всё ещё придерживая её одной рукой. Она сонно открыла глаза. — Достань ключи. — говорил шериф, но, казалось, девушка его совсем не слышала. Тогда он погрузил руку в её карман, и, перебрав пальцами монеты, чеки и рекламные листовки, нащупал то, что нужно.       Раньше Бигби всего несколько раз бывал в квартире Снежки, и запахи, которые были здесь повсюду, по-настоящему сводили его с ума. Яблочный аромат её волос, кожи, духи, которые она использовала, любимый гель для душа, кондиционер, с которым было постирано её белье… Всё это смешивалось воедино и рождало необыкновенный, особенный запах, который заставлял сердце Волка биться сильнее и сильнее.       Бигби положил полуспящую девушку на светлую постель, небрежно покрытую шерстяным пледом. В этот момент Снежка почему-то проснулась и посмотрела на него. Грудь её сдавило какое-то непреодолимое, необъяснимое желание любви, чувства близости и страсти, что она прильнула к нему, собрав в себе все свои оставшиеся силы. Тогда-то и встретились их губы, и он, не задумываясь, ответил ей на эту внезапную нежность, вцепившись в них со всей своей животной страстью. Он больше не мог сдерживаться — всё внутри него жгло, пылало, возгоралось. Бигби так долго ждал этого. Но что движело ею? Ответные чувства, влюблённость? Или простое желание близости? И хотя Волк обладал повышенной чувствительностью к эмоциям других, понять Снежку удавалось не всегда — и то раздражало шерифа, выводило его из себя.       Как бы там не было, он уже вцепился в неё и не планировал отпускать. Жар сильного, жилистого тела Бигби доходил до самых её костей, заводил, заставлял желать ещё больше. Она позволила ему распустить руки, сжать запястья, расстегнуть молнию платья… Не выдержав долгих и мучительных поцелуев, девушка тяжело задышала, а затем застонала, прильнув к его шее. Наконец он наслаждался ее вкусом — сладким, ни с чем не сравнимым, смешавшимся с красным вином. Низ живота безумно стягивало при виде бледных, обнаженных ключиц, объема грудей, талии, при стуке её сердца и содрогании от каждого прикосновения Волка… Губы его скользили по всему телу девушки, и он еле сдерживался, чтобы не выпустить клыки и когти. Животная грубость вырывалась изнутри, но он заглушал её, боясь сделать девушке больно. А она тем временем готова была отдаться ему и стерпеть что угодно.       Но боли не было. Прозвучал звон расстегивания пряжки. Он вошёл в неё, горячий и твёрдый, и она воскрикнула от наслаждения, прикусив нижнюю губу. Волк задвигался, спина Снежки стала изгибаться в конвульсиях, и Бигби придавил её своим торсом, прикоснувшись губами к манящей шее. — Пожалуйста… — прошептала она, не успев договорить, почувствовав толчки и ту силу, с которой Волк входил в неё — жадно и страстно.       Луна проливала свой свет на постель, на их тела, наконец сблизившиеся в эту странную, холодную и праздничную ночь. Не так Волк представлял себе этот момент… Сколько раз он горел желанием обнять её, прижать к себе, запустить пальцы в волны смольных волос, но, каждый раз отмахиваясь от настойчивых мыслей, никогда не решался на это.       Она извивалась, кричала, не сдерживая себя, так, что пересыхало во рту и слёзы катились из глаз, хотелось ещё и ещё, а Бигби не мог поверить в реальность происходящего, не мог до конца насладиться её хрупким, так давно желанным и запретным телом.       Однако после той ночи всё совсем изменилось. Утром, краснея, Снежка попросила его забыть о случившемся и впредь делала вид, словно ничего и не было, только холодность её и неприступность возросла теперь ещё больше. Между ними выросла высокая, толстая стена недопонимания и недомолвок, а страдания тем временем съедали душу Бигби всё глубже и глубже. Как часто он вспоминал эту ночь, жар её кожи, сбивающиеся дыхание, желание и наслаждение, разрывающее Снежку изнутри. В те моменты ему казалось, что он отдал бы всё — лишь бы вновь пережить одно прикосновение к её волосам, рукам, шее… Но мечты эти она разбивала со всей жестокостью, какую только могла отыскать внутри себя.