Возрождение.

Сын Джулиано? Вопрос не давал Лоренцо думать ни о чем другом. В доме ли, в банке или на улице его мысли возвращались к светловолосому сироте и тому, что сказал Сандро. Сын любимого брата. Его родной племянник. Так отчаянно хотелось поверить в эту версию! Но больше всего Медичи боялся поверить, а потом разочароваться. Лоренцо уже однажды лишился надежды, разбившейся кровавыми осколками под куполом собора, и не хотел пережить подобное снова. Поэтому он решил подойти к столь невероятным новостям, как к обычному делу – смотреть на факты, цифры, имена. Итак… Уно – девять. Джулиано был убит почти десять лет назад, если считать конкретно по месяцам. Здесь еще все сходится. Но мало ли детей родилось в то время! Не каждого же встречного, пусть и похожего, считать родственником! Имя матери мальчик знал и его же назвал Сандро – Маргарет. По словам Сандро, она была служанкой в доме Медичи в течении нескольких лет и у нее была непродолжительная связь с Джулиано. Как ни силился Лоренцо вспомнить девушку, но так и не смог. В то время его волновало совсем иное. Удержав власть в городе и казнив причастных, он, конечно, обратил внимание и на слуг в доме, проверяя их на лояльность. Но он не помнил никого с именем Маргарет. Если это правда, то девушка к тому моменту уже была в монастыре. Но, во имя всех святых, неужели он мог не заметить интрижки брата? К сожалению, мог. Лоренцо часто думал в эти годы, что Джулиано оказался куда более внимательным к людям, чем он сам. Но мог ли его брат с кем –то сойтись, пусть ненадолго, учитывая, как страдал по Симонетте? Возможно…Но «возможно» это еще не «точно». «"Нужно будет порасспрашивать старых слуг.» - решил Лоренцо, когда усиленно пытался вникнуть в банковские дела. Но все расплывалось перед глазами, поскольку мысли банкира были далеки от финансовых вопросов. Впрочем, один вопрос, связанный с деньгами был. Тот, что и привел его в банк этим днем. Монастырь получал деньги от банка Медичи в течении четырех лет. Лоренцо провел в банке большую часть дня, перебирая бумаги, листая расчетные книги, пока, наконец, не нашел то, что искал. Запись в одной из расходных книг, которая подтверждала выплаты. Но как он мог не замечать этого тогда? Неужели война и дипломатические игры отвлекли его настолько, что он не заметил, как мать пользуется своей частью фонда? Или он просто не придал этому значение в те годы? Не уследил, куда именно уходят деньги? Найденное подтверждало слова Сандро, но не объясняло, почему Лукреция Медичи хранила столь важную тайну. Как она могла не сказать о сыне Джулиано, если знала о нем?! Лоренцо посмотрел в окно: кровавый купол Дуомо сиял в лучах солнца. Он с содроганием вспомнил те роковые минуты. За каких-то четверть часа рухнуло абсолютно все! Жить, потеряв брата, невыносимо. Особенно брата, который пожертвовал собой ради тебя. Никогда еще Лоренцо не чувствовал себя худшим братом, чем в первые дни после мессы. Он не прислушался к Джулиано, он игнорировал все намеки и советы, слепо веря в нелепый мир. И он не мог позволить себе слабость в должной мере оплакать ушедшего. Иначе бы враги победили, убив всю его семью. Ему пришлось принимать решения, противные его воспитанию и мировоззрению. Но он научился жить с этим. Вот только это не означало, что ему это нравится. Лоренцо не мог ничего изменить, а происходившие за мессой события не давали ему закрыться в скорлупе боли. Да, он не старался сдерживать гнев, жестоко карая всех предателей. Он бросил вызов Риму и победил. Но это не принесло ему счастья. Годы шли, но боль утраты оставалась столь же сильной и ядовитой, как тогда.... Но неужели в собственном горе он не заметил ТАК много? Неужели он настолько эгоистично страдал, что не чувствовал терзания близких? К своему стыду Лоренцо должен был признать, что не оказывал матери должной поддержки, увязнув в политических делах. Но дела, сколь бы реальными они ни были, были лишь средством для борьбы с чувством вины. Как он может утешать, если сам виновен в смерти брата? Мать тяжело переживала гибель Джулиано и изгнание Бьянки. Ее здоровье пошатнулось, а бесед со старшим сыном стало меньше. Лукреция старалась заботиться о внуках…. Внуках. И не только о Пьеро и Джованни… Но почему она молчала? Этот вопрос не давал покоя. Размышляя над ним, Лоренцо приходил к выводу, что не хочет довольствоваться предположениями. Ему нужны реальные причины. Но кто мог бы ответить на все эти вопросы? - Мама, почему ты молчала…- шепотом, как мантру, повторял Лоренцо, находясь в покоях, которые принадлежали Лукреции Медичи. Ответом ему была тишина: со стены на него смотрело изображение матери. Лоренцо чудилось осуждение в ее взгляде. И от этого становилось еще невыносимей! Как только он вернулся домой из банка, то первым делом поговорил с самыми старыми слугами дома. Они подтвердили, что десять здесь назад здесь действительно работала девушка по имени Маргарет. Кухарка вспомнила ее, потому что девушка часто помогала ей по хозяйству. Но вскоре после мессы девушка пропала, а ее родня погибли при беспорядках в городе. Кухарка выказала беспокойство, но Лукреция Торнабуони Медичи поспешила заверить, что причин для тревог нет. О романе Маргарет с Джулиано кухарка ничего не знала. Слова прислуги не противоречили словам Сандро. В их доме действительно жила девушка по имени Маргарет. Лоренцо понимал, что пока все указывает на то, что Уно – его племянник. И то, что мать могла знать о нем, могла иметь отношение к тому, что Маргарет оказалась в монастыре. Вот только как все это могло произойти? Как его мать могла узнать о бастарде Джулиано? Как могла никому больше не сказать?! Именно этими вопросами Лоренцо задавался, перебирая вещи Лукреции Медичи. Мужчина не знал, что ищет, но надеялся, что сможет найти ответы на свои вопросы. Но стены только отражали его горечь и боль. Лоренцо почувствовал, как на плечо легла чья –то рука. Нежное, но поддерживающее прикосновение. Клариче. - Почему она ничего не сказала? Зачем хранить все в секрете, если веришь, что знание правдиво? – продолжал недоумевать Лоренцо. - Нам не дано уже узнать ответ. Твоя мать унесла тайны с собой, как делали многие до нее, и будут делать после, - отозвалась Клариче. - Но это несправедливо! - Возможно, у нее были свои причины так поступать. Тебе помогала борьба с врагами, а ей – вера в то, что от ее сына хоть частичка, но осталась. Нам же остается жить с последствиями. Потому что есть маленький мальчик, напуганный и растерянный сильнее, которому нужна наша помощь. В любом случае! – подчеркнула Клариче. - Я и не думал его высылать, - попытался объяснить Лоренцо свое утреннее решение. - По крайней мере, не сейчас. Не в ближайшее время. Я должен знать правду. - Что ты задумал, Лоренцо? - обеспокоенно спросила Клариче. - Я отправлюсь в монастырь. Лично поговорю с настоятелем. - Но что нового он тебе расскажет? - Я просто хочу услышать эту историю из первых уст. Отговаривать нет смысла. Он уже все решил. Находится здесь, в четырех стенах или в этом городе, после всего, что узнал, слишком трудно. Нужно узнать правду, какой бы она ни была. Нужно привести мысли в порядок. В кой –то веки уделить внимание не интригам человеческим, но своим собственным ощущениям, разобраться в той сумятице чувств, которые бушуют в душе. - Возвращайся скорее! – вместо прощания произнесла Клариче. Лоренцо только отрывисто кивнул. Не сказав больше ни слова, не попрощавшись с детьми, он отправился в путь. К монастырю он добрался под утро следующего дня, уставший, но полный решимости поговорить с настоятелем Филиппом. - Не часто господа из Флоренции посещают эти стены. Особенно столь именитые, - поприветствовал его Филипп. Настоятель принимал его в своих личных апартаментах, хотя это слово было слишком громким. В сущности, убранство комнаты было не отличным от комнаты рядового монаха. Кровать, тумба и письменный стол с простыми полками позади. Настоятель показался Лоренцо чрезмерно бледным, но, в общем, заслуживающим доверие. Возможно дело в добром взгляде. Впрочем, не стоило поспешно судить. Первое впечатление может быть обманчивым. - Но на то есть причины. - Я догадываюсь. Откровенно говоря, после визита маэстро Боттичелли я ждал, когда вы сюда прибудете. - Значит, вы знаете, что я хочу услышать? Настоятель кивнул. И он повторил все то, что Медичи уже знал от Сандро. - Удивительно, что вы так легко нарушаете тайну исповеди, - скептически сощурился Лоренцо. - Вы правы. Этим признанием я, возможно, и нарушил тайну исповеди. Но уж точно не обещание, которое дал умирающей девушке, Маргарите. - Что за обещание? - Позаботиться о ее мальчике, защитить его. - Но от чего? Филипп помедлил с ответом. Но когда он объяснял, то голос звучал мягко и убеждающее, но при том ненавязчиво. - Он – младенец. Но он и Медичи, рожденный вскоре после заговора Пацци. Рожденный во времена войны с Римом. Рожденный в стране, где далеко не все враги Медичи повержены. Маргарита боялась за сына. И я дал такое обещание. Я заботился об Уно, так ничего ему и не рассказав. Полагал, что мальчик будет в большей безопасности, если не будет знать, кто он. Да, в словах настоятеля был резон. В стране в то время далеко не все взрослые выживали. Что уж о ребенке говорить. И все же… - И при этом, зная кто он, вы не искали его после его побега? – поинтересовался Лоренцо, сам не понимая, обвиняет ли в чем –то настоятеля или нет. - Вы сами можете видеть, как здесь обстоят дела, - развел руками Филипп. - Наших сил едва хватает, чтобы содержать самих себя. Да и потом, где это видано, чтобы священники гонялись за беглым мальчишкой? Кроме того, лично я даже вздохнул с облегчением. Уно очень смекалистый. Он бы не пропал. Но какая судьба ждала бы его здесь? И, как видите, я не ошибся в своем предположении. А уж когда я узнал, что он оказался во Флоренции, то…это был явно знак Господа! Да, монастырь производил весьма удручающее впечатление. При Лоренцо монахи похоронили очередной труп. Людей можно было пересчитать по пальцам. Большое по территории пространство, укрытое мощными стенами, практически обезлюдело. Было жутко. Лоренцо понял, почему Уно убежал. А еще он не мог не заметить, что монастырь находится в тосканской глуши. Самое место прятать бастарда во время лихолетья. - И вы не воспользовались такой тайной в выгоду себе? Даже странно, - не уступал Лоренцо. - Я понимаю, почему вы не доверяете служителям церкви, - кивнул Филипп, поймав сердитый взгляд собеседника. - Не стоит так смотреть. Я, может и настоятель монастыря, но не отшельник. Слухами Тоскана полнится. - Вы так и не ответили на мой вопрос, - напомнил Лоренцо, не желавший, чтобы посторонний человек копался в его душе. - Награда за молчание меня не интересует. И никогда не интересовала. Для меня главное – безопасность тех, кто попросил меня о помощи, кому я дал приют. - И все же вы получали деньги из банка Медичи. Как вы это объясните? Если вы до недавних пор хранили тайну рождения мальчика, то откуда же о нем знала моя мать? Филипп опустил взгляд, словно ему было стыдно в том, что он собирается, признаться. - Да, я согрешил трижды. Трижды я нарушал тайну исповеди. С вами, с маэстро Боттичелли. И…с вашей матушкой. - Это вы рассказали ей о мальчике? - Да. Сразу после того, как Маргарет призналась мне, я был в замешательстве. Не знал, что делать с этим знанием. За те месяцы, что она провела здесь, успел привязаться к ней, как к дочери. А мальчик был таким беззащитным. Так горько сознавать, что матери не суждено было увидеть ни его первых шагов, не услышать первых слов… - Ближе к делу. - Несмотря на риск, я решил связаться с вами. Вас тогда не было в городе и письмо попало в руке вашей матушки. Она приехала вскоре после смерти Маргарет, не сомневаясь в том, что рожденный мальчик – ее внук. Полагаю, остальную часть истории вы знаете. - Да, Сандро говорил. Правда умолчал о том, что матушка приезжала сюда. - Он был так воодушевлен показанной распиской, что не дослушал до конца посчитав за долг скорее вернуться во Флоренцию. Я не успел рассказать ему все. - Ни на минуту не сомневалась? Но почему? - Ваша матушка рассказала, что знала о связи Джулиано со служанкой. Увидела, как девушка выходила из комнаты, где находился ваш брат. Маргарет это увидела и с тех пор избегала хозяйку, а через несколько дней после мессы и вовсе исчезла. Мадонна посчитала, что девушка сбежала. Ваша мать призналась, что приложила все усилия, чтобы найти беглянку, но только когда получила мое письмо, собрала все кусочки картинки воедино. Она поняла, что девушка сбежала из страха, когда поняла, что беременна и когда поняла, что о ее связи знают. В принципе, обычная история. В их кругах нередки случаи интрижек со служанками. Бастардами не хвастают, но их имеют многие знатные фамилии. И понятно, что их матери, особенно, если они из низов общества, опасаются гнева господ. Но Медичи никогда не были жестоки со своей прислугой. Возможно, Маргарет напугали события, которые развернулись в городе после мессы. Вероятно, она боялась, что с ней может случится то же, что и с родителями. Но убежать настолько далеко? Стоило признать, что Маргарет была отчаянной девушкой! Но вот поведение матери Лоренцо объяснить не мог. - Она знала, что мальчик – ее внук, но оставила его в этих стенах? - Как я и говорил, она хотела защитить того, кто являлся частичкой ее сына. Она больше не приезжала, но ежегодно кто –то от нее привозил и деньги, и письма, в которых она неизменно интересовалась здоровьем мальчика. Я бы никогда не записывал эти суммы, но вот мой помощник отличался дотошностью в финансовых делах. Он не знал о причинах выплат, но всегда отмечал их в наших книгах. Лоренцо не мог больше спокойно слушать настоятеля. Мужчина отвернулся, в надежде, что собеседник не увидит навернувшихся на глаза слез. Смахнув влагу с щек, Медичи обдумывал услышанное, толком уже и не понимая, чего в нем больше: веры или сомнений. - Вижу, что вы не до конца верите мне, - прокомментировал затянувшееся молчание Филипп. - Слишком хорошо, чтобы быть правдой, - сдавленно отозвался Лоренцо. - Но замечу, что большую часть истории я уже поведал маэстро Боттичелли. И очевидно, что он все рассказал вам. Если вы не верите, то отчего же приехали, ведь совершенно ясно, что я не скажу ничего нового. - Вы не говорили о визите моей матери сюда, - заметил Лоренцо. - Только от того, что не успел. После того как маэстро увидел финансовую расписку, он сорвался обратно во Флоренцию. Для него она оказалась вполне достаточным доказательством, но не для вас? - Не для меня. - Почему же? Да потому что в глубине души Лоренцо верил. Верил, что этот неожиданно появившийся смелый мальчишка – сын Джулиано. Верил, но боялся признаться даже самому себе. Верил, но запрещал сам себе эту веру, ища подтверждения самой радостной правде. Медичи приехал в этот монастырь и выслушал историю из первых уст, но не нашел и намека на ложь, как ни старался. С каждой минутой, проведенной здесь, он убеждался, что Филипп говорит правду, что настоятель не преследует никаких своих целей. Лоренцо был прекрасным оратором и знал все приемы ораторского искусства, прекрасно читая людей. Этому он обучился за годы после смерти Джулиано. И Филипп свято верил в то, что говорил. В его взглядах, тоне голоса, жестах не было ничего фальшивого. Он просто хочет закрыть все долги, прежде чем отойти к Господу. Но Медичи так долго защищал семью от малейших вражеских происков, что продолжал задавать вопросы, хотел осмыслить произошедшее, понять, почему близкий человек поступил так, а не иначе. Но в этих стенах он не найдет больше никаких доказательств. Сами осколки истории, сложившиеся в ровную, но печальную картину, были доказательством. Нужно возвращаться во Флоренцию. - Я не намерен сегодня исповедоваться, отче, - несколько холодно ответил Лоренцо. Он не желал открывать душу перед этим, в сущности, незнакомым человеком. Но того и не требовалось. - Вы потеряли веру, - печально вздохнул Филипп, подходя к тумбе возле своей кровати. – И мне совершенно понятно, отчего так получилось. - Так что же, вы поможете мне ее найти? – почти с издевкой, но усталостью в голосе спросил Лоренцо. - Это, увы, не в моей власти. Но веру легко вернуть, если открыть ей путь в сердце. Понимаете, в чем суть? После страшного предательства и горя мы часто говорим, что потеряли веру. Но это не совсем верно. Потерять можно перо, книгу или деньги, но нельзя потерять веру. Просто порой мы перестаем верить, мешаем ей влиять на нас, отрицая само ее существование. Тогда-то мы и считаем, что потеряли веру. Но она всегда с нами, если дать ей шанс. Мне было больно слышать о страдании жителей Тосканы, жутко знать о том, что произошло во Флоренции, страшно жить в военные годы, но…когда от стен этого монастыря отразился детский крик я понял, что надежда не ушла, что Господь не отвернулся от нас, подарив столь очаровательного малыша. Я защищал и растил его, как многим казалось, для духовной деятельности, но с самой первой минуты его появления я знал, что в мир пришел очень важный человек. Не потому, что он – наполовину Медичи, а потому что…он оказался способным вдохновлять, вселять надежду на лучшее. Я верил, что кем бы он ни стал с возрастом, но достигнет величия. Ваша матушка верила, что мальчик – ее внук. И это скрасило ей последние дни. С этими словами Филипп протянул Лоренцо лист бумаги, который долгое время лежал в закрытом ящике. Настоятель и сам не знал, отчего хранил письма Лукреции Медичи, которые могли поставить под удар жизнь Уно. Но сейчас, протягивая одно из них Лоренцо, осознал, что все было ради этого момента. Лукреция Медичи не просто верила во внука, не просто стремилась его защитить. Она верила, что однажды, так или иначе, но он вернется в семью. Свою настоящую семью. А настоятель верил, что придет день и мальчику понадобятся доказательства происхождения. Медичи взял его дрожащей рукой. Развернув и пробежав глазами, он не сдержался и расплакался. Это точно был почерк его матери! Никто не смог бы подделать ее «л» и «з», никто бы не смог повторить этот наклон. В этот момент Лоренцо было совершенно наплевать, кто его видит. На краткий миг, но он перестал быть Великолепным, превратившись в обычного человека, скорбевшего по потерям и винящего себя в смертях, которые произошли в его семье. - И что мне с этим делать? – выдохнул Лоренцо, взяв под контроль свои эмоции. - Не терзайте себя лишними вопросами и сожалениями. Вы не были слепы, а делали все для защиты Флоренции и Тосканы, а Ваша матушка и я хранили тайну рождения Уно так долго, ради его защиты. Но теперь, очевидно, что его безопасность зависит от вашего решения. В любом случае. В конечном счете, ведь все зло или добро не от Церкви, власти или богатства, а лишь от людей.