Тайна Волшебницы Света

      Ночь в Эдорасе выдалась холодной и ненастной: беспрестанно лил сильный дождь, а мощные порывы ветра пригибали к земле кусты и молодые деревья. Молния сверкала за окнами, а порою стекла сотрясали суровые раскаты грома. Старинный дворец Медусельд, продуваемый сквозняками, казалось стонал под напором неистовой бури, скрипя деревянными ставнями и дверными петлями.       В огромной трапезной конунг Теоден, его воины-рохиррим и их гости праздновали победу в Хельмовой Пади. Нынче утром Братство вместе с королем Теоденом возвратилось из покоренного Изенгарда, оставив Сарумана запертым в Ортханке под надёжным присмотром энтов. Так что им действительно было что праздновать — зло Сарумана Белого было задушено на корню, а сам некогда великий маг, ныне лишенный посоха, превратился лишь в жалкого пленника.       Со всех сторон раздавался смех и радостные возгласы, длинные столы ломились от множества яств, а вино лилось рекой. Мужчины пели веселые застольные песни, пили вино и подмигивали девушкам, прислуживающим за столом. Пир был в самом разгаре. Мэрри и Пиппин с большим удовольствием присоединились к общему веселью, как и Гимли. Хоббиты вообще любили шумные застолья, чем в основном и занимались в Шире, да и гномы славились своей любовью к пирушкам до рассвета. Лишь Гэндальф, Арагорн и Леголас присутствовали здесь исключительно из просьбы короля.       Тревожные думы о судьбе Фродо, о котором они уже давно не имели никаких известий, не давали покоя волшебнику. Он опасался за жизнь своего маленького друга и винил себя в том, что оставил его одного. Хвала Валар, с ним Сэм, уж он-то сумеет позаботиться о своём хозяине.       Арагорна, помимо тревоги за Фродо и Сэма, одолевали муки совести за смерть Халдира. Он не мог простить себе, что не оказался рядом в нужный момент, чтобы отвести беду от друга. А Леголас не мог изгнать из памяти вид Аэлин, замертво упавшей ему на руки, узнав о смерти жениха. Принц недолго пробыл на празднике и незаметно растворился, как он умел это делать. Лишь где-то час спустя Арагорн заметил его отсутствие, решив, что Леголас направился к Аэлин.       После полуночи пир всё ещё продолжался и Арагорн отлучился на минуту, чтобы справиться о её состоянии. Принцесса так и не пришла в себя до сих пор, лекари только разводили руками, надеясь на то, что юность и хорошее здоровье помогут ей вскоре поправиться. Эовин вызвалась приглядывать за своей новой подругой, к которой успела привязаться, и сейчас находилась у постели принцессы, пренебрегая праздничным пиром.       Было у наследника Исильдура и ещё одно дело: совсем скоро Глорфиндел покинет Эдорас, направляясь сначала в Лориэн, дабы предать земле тело друга, а затем — домой, в Имладрис. Арагорн хотел проводить его. Пройдя по длинным коридорам, освещенным множеством факелов, Арагорн остановился у нужной двери и тихо постучал. Эовин отворила ему и приложила палец к губам, делая знак говорить тише.       — Как она? — негромко спросил Арагорн, осторожно заглядывая в комнату.       — Всё также! — отвечала Эовин. — Бредит, и жар никак не спадает.       Царевна тихо вышла в коридор, оставив дверь в комнату полуоткрытой. Аэлин лежала в бреду, бледная, словно призрак, и продолжала в горячке повторять имя погибшего жениха пересохшими губами.       «О, друг мой!» — глядя на неё, мысленно воззвал Арагорн к погибшему Халдиру, — «Не забирай её у нас, помоги ей вернуться из тьмы к свету!»       Наследник Исильдура стоял у двери, удрученно задумавшись и поглаживая подбородок. Помочь чем-либо сестре своей невесты он был не в состоянии. Горе, вызвавшее такую реакцию у юной эллет, пожирало её подобно пламени, и Арагорн считал, что лишь присутствие Леголаса сможет помочь ей. Однако, своего друга он здесь не нашёл.       — Когда вы вернулись из Изенгарда? — прервала его думы Эовин. — Я сегодня целый день не выходила отсюда.       — На рассвете, — ответил наследник Исильдура. — Скоро эльфы собираются возвращаться в Ривенделл, лорд Глорфиндел хотел зайти, чтобы проститься с Аэлин.       — Он заходил недавно. Но она вряд ли его услышала… — сокрушенно вздохнула девушка. — Скажи, Арагорн, это правда, что бессмертные эльфы могут умереть от горя? Или от тоски?       — Правда, — хмуро ответил Арагорн. — Я знал такие случаи. Правда, это бывает крайне редко.       Ещё раз взглянув на Аэлин, Арагорн сжал руку её добровольной сиделки и повернулся, чтобы уйти, но внезапно обернувшись, спросил:       — Совсем забыл спросить, а где Леголас?       — Принц вышел несколько минут назад, — ответила Эовин. — Он долго сидел возле неё, держал за руку, пытался говорить с ней, но Аэлин всё звала Халдира, кричала… И он ушёл.       - О, Эру... — пробормотал Арагорн, покачав головой.       — Принц ведь любит её, правда? — прошептала Эовин. — У него даже слёзы были на глазах.       — Ты наблюдательна, — заметил дунадан. — И ты не ошиблась… надеюсь на это, по крайней мере. Теперь лишь он один сможет облегчить её боль.       В глазах Эовин явно читался вопрос, но она не осмелилась задать его.       — У них - у эльфов - всё сложно, Эовин, — ответил Арагорн на её вопрошающий взгляд. — А у Аэлин и Леголаса — тем более. Это долгая и грустная история, возможно, она сама тебе поведает её, когда придёт в себя.       Простившись с племянницей конунга, глядевшей на него с нежным блеском в голубых глазах, Арагорн направился по длинным коридорам к главному выходу из дворца. Дождь уже закончился, наконец, и он хотел вдохнуть свежего воздуха после долгого пребывания в трапезной, а заодно не пропустить отъезд эльфов. На выходе из дворца Арагон увидел одинокую фигуру Леголаса.       Подойдя к другу, он заметил, что тот впервые никак не отреагировал на постороннее вторжение, словно находился где-то очень далеко отсюда, оставив на пороге дворца лишь свою физическую оболочку.       — Леголас! — он тронул принца за плечо.       Эльф повернулся, глядя сквозь Арагорна, и по-прежнему не произнес ни слова.       — Я уж думал, что ты отправился спать. Как ты?       — В порядке! — коротко бросил принц.       О, да, куда уж лучше! За все те годы, что Арагорн знал наследника Трандуила, он впервые видел его таким подавленным. Бледное лицо, поджатые губы, дрожащие длинные ресницы, опущенные глаза — картина безмятежного счастья налицо!       — Она поправится, Леголас. Тебе нужно набраться терпения, — рука Арагорна легла на плечо друга.       — Всё кончено, Арагорн… — тихо сказал Леголас. — Для меня-то уж точно…       — О чём ты? — не понял тот.       — А ты не понимаешь? — Леголас обернулся, сверкнув глазами. — Ты не видишь, что с нею творится? Она гибнет от горя, Арагорн! Гибнет, потеряв любимого!       — Но это ведь естественно, разве не так? А чего ты ждал? Обручения сразу после похорон? — нахмурился Арагорн. — И вообще, к чему ты ведешь?       Боль внезапно вырвалась наружу и развязала язык обычно скрытному Леголасу. Глаза его потемнели и стали черными, как тьма в душе Моргота.       — К чему я веду? К тому, что я вновь напоролся на тот же клинок, Арагорн, и он отравляет меня тем же ядом… Аэлин любила Халдира, разве ты не видишь? Или ты думаешь, что это чувство вины пожирает её сейчас? Тауриэль, и та так не убивалась по своему гному! Она обманывала меня, уверяя в своей любви!       — Постой! — поднял руки вверх Арагорн, пытаясь остановить этот бесконечный поток яростных обвинений. –Ты обвиняешь Аэлин во лжи? Но зачем ей это было нужно?       — Почем мне знать, что у неё на уме? Может, она и сама не подозревала о силе своей любви! Или любила нас обоих? У юных дев такое бывает, как я слышал.       — Леголас, остановись! Ты заблуждаешься. Она потеряла самую близкую душу, и конечно же, она страдает. Разве ты сам не переживал потерь? Ты нужен ей сейчас больше, чем кто-либо другой. Ни отец, ни Арвен, никто не заменит ей тебя. Ты обещал Халдиру защищать её… — использовал Арагорн последний козырь, взывая к обещанию у ложа умирающего.       — Кажется, она не испытывает недостатка в защитниках, — мрачно изрек Леголас, уставившись в землю. — Один из них был тут как раз совсем недавно. Похоже, что их связывает крепкая дружба, совсем, как когда-то с Халдиром!       Арагорн отчётливо услыхал яростную ревность в голосе друга. Так вот что ослепило упрямого наследника Трандуила! Пока Леголас в таком состоянии, говорить с ним бесполезно. Но тут его последняя фраза вдруг дошла до сознания Арагорна.       — Ты говоришь о Глорфинделе? — догадался он. — Но он же спас ей жизнь. Без него она погибла бы в Кирит Унгол!       — Как и Халдир в своё время! — упрямо возразил принц. — И вообще, разве ты не понял: воину достаточно спасти её от смерти, как она тут же проникается к нему безграничным чувством долга. Что ей любовь? Долг куда важнее! Так было с Халдиром, так будет и с Глорфинделом. Поэтому для меня эта история окончена, Арагорн... Я не собираюсь вечно пытаться протиснуться меж её отважными защитниками! Ибо для Аэлин я всегда буду на втором месте!       И взбешенный наследник Трандуила, как никогда походивший в этот миг на своего родителя, развернулся, и практически бегом бросился прочь от своего друга. Уставший, измученный последними событиями, Арагорн прислонился к холодной каменной стене. Оскорбленное мужское достоинство ранимого принца Эрин Гален было точно не тем, в чём ему сейчас хотелось разбираться! Оставалось надеяться, что слепая ревность отпустит Леголаса и он снова станет самим собой…       Послышался звук приближающихся шагов, и на крыльцо вышел Глорфиндел, полностью одетый в дальний путь. Отважный витязь, заметив Арагорна, улыбнулся и учтиво склонил голову в знак приветствия.       — Пора в путь? — спросил его дунадан.       — Пора, мой друг! Мы должны торопиться, да и дороги небезопасны, — ответил Глорфиндел. – К тому же, я хотел покинуть Рохан прежде, чем Аэлин придёт в себя.       — Но почему же? - удивился Арагорн. — Я думал, ты хотел проститься с нею?       — Хотел, конечно… и уже простился. Но для неё же будет лучше, если Аэлин не сможет ещё раз увидеть тело Халдира.       — Ты прав, mellonamin, — согласился Арагорн. — Она и так ужасно страдает.       — Это самая тяжкая миссия, что мне доводилось выполнять… сопровождать тело погибшего друга, — тяжело вздохнул Глорфиндел.       — Халдир достоин столь почетного эскорта… — печально прошептал Арагорн. — Да будет мир его праху под сенью Золотого Леса!       — Прощай, Эстель! Если будет на то воля Создателя, то мы ещё увидимся с тобою, — пожал ему руки Глорфиндел и направился к своему оседланному коню, чтобы занять место во главе отряда, сопровождающего носилки с телом Халдира.       Эльфы стройными колоннами промаршировали мимо Арагорна, покидая Эдорас, а он печально смотрел им вслед, пока не исчезли из виду знакомые стяги. Он выполнил свой долг: проводил друзей в путь, и живого, и павшего.       «В добрый путь, мой друг!» — мысленно попрощался он с Халдиром, отпуская его из своей жизни, но не из памяти. — «Теперь мне нужно сделать так, чтобы тебя отпустила и Аэлин…» ***       Итак, прошла неделя с битвы в Хельмовой Пади. Неделя с гибели отважного Халдира... Всё это время Аэлин, как и воссоединившееся Братство, провела в Медусельде, во дворце конунга.       Первые три дня после того, как она узнала о гибели жениха, девушка была без сознания. Она отчаянно металась по кровати, то вскрикивая, словно раненая птица, то снова затихая, и всё звала и звала Халдира… У слышавших и видевших это Эовин, Арагорна, Гимли и остальных это вызывало неизменный страх за её жизнь и рассудок.       Леголас ходил хмурый и молчаливый: страдания той, что была ему так дорога, переворачивали его душу, а ревность к Халдиру (даже к погибшему) - разрывала сердце. Он походил на мрачный, бестелесный призрак... Находиться возле Аэлин было выше его сил, и поэтому он узнавал новости о её состоянии через друзей.       Страшная лихорадка грозила отправить Аэлин вслед за Халдиром, пока не вмешался Гэндальф, своими заклятиями отвоевав принцессу у тьмы, готовой поглотить её. Придя в себя, она ещё долго была слаба, словно котенок, и могла лишь лежать в постели. Её навещали члены Братства, пытаясь подбодрить каждый по-своему. Все... кроме того, кого она так ждала!       Особенно старались хоббиты: они наперебой рассказывали девушке о своих приключениях в Изенгарде, подробно описав атаку энтов и бесславное бегство орков Сарумана, похваляясь своими подвигами. Мэрри и Пиппин были так забавны и непосредственны, так искренне хотели помочь, но Аэлин могла лишь слабо улыбаться в ответ на их попытки поднять её дух, да и то лишь для того, чтобы не обижать их.       Гимли тоже старался как мог: он приходил к ней с неизменным букетом полевых цветов, собранным им лично, и долго просиживал у её постели, рассказывая легенды о подвигах гномов в древние времена. Аэлин слушала доброго гнома, но вряд ли слышала.       Арагорн всегда приходил не один. Его сопровождала Эовин, либо Гэндальф, либо все вместе. Наследник Исильдура не знал, как пробиться сквозь ту броню, в которую облачилась душа девушки, да и нужно ли это сейчас? Аэлин не прислушивалась ни к кому, даже к Гэндальфу.       Волшебник посоветовал встревоженным друзьям ждать. Боль потери смягчит лишь время. Он строго приказал всем не упоминать имени Халдира ни при каких обстоятельствах. И пригрозил при этом хоббитам страшной карой, если они нарушат его запрет, особенно шалопаю-Пиппину, язык которого не отличался способностью держать какую-либо информацию при себе.       От Глорфиндела Аэлин получила лишь короткую записку, ибо он покинул Эдорас ещё до того, как она пришла в себя. В ней её друг сообщал, что покидает Рохан и возвращается в Имладрис - долг главнокомандующего звал его домой, и границы королевства требовали защиты. Принцесса опечалилась, что ей не удалось попрощаться с ним лично, ибо привязалась к нему всей душой. Ей очень не хватало его хладнокровия и оптимизма сейчас.       Но больше всего ей не хватало Халдира… Она даже и не подозревала, что на свете существует такая жуткая боль потери! Ей будто отсекли руку или ногу, и она никак не могла научиться жить без утраченного. Каждый день она проливала потоки слез по нему...       На самом деле, гневные обвинения Леголаса были недалеки от истины, хоть он и не адресовал их ей лично: Аэлин сейчас действительно сомневалась в том, что её чувства к Халдиру не были любовью. Иначе, почему ей тогда так больно? Не проходило и часа, чтобы она не думала о нём. В памяти всплывали самые разные моменты их совместного прошлого - от раннего детства Аэлин, когда она изводила своего телохранителя капризами, доводя до белого каления, до их первого поцелуя и признания в любви. Она всё копалась в своей памяти, хоть воспоминания неизменно вызывали слёзы, муки совести и боль. Она погубила его, испортила ему жизнь… И ничего уже не исправить! Халдир мечтал лишь о её любви, но она так и не смогла её подарить ему.       Начав подниматься с постели, Аэлин попросила Эовин подыскать ей вдовий наряд - отныне она собиралась носить только черное. Царевна не стала спорить, и вскоре Аэлин надела строгое черное платье и длинную вуаль того же цвета, которые подчеркнули её скорбь ещё сильнее. Принцесса вместе с Эовин неспешно бродила по Медусельду, изучая бесконечные залы, а встречавшиеся на их пути воины испуганно шарахались от неё, ибо своим видом она напоминала им саму Ниэнну, безутешную плакальщицу Амана…       Возможно, Аэлин и дальше так пряталась бы от внешнего мира, но в её планы безжалостно вмешались обстоятельства. И виной всему оказался чрезмерно любопытный хоббит.