подношение

      Взрыв прогремел в этот раз совсем рядом, они с товарищем избежали ужасной участи лишь каким-то невообразимым чудом, и сержант Левицкий непроизвольно выдохнул, чувствуя, как по разгорячённому лицу под маской скатывается ледяная капля пота. Их вызывали на рядовое ограбление, — ограбление, слышите?! — а не на успокоение группы вандалов в балаклавах, где-то раздобывших взрывчатку, и взявших в заложники всех, кто оказался внутри злосчастной «пятёрочки». Его напарник, совсем молодой ещё ефрейтор, — как его там по фамилии? — выглядел абсолютно спокойным и готовым к действию, но Иван нутром чувствовал, что парень напуган до чёртиков и держится из последних сил, чтобы не сорваться.       Плотный мужик в балаклаве озирался вокруг, тяжело дыша. В руке на этот раз он сжимал бутылку, и что-то подсказывало Левицкому, что внутри далеко не водичка. Сержант напрягся всем телом и приготовился прыгать, но взгляд его вновь скользнул по неопытному парнишке-ефрейтору, который едва ли не трясся от страха и волнения, и резко выдохнул. Нет, бросать его, не предупредив, нельзя: ни Устав, ни совесть не позволят, и мужчина еле слышно свистнул, привлекая его внимание.  — Как только он поднимет бутылку, — короткий кивок в сторону преступника, — следи за мной. И по сигналу, сразу же, прыгай.       Ефрейтор коротко, но решительно кивнул. Молодец он, не каждый так на первом серьёзном деле держится, вообще-то. Многие, несмотря на долгие годы подготовки во время учёбы, бледнеют и теряют весь свой боевой запал, ломаются, а он держится, и, кажется, в состоянии что-то предпринять. Сержант коротко и облегчённо выдохнул — жить можно, работать тоже, а остальное пока и не нужно.       Короткий скрип держащейся на последнем дыхании двери, и на пороге кабинета жмётся парень лет девятнадцати-двадцати с виду. Молодой совсем, безусый, с коротко стрижеными рыжими волосами — явно из армии недавно. И невообразимо конопатый, веснушки будто покрывают каждый миллиметр его тела. Левицкий и Варенька кривятся: новенького всё же им сплавили.  — Знакомьтесь, товарищи! — начальник как-то слишком весел и бодр. — Рядовой Алабаев к вашим распоряжениям, младший сотрудник опергруппы, — и дверь всё с тем же скрипом закрывается, оставляя рыжего рядового на пороге.  — Зовут-то тебя как? — Варвара накручивает на палец крашеную прядь, оценивающе глядя на парня и тот робко отвечает:  — Тимур.  — Ну что ж, Тимур, сходи, что ли, чайник поставь, — а деликатности Вареньке не занимать, сразу с порога в оборот взяла (Левицкий еле слышно фыркает в свои соломенные усы щёточкой). — А потом и познакомимся тогда.       Парень хватает чайник и убегает куда-то, и они с коллегой заходятся в приступе смеха, но тут же затихают.  — Эк разволновался, — хмыкает Иван, возвращаясь обратно к документации по делу. — Чайник-то полный и розетка рядом.  — Зато работящий, — тянет Варенька и достаёт из ящика печенье. — Заслужил, — отвечает она на короткий взгляд коллеги.       Секунды пошли на отсчёт, когда тип в балаклаве всё же заметил укрытие группы. Раз: «Здесь должны быть не мы, а ОМОНовцы», — думает сержант, когда тот замахивается. Два: «Захват зданий — их работа!» — уже почти мысленно возмущается он, подавая сигнал напарнику. Три: «Почему рискуем жизнью мы?» — думает он, прыгая сам, и следя за тем, как резко улетает с места молодой ефрейтор. Четыре: «Нас вызывали на ебаное ограбление!» — чуть ли не воет он мысленно наблюдая за полётом бутылки явно с коктейлем Молотова. Когда бутылка пробивает лобовое стекло машины, служившей им укрытием, и взрывается он ни о чём не думает, лишь обречённо глядит, как от взрывной волны вылетают стёкла на первом этаже ближайшего здания и слушает как заходятся сигнализации автомобилей.  — Живой? — он подкатился к напарнику, неподвижно лежащему на земле. Ярко-синие глаза его были широко открыты и смотрели прямо в небо, маска слетела, так что видно было каждую веснушку на его лице, а сам парень тяжело дышал, явно не веря своей удаче.  — Живой, — одобрительно кивнул Иван и помог парню подняться на ноги, пока сквозь дым от подорванной типом машины не видно их передвижений. Нужно было искать новое укрытие и вызывать подкрепление, но с последним явно справился кто-то за них: вдалеке послышалась сирена. У них была минута, может, больше, и нужно было продержаться до помощи.  — Значит слушай, — сержант нахмурился, — стреляем на поражение по тем, кто в масках.  — Т-так точно! — парень яростно кивнул, явно уже несколько оправившись от последствий взрыва. «Боец, » — думает Левицкий одобрительно, но молчит. Потом похвалит, время у них есть.       Курилки у отделения не было, начальство не одобряло, но сами сотрудники таковой считали небольшой закуток. Раньше там, видимо, стояли мусорные баки, а сейчас поставили грубо сколоченную скамеечку и урну. Мелочь, а приятно. Сержант Левицкий с силой затягивается и резко выдыхает, глядя, как тлеет фильтр, а затем бросает бычок в урну и достаёт из пачки ещё одну сигарету. Сзади кто-то несколько нервно кашляет, привлекая к себе внимание.  — Товарищ сержант, — недавно повышенный до ефрейтора, — как там его: Баев? — нервничая, переступает с ноги на ногу. — Товарищ сержант, — повторяет он, — одолжите сигарету, пожалуйста.  — Должен будешь, — хмыкает Левицкий и протягивает коллеге паршивый «Моррис Голд». Обычно незадачливые коллеги, узнавая дрянь, которую им дали, всеми силами пытались отвертеться, а этот достал из кармана зажигалку сразу, и, даже не глянув на марку, поджигает и затягивается.       Сирена слышалась совсем рядом, но и дым начинал рассеиваться. На пороге продуктового стоял уже не один, а трое людей в масках-балаклавах, и Иван поморщился, взводя курок табельного «ПМ» и краем глаза отмечая, что Алабаев, — о как, вспомнил таки! — повторил его жест, но и грабители-террористы тоже не терялись. У одного из них в руках был взведённый обрез охотничьего ружья и Левицкий обычно в такой ситуации сплюнул бы злобно на пол, — вот же блядь! — но в маске, чудом оставшейся на лице, этого не сделать. Три секунды на улице стоит абсолютная тишина, а затем слышится одиночный выстрел, и…       В очередной раз выгоняя засидевшегося Тимура из-за рабочего стола, сержант глядит на часы и ужасается: как можно столько работать? Левицкий в очередной раз укоряет себя за то, что опять лезет не в своё дело, но тут же успокаивает себя, что здоровье сотрудников как раз его дело, как старшего в отделе.  — Товарищ сержант, две минуты! — Алабаев напряжённо глядит в экран монитора, что-то выискивая в потоке таблиц, а Ивану кажется, что у него едет крыша. Нет, столько работать определённо нельзя, с этим надо что-то делать, — понимает он, но молча стоит и ждёт, пока Тимур не вздохнёт горестно, не выключит компьютер и не встанет с места.  — Я закрою кабинет, — говорит он парню, буквально выпихивая того за дверь, потому что пару раз этот трудоголик остался так ночевать в отделении, прямо среди отчётов и докладных. «И на что я подписался?» — думает он, вытирая пот со лба, когда слышит, как на улице прощается со сторожем молодой ефрейтор.

***

      Обелиск героям-сотрудникам МВД, павшим во время исполнения служебных обязанностей поставили в самом центре парка, по результатам общего голосования всех горожан. По ухоженным аллейкам, к нему брёл небритый мужчина в мятой одежде и пачкой сигарет в руках, он явно когда-то выглядел спортивным и подтянутым, грудь колесом, но сейчас в синих глазах плескалась лишь пустота. «Милая, давай отойдём от дяденьки», — просит молодая женщина свою маленькую дочь, когда он неподвижно застывает у памятника, а затем опускается на колени. «Не уберёг, — думает уже капитан Иван Левицкий, доставая из пачки две сигареты и кладя их на постамент. — Добила тебя всё-таки работа, Тимур Алабаев.»  — Я, вроде, задолжал тебе, — вздыхает он, поднимаясь, глядит на обелиск. Разворачивается, и чётко, по-строевому, уходит вдаль по аллее, не оборачиваясь, пока совсем не исчезает за поворотом, оставив после себя лишь пару сигарет на постаменте обелиска.