Путь солнца

      Закатное северное солнце освещало свободную от растительности и жилищ ровную площадку, на которой собрались люди.       Упругие удары барабана вторили звонким всплескам бубнов и отрывистым возгласам, наряду с затяжными гортанными песнопениями. Сбитое дыхание людей, скуление лаек и юки, топот ног. Эти звуки дополнялись длинными тенями, вздрагивающими под ритм инструментов – плясали женщины, облачённые в одежды из шкур – короткие туники, – тяжёлые костяные ожерелья, пояса и браслеты. Разгорячённые танцем, босыми ногами топтали они мёрзлую землю и снег. В их венах частично текла юкольская кровь, хотя на юкол они походили лишь отдалённо: сохраняя смуглый цвет кожи и узкий разрез глаз, ростом и комплекцией они ничем не уступали европейцам.       Мужчины широкоплечи; заворожённо наблюдают за представительницами прекрасного пола, не забывая извлекать из нехитрых инструментов подобие музыки. Их песнь однообразна, как и игра, но женщин это вовсе не огорчает. Те, выстроившись полукругом и положив руки на плечи друг другу, замысловато вертели бёдрами в такт, поднимали и выставляли поочерёдно ноги, приседали, поднимая руки, иногда резко выпрыгивали, одновременно вскрикнув, хлопали, и вновь принимались за ритмичное волновое движение телом. Тёплый красноватый свет выигрышно освещал их стройные фигуры: обнажённые ноги и руки.       Танец длился уже долго и не прерывался ни на секунду, пока одна из женщин не поворачивает голову в сторону тонкой полоски леса, будто заподозрив что-то. Через какое-то время она снова смотрит в этом направлении, и тогда близкая к ней женщина тоже оборачивается.       Танец оборвался общим беспокойством. Музыка и песня смолкли. Женщины спрашивают у соплеменницы, что случилось, и та отвечает, что чувствует чей-то взгляд.       Хмурый черноволосый мужчина говорит, что всё племя здесь, и тогда его товарищи настороженно переглядываются, держа наготове оружие.       Все смотрят в сторону корявых сосен и не отводят взгляд от показавшегося за ними силуэта. Незнакомец приближается, и вождь племени поднимается со своего места, чтобы повстречать гостя. Хоть пришедший кажется безоружным и одиноким, всё племя настороже – им пришлось познать силу ружей, которыми они не обладали. Женщины робко сбились в кучу, мужчины один за другим повставали со своих мест вслед за предводителем.       Стоило незнакомцу подойти ещё ближе, и на лицах людей отразилась вся полнота смятения; лёгкий шёпот прошёл в рядах танцовщиц.       - Добрый вечер, - произносит незваный гость, стоя в нескольких метрах, и тут же вождь в ужасе падает на землю.       Его примеру следуют остальные, - вот и всё племя, дрожа от страха, оказывается на земле, не смея поднять голов.       Обождав с полминуты и оглядев эту картину, гость идёт вперёд, аккуратно обходит павших людей, пока не останавливается у одной из женщин. Та лежит смирно, не пошевелила и пальцем, хотя, без сомнений, заметила, что к ней подошли. Её соплеменница рядом бормочет невнятные речи, как видно, молитвы против злых духов.       - Хм, весьма правдоподобно, - пожимает плечами незнакомец, и женщина, наконец, поднимает голову, издав наигранно недовольный вздох.       Она встаёт на ноги, окидывает взглядом несчастных людей и произносит несколько фраз на другом языке, после чего подхватывает гостя под руку и увлекает за собой как можно скорее. Они проходят мимо загона для скота и прячутся в ближайшей юрте.       - Что вы сказали?       - Неважно, - говорит она вскользь, подглядывая, как племя понемногу приходит в себя. – Ты должен понять, что твой вид несколько необычен для затерянных народов.       - Я понимаю, - отвечает он, и женщина улавливает ноту раздражения в его голосе.       - Во многом они похожи на юкол, только положение их ещё более уязвимое, так что не обижайся, - улыбается она и только теперь открыто смотрит на автоматона, ощущая знакомую теплоту от радости встречи, пусть неожиданность последней и прибавила проблем; она говорит со всей искренностью: - Я рада видеть тебя вновь.       - То же самое могу сказать о вас, Кейт Уолкер.       - Верно, долго тебе пришлось меня искать. Юколы подсказали?       - Наш друг шаман любезно сообщила мне, что вы изъявили желание помочь этому малому народу в их общении с большим миром. Эта цель весьма благородна и очень подходит вам.       - Если ты так считаешь… - она ждёт продолжения его речи, чувствуя скрытую недоговорённость, но автоматон молчит, и неловкая пауза требует разрядки. Кейт отводит взгляд:       - Прости за этот спектакль. Они так долго привыкали ко мне, а ты появился так неожиданно, и я не придумала ничего… Думала, что не признаешь, - игриво заявляет она, не скрывая усмешку.       - Я всегда узнаю вас, Кейт Уолкер, как бы вы ни изменились. Эта фраза, брошенная немного небрежно, мгновенно сгоняет её кокетливую улыбку, и       женщина, потупившись, ступает вглубь юрты. Звуки барабанов, доносившиеся с улицы, дали знать, что ритуал возобновился.       Пока женщина пьёт из кувшина воду, автоматон размышляет о своих словах, которые он произнесёт в следующее мгновение. Он придумал пять вариантов её ответа, с трудом учтя самые равнодушные.       - Он готов, - говорит он. – Я пришёл сюда, чтобы сообщить вам это.       Она удивлена и, кажется, обрадована, даже замерла с кувшином в руках, осознавая весть.       - Это… невероятно! Тебе удалось, я так рада!       - Ничего не получилось бы без участия мэра, господина Штайнера и, разумеется, вас. Вынужден признать, что моя роль в этом деле весьма скромная. Она ограничилась, как изрёк мистер Штайнер: «раздачей ценных указаний», и, как мне потом объяснили, эта фраза являет собой пример сарказма.       - Моя роль тоже преувеличена, - вновь шутливо улыбается Кейт, и Оскар пользуется непринуждённостью момента, чтобы подойти ближе.       - Я хочу, чтобы вы увидели его, но это возможно, только если вы решите посетить Вальсембор… - автоматон резко замолк, потому что женщина отошла в сторону, чтобы поставить кувшин на землю.       Она казалась спокойной, но в её движениях чувствовалось напряжение. Он знал, что её уход обозначал риск возвращения к прежней жизни, полной страха, лишений и неизвестности. Она нашла себя среди этих людей и была довольна своим положением – так ему казалось.       Но знал Оскар и то, как несправедливо будет оставить результат совместных усилий без её внимания. Пусть сам он смутно понимал, что под бескорыстным желанием обрадовать мисс Уолкер, стоит желание вернуть её в более цивилизованное общество, что, в свою очередь, уведет её от интереса малыми народами и воскресит заинтересованность в нём самом.       - Мне надо вернуться к остальным, - вместо ответа говорит она, развернувшись к другу, - они скоро забеспокоятся моим отсутствием.       Прежде, чем она успевает сделать шаг, он придерживает её за плечо, преградив путь рукой, и переходит в наступление:       - Прошу прощения, но не похоже, что им есть до вас дело, - указывает он на пляшущих человечков, а затем, помолчав, добавляет: - как и юколам, я полагаю. Женщина вздрагивает и сконфуженно отворачивается, борясь с обидой и озлобленностью.       - Так тебе известно… Курк был очень тактичен, когда просил меня уйти. Он благодарил меня за всё и без конца извинялся, и я поняла его, ведь он заботился о племени. Моя репутация приносит им беды, и прогноз Айваски был неутешителен. В конце концов, я оказала им «медвежью услугу», - американка вздыхает и переходит на полушёпот: - Скорее всего, что и эти люди однажды попросят меня уйти. Всё должно быть в меру, особенно помощь. Знаешь, я всё реже выхожу из селения и всё меньше подталкиваю их к общению с горожанами, понимая, что это и не нужно. Может быть, со временем им удастся позабыть моё происхождение, и они примут меня. Может быть, мне пора перестать куда-то бежать.       - Ваше решение ненадолго покинуть племя никак не повлияет на их отношение, а вы всегда можете вернуться, если захотите, - говорит автоматон.       Кейт замечает его тон, который всегда появлялся, когда Оскар пытался подавлять эмоции. Она прямо смотрит на него, ощущая тяжесть железной руки на плече и чувствуя скованность во всём теле. Он, казалось, знает её страхи и желания, но она их тоже знает. Единственное, о чём она едва догадывается, это о его страхах и желаниях.       - Я не склонна к возвращениям. Но я зря напоминаю тебе, ведь именно этого ты и добиваешься.       - Это было бы чересчур самонадеянно с моей стороны.       Чувство обиды прошло, и теперь женщина ощущала только горечь от понимания, что ни ему, ни ей не по силам изменить устойчивый порядок вещей. Всё, что они могут, это существовать в нём, находя единственно возможный компромисс между собственными стремлениями и правилами мира. Она опускает глаза и хочет коснуться железной руки, которая всё ещё придерживает её плечо, но вовремя одёргивает себя.       Её улыбка снисходительно-грустна. Оскар уже достаточно навострился различать её молчаливые ответы и принимает отказ, опуская руку и отступая назад.       - Он красив, как и прежде? – Внезапно произносит Кейт, когда автоматон почти покинул юрту.       - Ни внешний облик, ни внутренние механизмы не подверглись значительным изменениям. Можно сказать, что поезд господина Форальберга ни в коей мере не утратил ни эстетических, ни функциональных характеристик. Для исключительного совершенства ему не хватает лишь одной детали.       - Какой же?       - Вас, - отвечает автоматон и делает жест, приглашающий женщину к выходу. Сердце защемило, как в Аралабаде. Мисс Уолкер сомневается столько, сколько ей позволяет собственная авантюрность.       Красный диск касается макушек танцовщиц и полого ползёт вбок. Льётся тягучая песнь.       - Что это за ритуал? – Интересуется автоматон, находя действо схожим с ритуалом красной луны во храме юколов.       - Они просят солнце проявить благосклонность и скорее возвращаться на небо. Скоро оно вовсе перестанет показываться из-за горизонта. Они пытаются привлечь его музыкой, танцами и красотой; они будто говорят: «с нами хорошо, не уходи».       - О, это весьма глупо, Кейт Уолкер. Что бы они не предпринимали, изменить цикличность времен года и вращение небесных тел им не под силу. Странно, что вы вместо того, чтобы разъяснить им это, приняли участие в этом коллективном заблуждении.       Грохнули последние удары барабана. Женщины замерли, тяжело дыша. Вождь, стоявший к американке и автоматону спиной, распростёр руки, будто норовя обнять огненный шар и не отпускать до весны.       Кейт судорожно вздыхает, проглотив ком в горле. Этот образ надолго въесться в её память и отзовётся тупой болью, когда женщина будет стоять за спинами жителей Вальсембора, а со специальной трибуны проникновенную речь произнесёт господин мэр.       - Дорогие друзья! - Начинает глава города и простирает руки к толпе. – С удовольствием сообщаю вам, что все мы стали свидетелями и участниками обогащения нашего славного города. Неизменно Вальсембор расцветает всякий раз, когда наш славный мастер Семён Штайнер – гений механики – создаёт очередной замысловатый механизм для нашего удобства или развлечения.       Мэр утробно похохотал, а все взгляды невольно устремились к часовщику, который стоял немного в стороне, но близко от трибуны. Вид у него был усталый и хмурый и не только у него. Кейт приглядывалась к людям: у кого-то на губах играла полуулыбка, кто-то был равнодушен, но большинство смотрели с явным недоверием и недовольством. Не было слышно ни радостных возгласов, ни оваций – гробовая тишина.       Мэр, меж тем, продолжал:       - Но мы знали ещё одного гения – господина Ганса Форальберга – дорогого нашего гостя из Европы, подарившего нам много замечательных устройств. Мы имели удовольствие наслаждаться его парком аттракционов в Барануре… Чудное изобретение, друзья, которое приносило только радость, согласитесь! Радость, и ничего кроме неё! Парк потерян, - опускает голову Булякин и тут же ободряется: - однако, мы стали обладателями новой ценности, ради которой следует забыть бессмысленную неприязнь и смотреть в будущее. Будущее, в котором Вальсембор – имя гениальных изобретений! Вот одно из них, прямо перед вами, граждане: поезд, действующий на пружине, можно сказать, новое чудо света. Единственный в своём роде, уникальное произведение искусства. И мы гордимся обладать им и представлять дорогим друзьям, жителям и гостям нашего славного города, как пример исключительной просветлённости человеческого ума. Спасибо!       Одновременно с благодарностью раздались тяжёлые хлопки слуги народа, а сам народ неохотно, но всё же последовал его примеру. Поезд грозно возвышался перед ними на длинном постаменте; рельсы создавали иллюзию функциональности, тянулись всего на несколько метров сзади состава и немногим длиннее впереди. Строительные леса и техника, брошенные людьми, говорили о рухнувших планах построить железнодорожное полотно.       Увы, без «заводника», путей и цели поезд обречён на существование в качестве музейного экспоната под хилым деревянным навесом. Кейт смотрит на него вначале с восхищением, а затем с сожалением, пусть такая судьба всё же лучше, чем на дне русла горной реки.       Выступление мэра окончено, и люди расходятся; мисс Уолкер спешит нагнать Штайнера. Она не окликает его, а всего лишь подходит ближе и идёт рядом, нога в ногу.       - Он так и не пришёл, - говорит она вполголоса, - хотя я долго его уговаривала.       - А, - отмахивается Штайнер, - слушать Булякина не каждому по душе, мисс Уолкер.       - И всё же, это своего рода церемония открытия, связанная с поездом. С его поездом, в первую очередь. Он сам говорил мне, что он с ним одно целое, а теперь пропускает такое событие, и это при том, сколько сил было вложено, не говоря уже, что он разыскал и привез меня. Не могу этого понять…       - Всё было несколько иначе, когда мы начинали этот проект, - мнется часовщик, чем ещё больше настораживает проницательную авантюристку. – Много изменилось за это время.       - Что изменилось?       В ответ Штайнер качает головой и молчит.       - Я заметила, что жители не очень-то рады «приобретению».       - С чего бы? – Оживился изобретатель. - Не на личные же деньги Булякина организована эта кампания, а толку от этого поезда теперь никакого, только пыль собирать, - и он подкрепил свои слова немецкими восклицаниями, как видно бранью.       - Когда мы говорили с вами о поезде впервые, вы, как мне показалось, намерены были именно использовать его, а не водрузить на постамент в качестве памятника. Конечно, это было давно, но с чего вы вдруг изменили решение? Или это мэр?       - Выхода не было. Обстоятельства!       - Что за обстоятельства, господин Штайнер? - Очередное молчание мужчины вынуждает Кейт повысить голос: - Что всё это значит? Вы что-то скрываете от меня, и если по лицу Оскара мне не суждено прочитать ложь или правду, то на вашем лице всё написано!       Часовщика перекосило, и, сжав зубы, он принимает поражение.       - Himmel Herrgott! – С чувством хрипит мужчина и останавливается, исподлобья смотря на американку. – Он просил не говорить вам, да только разве от вас возможно что-то утаить? Да и не честно от вас это скрывать.       - Мистер Штайнер… - подстёгивает Кейт опять замолчавшего механика.       - Кантен, мисс Уолкер, - наконец, говорит он, чувствуя её немой вопрос: «Что, Кантен?»: - Да, детектив Кантен. Он мёртв, мисс Уолкер. Промучился в клинике Замятина и в конце концов отдал Богу душу. Жаль его, но беда в том, что в лихорадке он не переставал называть имя убийцы.       - Моё? – Холодея спросила Кейт.       - Если бы ваше, - горько усмехается Штайнер. – Слухи в нашем городе расходятся с катастрофической скоростью, и то, чему горожане отдавали раньше хвалу, теперь оказалось им неугодно. Вы же понимаете, о чём я? Кейт следует за взглядом часовщика и видит из-за крыш домов часть скульптуры на главной площади: плечи и голову механического рабочего. Смотря на памятник, мужчина продолжает:       - Юколы уже убедились, как всего одно досадное происшествие полностью изменяет отношение людей, да и вы на себе не раз испытывали чудовищную несправедливость. Просто чудо, что вам удалось выйти сухой из воды. Не каждому так везёт.       - Поверить не могу!       - Благодаря нашему общему другу из клиники удалось не допустить широкой огласки, ваши соплеменники остаются в неведении, но здесь, в Вальсемборе совсем иная обстановка. Никто не говорит об этом в открытую, но доверие сильно подорвано. Как ни печально, все разом забыли обо всех заслугах и положительных качествах моделей XZ2000, и теперь видят только угрозу. Мэр принял решение огородить жителей от источника разногласий, а так как поездом не в силах управлять кто-либо другой…       - Из него сделали музей, - закончила за него американка.       Часовщик и женщина продолжили путь, неспешно направляясь в сторону лавки. Погода стояла тихая и пасмурная, как нельзя располагающая к неторопливой беседе.       - Я никогда не покидал пределов Вальсембора и его окрестностей, - задумчиво вспоминает Штайнер, - но по вашим рассказам могу судить о влиянии династии Форальбергов. Их механизмы распространены по всей Европе, а благодаря Гансу ещё и в нашем далёком крае. Вальсембор один из немногих городов, который знал различного рода устройства и до появления здесь нашего общего друга. Хорошие устройства, verdammt noch mal! Я это к тому, что люди здесь привыкли к всякого рода изобретениям и механизмам; горожане находят их полезными, а моя репутация, которую я зарабатывал всю свою жизнь, чего-то да стоит. Но ничего из этого не смогло переубедить людей. Мои попытки настоять на использовании поезда провалились.       - И как на всё это отреагировал Оскар? – Спрашивает Кейт.       - Вы сами можете судить. Что бы вы чувствовали, если бы все ваши планы внезапно пошли к дьяволу из-за людского невежества? Злобу, отчаяние, боль – всё это доступно человеческому существу, но я склонен полагать, что изобретение Ганса настолько сложное, что и ему не чужды отголоски этих ощущений.       До самой лавки часовщика никто более не проронил ни слова, и только перед самым прощанием Кейт вновь заговорила:       - А что думаете вы, господин Штайнер? Вы верите в правдивость слухов?       - Ах, - вздыхает мужчина и вначале бубнит что-то нечленораздельное, а после произносит: - знаете, мисс Уолкер, по ряду причин я не поверил в ваше обвинение на счёт убийства Ганса, благо, что я узнал об этом достаточно поздно. Я могу вам доверять, теперь. Также я прекрасно знаю устройство и механизмы моделей XZ2000, потому что участвовал в их разработке. Я могу поручиться за них! Миссия этих автоматонов заключалась в спасении людей: расчистить завал, проводить пострадавших на корабль, оценить степень угрозы для жизни – и ничего более. Функции, которые мы с Гансом вложили в них не предусматривали, скажем так, выхода за рамки. Чего не скажешь об улучшенной модели, - он сделал многозначительную паузу. – Ганс был безумен, в хорошем смысле, хотя его идеи, порой, не были такими уж безобидными. Иногда он не понимал элементарных вещей, как ребенок, которому родители не объяснили, что хорошо, а что плохо. Я знал о планах Ганса создать ещё одного автоматона. Но я не знаю, что именно он добавил или наоборот убрал, а потому… не могу поручиться за этого автоматона. Вот вам мой ответ. Я верил Гансу и стараюсь верить вам, но всякая душа – потёмки. Подумайте об этом и будьте осторожны, мисс Уолкер.       Он удалился в мастерскую, оставив женщину размышлять под серым небом Вальсембора.       Вечер того же дня проходил в спокойной обстановке дома семьи Штайнера, когда в окно осторожно постучали. Мисс Уолкер отложила чтение, погасила свет и вышла на улицу, тихонько заперев за собой дверь: Сара и её дедушка уже спали.       - Тебе не обязательно оставаться на улице на ночь, - говорит Кейт Оскару, - Штайнер приглашал тебя в дом, и Сара не была против.       - Он сделал это исключительно из вежливости, - отвечает автоматон, и женщина хочет это оспорить больше для того, чтобы бывший машинист не догадался о её разговоре с часовщиком, но Оскар опережает её, сказав: - в моём присутствии им не уснуть.       Женщина опускает голову.       - Я говорила со Штайнером сегодня.       - Он упомянул предмет вашего диалога.       - Почему сразу не сказал? Мы бы уже нашли решение, и я бы помогла…       - Как раз этого я хотел просить вас пока не делать, Кейт Уолкер, - перебивает автоматон и спешит добавить: - Мне, несомненно, потребуется ваша помощь, но позже. Не поймите, пожалуйста, не правильно, ситуация напряжённая, а ваше имя…       - Не продолжай, - теперь обрывает его Кейт, - я понимаю. Моё имя и моя репутация могут только ухудшить твоё положение.       Женщина не показала виду, что её это задело. Старалась она подавить и крупицу сомнений, что вложил в неё часовщик. Точно досадное пятно, крохотная ссадина или заноза, она чесалась и болела, мешала сосредоточиться и всё время всплывала в памяти досадным язвительным вопросом: а может ли она поручиться за автоматона? Она знает о происшествии в метро только со слов бывшего машиниста; по сути, она ничего не знает. Тогда она отмахнулась от недосказанности с его стороны, но теперь мысли об этом не дают ей покоя.       Оскар говорит, что направляется к поезду, и Кейт, разумеется, высказывает желание тоже взглянуть на состав вблизи, когда никто не видит. Во время их пути женщина ждёт, когда же автоматон спросит её мнение относительно слухов, но тот молчит, и это тревожит её ещё сильнее. Это может означать, что ему всё равно или что он не видит ничего предосудительного в своём поступке. С другой стороны, возможно, он прекрасно отдаёт себе отчёт о последствиях своих действий, но настолько доверят Кейт, что и помыслить не может о её неуверенности.       От последней мысли женщине окончательно становится дурно. Она вспоминает, как вместе со всем племенем рухнула на землю. Каково было Оскару видеть среди дрожащих от страха людей и её, когда весь город уже смотрел на него с недоверием? Авантюристку бросило в жар, и она остановилась перевести дух.       - Всё в порядке, Кейт Уолкер, - осведомляется автоматон, не подозревая о её душевных муках, - вы здоровы?       - Да-да, прости, немного волнуюсь и только, - этот ответ его устроил, а женщина незаметно дрожащей рукой вытерла лоб.       Скоро тяжёлые мысли на время оставили её; всё её сознание и взгляд прикованы к поезду, освещённому вечерними фонарями города. Таинственная красота окутывала железную махину, и женщина не может оторваться от созерцания гениального творения.       Это занятие захватило бы её целиком вплоть до рассвета, если бы не Оскар.       - Не желаете осмотреть вагон?       - А можно? – Очнулась она.       - По бумагам вы всё ещё доверенное лицо, - напоминает автоматон, пока очарованная мисс Уолкер приближается к низенькой ограде, кладёт на неё ладони, смахивая свежевыпавший снег. – Вы можете делать всё, что не противоречит правилам и инструкциям.       Она смотрит на него с любопытством, а затем перелезает через решётку и, не дожидаясь, подступает к самой лестнице в вагон. Пальцы замерли в сантиметре от заветных перил, и на мгновенье показалось, что железо блестит в том месте, где многократно мисс Уолкер бралась рукой – но нет, это только фантазия.       - Прошло так много времени, - говорит она подошедшему Оскару, - а будто всё закончилось только вчера.       Не скрывая радости, мисс Уолкер находит внешний облик вагона ничуть не изменившимся: автоматон и Штайнер постарались на славу, восстановив все повреждения после досадного падения части состава в реку. Ещё большее удовольствие пришло к авантюристке, когда, поднявшись по ступеням и распахнув дверь в вагон, она обнаруживает полностью сохранённым изысканный интерьер. Свет потушен, но уличные фонари заглядывают в окна вагона, кладя тёплые жёлтые полосы на обивку из красного дерева.       Оскар наблюдает за плавной поступью женщины по коридору; ладонь американки ложиться на стену, пальцы скользят по заново отлакированной поверхности, не найдя и мельчайших шероховатостей. Эта новизна созвучна с началом их пути, и мисс Уолкер улыбается: она вспоминает первые свои шаги на проложенной дороге по земному шару. Для Оскара видеть её здесь, как главную составляющую вагона, как нечто принадлежащее истории существования поезда и существования его самого – удовольствие. Всё завершено. Всё безупречно. Как идеально выстроенная схема. Так и должно быть, и он внимательно следит за каждым её движением, каждым жестом, размеренным и спокойным. Неустойчивость, которую он ей приписывал, исчезла. Вероятно, все люди, кто, так или иначе, хотели удержать подле себя мисс Уолкер, испытывали нечто схожее и теперь машинист оказался на их месте, запутавшись в правилах мира.       Облечь такие сложные категории в слова он не в силах, и потому молчит, мысленно сетуя на свою беспомощность в данном вопросе. Кейт, меж тем, достигнув багажного отделения, замирает на полушаге. Машинист подкрадывается к ней как можно тише.       - Многое оказалось утрачено, - произносит он каким-то изменившимся голосом. – Это всё, что нам удалось найти.       На месте были два валика со звукозаписью, часть инструментов Ганса, какие-то запчасти и шестерёнки, но самое главное – цела, хоть и повреждена, часть от музыкальной шкатулки с фигурками, а также игрушечный мамонт. Кейт с благоговением и трепетом берет игрушку в руки.       - Столько пережив, эта вещь ещё цела, - улыбается авантюристка, - если бы не этот мамонт, нас бы здесь не было.       Она бережно ставит куклу на место и переходит, наконец, в спальню, где когда-то за широким столом трудился Ганс, а она сидела на постели или в кресле и смотрела на его ловкую точную работу. Помнит она, как засыпала здесь под стук колёс и просыпалась от очередной остановки, жаждя достигнуть таинственного северного края.       Женщина закрывает глаза и слушает стук собственного сердца; её уносят воспоминания, чётко встающие перед взором, точно события эти не столь далеки. Она слышит тихие шаги за спиной и испытывает неясную тревогу. Некогда усыплённые желания вновь тяготят её, и новые страхи только добавляют масла в огонь. Поток чувств подобен чёрной горной реке, и мисс Уолкер нарушает тишину.       - Когда… я впервые увидела поезд и зашла в вагон, я полюбила его моментально и люблю до сих пор каждую его часть и всё, что имеет к нему отношение. Я бы никогда не оставила его, но обстоятельства сложились иначе. Если бы он мог услышать меня, - тут она оборачивается и смотрит на машиниста, едва различая его лицо в полумраке, - и постараться понять, я бы сказала ему, как сильно мне его не хватало и как тяжело видеть тяготы его судьбы. Не проходило и дня, чтобы я не вспоминала о нём. Может быть, ему не стоит оставаться на этой станции так долго, ведь поезда должны ездить, а не стоять. Может быть, его что-то тревожит, и он бы поделился со мной своими мыслями? Автоматон не отвечал, и Кейт кладёт руку ему на плечо.       - Ваши слова мне понятны, - изрекает он наконец, - но ваше беспокойство опять напрасно, Кейт Уолкер. Теперь, когда поезд здесь, в полной исправности, я не собираюсь его оставлять, и более того, я уверен, что мне удастся переубедить мэра. На этот счёт у меня есть… несколько идей.       - Таких же, как и насчёт Кантена? – Опасливо убирает она руку с его плеча.       - Вероятно, даже более радикальных. Я учёл недостатки моего прошлого плана и более не допущу оплошностей. Всё необходимо предусмотреть. Потаённые страхи вспыхнули с новой силой и схватили женщину за горло, заставляя ту сделать шумный вдох.       - И тебя совершенно не волнует итог твоего прошлого плана? – спрашивает она.       - Детектив Кантен сам поставил себя в такое удручающее положение. Мне не пришлось бы применять к нему силу, если бы он согласился отпустить вас по моей просьбе, а не опускаться до оскорблений, словесных и физических. В любом случае, я не мог позволить ему увезти вас и нашёл единственно возможный выход.       - Я уверена, не единственный.       - Единственно эффективный, Кейт Уолкер, - поднял он указательный палец, - иначе мне пришлось бы затратить изрядное количество времени, которое вы затрачивали, когда искали заводные механизмы к пружинам поезда.       - Я делала всё, что было в моих силах.       - Это утверждение справедливо и к моим действиям. Я тоже делал то, что было в моих силах.       - А заодно укоротил жизнь Кантену, - парировала Кейт.       - Мне казалось, уж вы-то должны понимать, что в любом рискованном деле не обойтись без вынужденных жертв.       - Да. Это я знаю, - надрывно произносит она.       - В таком случае, ваши умственные способности не утратили былой силы.       Он встречает её взгляд, полный смятения, и, помолчав, она выдаёт:       - Не знаю, что ты там придумал, но участвовать в этом я точно не стану. И мне придётся сказать Штайнеру.       - Это решение опрометчиво, - ровно говорит автоматон, стоя в дверном проёме и тем самым загораживая выход.       - Извини, но так будет лучше, - дрогнувшим голосом отвечает Кейт и резко разворачивается, чтобы уйти через другую дверь.       Машинист молниеносно кидается вперед и успевает схватить женщину за руку. Та инстинктивно вздрагивает и отпрыгивает чуть в сторону, её лицо оказывается выхвачено из тьмы светом фонаря и отражает только одну эмоцию – страх. Этого оказывается достаточно, чтобы Оскар отдёрнул руку, как ошпаренный. Почти одновременно он отшагивает назад, стукается о дверной косяк и торопливо уходит, громко захлопнув дверь вагона; американка остаётся одна.