Путь солнца

      Тиканье часов в лавке раздражало человека, который в отместку раздражал других людей стуком пальцев о столешницу. На его лице читалась неприязнь ко всему: погоде, черствой булке, съеденной на завтрак, горькой сигарете, времени, которое он тратил не на себя, крохотной, по его разумению, зарплате, к своей жизни и несправедливой судьбе; к окружающим его глупцам и к умникам, которые не хотят быть глупцами, как все, а решают строить всяческие козни; к гениям, что изобретают автоматонов, и к автоматонам, что создают проблемы; к американкам, американцам, юколам, другим заезжим туристам и коренным жителям города; в худых его бесила худоба, в толстых – толстота, – словом, он ненавидел всё и всех, особенно, если это заставляло его испытывать физические неудобства. Он ёрзал на жёстком стуле, поминутно вздыхал, смотрел на часы, корчил гримасы и продолжал мучить слух остальных присутствующих в лавке.       - Хватит! – Не выдержал Штайнер, - mein Gott, вы мне мебель испортите!       Человек надул губы, но прекратил выстукивать пальцами монотонный ритм. Он злобно смотрит на часовщика, а затем лениво поворачивает голову в сторону стоящего мужчины в полицейской форме.       - Не утомились? – спрашивает он служителя закона заискивающим тоном, и не получает ответа. – Неужели я один в этой комнате, кто не располагает временем? Жизнь коротка, а я трачу её на ожидание в духоте и грязи.       - Разумеется, дышать пылью в своём кабинете намного приятнее, - не без удовольствия подстёгивает его изобретатель.       - Будьте осторожны с высказываниями, мистер Штайнер, они могут для вас плохо кончится.       - Это как? Вы явитесь ко мне вторично? Вы правы, действительно плохой конец.       Человек зеленеет от злости и едва удерживается от оскорблений, зная, что ему по статусу положено вести себя по-джентельменски. Вместо этого он бросает в сторону двери: «сколько можно ждать!».       Спустя около получаса за большим окном промелькнули два силуэта, и механический швейцар распахнул дверь перед внучкой часовщика и мисс Уолкер, следующей за ней.       - Наконец-то! – Почти подскочил на стуле человек; мужчина в форме выпрямился.       - Здравствуйте, джентльмены, - приветствует всех американка, пока Сара скромно отходит в сторону.       - Да уж, и вам не хворать, - язвительно отвечает человек, - мы вас тут уже полдня ждём.       - Простите, Сара нашла меня только двадцать минут назад, и я сразу поспешила к вам, как только узнала.       - И чем же таким вы занимались?       - Прогуливалась, - с нажимом говорит Кейт, соревнуясь в раздражительности с озлобленным человеком, и спокойно спрашивает у Штайнера: – Где Оскар?       - Я думал, вы нам скажете, мисс Уолкер. За этим, в первую очередь, мы вас и позвали.       Женщина разглядывает присутствующих в комнате. Ей не нравится ни тщедушный человек на стуле, ни полицейский – мужчина в возрасте и, судя по форме не рядовой служащий; не нравится ей и вид Штайнера, прячущего глаза.       - Зачем он вам? – Опасливо интересуется Кейт.       - Мистер Штайнер, как и мы все, обеспокоен его отсутствием, - заискивающе улыбается человек.       Мисс Уолкер смотрит на часовщика, но тот молчит, уставившись в одну точку.       - Так вы знаете, где он?       - Нет, - отвечает авантюристка.       - Когда вы видели его в последний раз?       - Вчера.       - При каких обстоятельствах?       - При личных.       Такие нераспространённые ответы быстро вывели нетерпеливого человека из себя и он буквально подскочил от возмущения, что никак не задело привыкшую ко всему Кейт. Едва буря в его душе улеглась, он продолжил:       - Хочу напомнить вам, что наш город уже пострадал от ваших рук! И не на ваши средства, прошу заметить, был восстановлен фуникулёр! А теперь нам угрожает новая опасность, а вы предпочитаете молчать вместо того, чтобы помочь. Это, по крайней мере, неразумно, глупо и неблагодарно, верно, капитан?       Молчаливый полицейский только нахмурил брови, зато Кейт узнала его звание.       - Оскар – вовсе не угроза, - возразила она.       - Угроза для мирной жизни и душевного спокойствия жителей Вальсембора! – Продекларировал человек. – Более мы не потерпим никаких угроз, особенно накануне Дня города, нам и юколов было достаточно. И на сей раз мы будем действовать ещё радикальнее, устранив… все неприятности.       - В каком это смысле «устранив»? – Взволновалась теперь женщина. – Послушайте, неужели вы готовы пойти на какие-то крайности только из-за слухов? У вас ведь нет никаких доказательств!       - Я образован и знаю закон! – Оскорбился человек. – Мы вам не какие-то проходимцы, мы уважаемые представителя порядка. Мы не из тех людей, что верят во всякие небылицы, вроде духов, чудовищ, ныне живущих мамонтов, динозавров и прочей – прости, Господи! – лабуды. Так что проявите уважение. А доказательства у нас есть и достаточно весомые.       Человек махнул капитану, и тот подал ему вчетверо сложенный лист бумаги.       - Это свидетельские показания, мисс Уолкер, - пояснил недовольный мужчина, - вчера вечером, вернее сегодня ночью около двух часов после полуночи, было совершено нападение на гражданина Вальсембора. Потерпевший жив и проходит реабилитацию в клинике. Увы, говорить с ним не положено, но, к счастью, есть ещё один гражданин, который любезно сам явился к нам утром и рассказал о происшествии, а также, к великой радости, вполне чётко назвал приметы нападавшего, избавив нас от тягостной работы. Я прочту, если вы позволите, чтобы не быть голословным.       С напускной любезностью человек медленно развернул лист бумаги, прочистил горло и начал:       - Цитирую кратко: «Ростом он был выше среднего, широкоплеч, ходит как-то странно, не то неуклюже, не то скованно. Одет в рабочую куртку и штаны. Ещё была кепка, как у автоматонов, и очки. Я уверен, что это был именно автоматон».       - И все эти детали ваш свидетель разглядел в темноте? Простите, но мне кажется это неправдоподобным, - справедливо замечает Кейт, но голос её предательски дрогнул.       - И тем не менее, мисс Уолкер, я спрошу ещё раз, - терпеливо продолжает человек, возвращая лист полицейскому. – До которого часу вы были с автоматоном, именуемым Оскаром?       Женщина замолкла, и Штайнер смотрит на неё с нескрываемой надеждой. Сара тоже в волнении теребит свой фартук. Кейт приоткрывает рот, но вдруг прикусывает язык и опускает голову, чтобы затем взглянуть в глаза человеку и почти уверенно выпалить:       - Он был со мной вплоть до рассвета. Мы были в вагоне, беседовали, вспоминали наши приключения. Затем я отправилась спать. Это всё.       Теперь взгляды часовщика и его внучки устремились на сидящего мужчину, который смерил американку недоверчивым взглядом маленьких чёрных глазок.       - Что ж, хорошо, - проговорил он после долгой паузы, - надеюсь, ваши слова правдивы, ведь не мне напоминать вам об ответственности. Посмотрим, что скажет наш потерпевший, когда придёт в себя, а пока спешу откланяться.       С лицом, отражающим явную неудовлетворённость, он поднялся и ушёл вслед за полицейским, который не проронил ни слова за всю беседу. Штайнер скорее жмёт на кнопку, механический швейцар захлопывает и дверь, и все вздохнули с облегчением.       Кейт тяжело опускается на стул, где только что сидел человек, а часовщик разливает по трём кружкам душистый чай, сожалея, что в его лавке нет ничего горячительного.       - После такого визита не грешно взяться за стопку, если бы только не болезнь, - высказывает он свои мысли.       Сара делает несколько глотков и, улыбнувшись женщине, спешит закончить работу в таверне.       - Хоть одна беда благополучно прошла. Не знаю, что и делал бы без вас, - признался часовщик и добавил: - Как хорошо, что Оскар был с вами!       Не отрываясь, Кейт разглядывает плавающие на поверхности чаинки и мерцающее отражение в кружке, а после хмурит брови и отворачивается к окну, наблюдая за тихим падением снежных хлопьев. Штайнер начинает догадываться о причинах её молчания, и женщина предугадывает его вопрос.       - Да, я солгала, - говорит она, - но не во всём. Мы действительно были в вагоне, но расстались много раньше рассвета, возможно, незадолго до часа ночи. И расстались не в лучших чувствах.       - Что произошло?       - Я испугалась, - стыдливо признаётся женщина и находит в себе силы посмотреть на мужчину, - хотя вроде была уверена в нём, знала, что он бы никогда…       - Молчите об этом, - резко прерывает её часовщик. – Обо всём молчите и ни с кем не говорите. И мой вам совет, уходите из Вальсембора и возвращайтесь к юколам.       - Я не оставлю его! Неужели вы допускаете мысль, что Оскар мог совершить подобное? – Пытается докричаться до разума мужчины Кейт.       - И на солнце бывают пятна, мисс Уолкер, - заключает тот в ответ и погружается в тяжёлые думы.       Американка встаёт и подходит к окну, наблюдая за разгорающейся непогодой. Её тёмный силуэт на фоне снежной белой пелены кажется трагичным.       Затишье наступает ближе к вечеру, когда на город спускаются сумерки, и Вальсембор таинственно сверкает в бликах тёплых фонарей. Тьма приходит быстро, её почти не замечают жители, занятые повседневными делами, и лишь единицы подняли головы к небу и подумали вскользь о долгой зиме.       Едва задремавшая в кресле Кейт молниеносно просыпается от шорохов в гостиной дома Штайнера. Часовщик следит за состоянием своей «берлоги», потому ни одна половица не скрипнула под ногами американки, когда та спускалась вниз и приближалась к источнику звуков. Сон хозяев крепок, чего не скажешь о чутком сне мисс Уолкер.       Автоматон, увлечённый делом, замечает её не сразу; он что-то ищет, методично, со свойственными ему кропотливостью и терпением обшаривает полки. В его руках маленький фонарик; в руках женщины кочерга из камина, которую она прихватила, думая, что придётся сражаться с грабителями. Теперь она застыла с ней в нерешительности, а луч фонарика интересуется её образом.       Сказать что-то Кейт не в силах, и Оскар тоже молчит. Любое оправдание окажется бессмысленно. В полной капитуляции поднимает он руки, показывая, что кроме осветительного приборчика в них ничего нет. Мисс Уолкер почти собирается с мыслями, решив внести, наконец, ясность в сложившуюся ситуацию, как вдруг дверь, а вместе с ней и стены, содрогаются от грохота. Чем-то колотили, звали Штайнера, и тут же наверху слышится приглушённая ругань и топот лёгких девичьих ног.       Кейт не знает куда кидаться: наверх ли, задерживая Штайнера и Сару, к двери ли, задерживая незваных гостей или к Оскару, как обычно желая коснуться его перед грядущей бедой.       На лестнице появился хозяин дома в крайне угрюмом настроении и рассержено смотрит на немую сцену женщины и автоматона.       - Что за шум! – Хрипит он спросонья.       - Вор, Штайнер, вор в твоём доме! – Звучат наперебой мужские голоса. Часовщик отодвигает тяжёлый засов, - и в комнату стремительно врываются двое рабочих, занося с собой снег; оба в заводской, порядком поношенной одежде. Первый подскакивает к машинисту и хватает того за воротник, другой победоносно вопит. После оба опять наперебой начали объяснять, что следили за автоматоном, который уже успел до этого проникнуть в цех на завод, и только волей случая, два приятеля ухитрились заметить проходимца, когда тот направлялся к выходу. С каждым словом они распылялись всё сильнее, пока один не заметил кочергу в руках мисс Уолкер. Ему хватило одного ловкого движения, чтобы предмет обороны и нападения перекочевал из дрожащих женских рук в руки уверенные и решительные.       Кейт тоже хватило одного мига, чтобы ловко поднырнуть под отведённую назад руку и подставить себя под удар. Сара верещит в испуге. Штайнер тоже что-то кричит, но всё это тонет в оглушительном, но коротком вопле. Мужчина, что держал Оскара за воротник, лежит ничком на полу, а его брат, оторопев от шока, едва держится на ногах и роняет на пол кочергу.       Кейт чувствует боль, которую разум ещё не до конца принял. Женщину держит и прижимает к полкам железная рука: автоматон вовремя умудрился увести американку из-под «линии огня», а на её место буквально швырнуть мужчину. Штайнер, пожалуй, был единственным в этой комнате, кто отчётливо наблюдал, с какой нечеловеческой силой и хладнокровием был совершен этот манёвр. Точно, выверено, без тени сомнений, как перескочившая в нужное время стрелка на часах. Адская точность.       Оскар обращается в бегство и Кейт, едва опомнившись, кидается ему вслед, игнорируя возгласы часовщика и его внучки.       Ночные улицы пусты. Кейт кажется, что она тоже пуста. Прошлая жизнь, дикие народы в далёкой тундре, эта близость к природе, где ничего нет, кроме торжества равнин, гор и леса. Женщина останавливается, вспомнив вдруг момент своего поражения.       Теперь она стоит в переулке меж домов, соединённых наверху крытой галереей. Впереди видится порт без огней; черным квадратом зияет он в конце улицы. Автоматона нигде нет.       Вся обратившись в слух, она улавливает осторожное приближение машиниста, и понимает, что ничто не давало ей более полноценного счастья, чем чёткая цель своего существования и жесткие правила, по которым она действовала. Она не была несчастной в Нью-Йорке, пока тот не изжил себя как цель, но ощущала спутанность и неразбериху, когда осталась предоставлена самой себе. Ей необходимо чувствовать необходимость, ей необходимо движение вперёд, но цель уже достигнута, и всякий её путь теперь будет считаться движением по окружности.       В озлобленности и обиде она поворачивается и, к своему удивлению, никого не обнаруживает.       - У вас что-то пропало, господин Штайнер? – Без интереса спрашивает Кейт, разглядывая затейливый часовой механизм в разобранных часах в лавке.       - Нет, он не успел забрать то, что собирался.       - А вы знаете, что он хотел?       - Ja, он собирался взять чертежи заводника. Мы начинали работать над ним, чтобы повторить разработку Ганса, у нас был прототип – проржавевший механизм из Романовска, который мы забрали вместе с вагоном, оставалось только повторить сложнейшее устройство, но теперь всё это стало бессмысленным.       - По-вашему, автоматоны могут совершать бессмысленные действия?       - Мы, мисс Уолкер, ведём разговор о крайне необычном представителе подобного «рода».       - Вы заявили о ночном происшествии?       - Нет. Ради вас делать я этого не стану, но наши ночные гости уже наверняка всё растрепали, и пока горожане отвлечены, полиция не станет бездействовать. Если вы не можете оставить автоматона, убедите его ехать с вами.       - Я не уверена, что он…       Женщина обрывает саму себя, касается пальцами шестеренок и продолжает:       - Мне казалось, я знаю его. Мне казалось, что всё так просто, когда мы ехали на Сибирию.       - Ммм, - тянет часовщик. - Всё просто, когда мы не предоставлены сами себе, когда не надо решать, - мудро рассуждает он, заводя механическую игрушку, и добавляет: - хорошо, когда всё определено, мисс Уолкер, когда точно знаешь, что завтра наступит рассвет, а сегодня закат.       Маленький механический медведь «прокосолапил» до края стола и вовремя остановился. Штайнер линейкой отмеряет расстояние, которое прошла игрушка и записывает в журнал учёта. Ровно сорок девять сантиметров.       Взглянув мельком на американку, Штайнер заводит игрушку снова и ставит ровно в сорока девяти сантиметрах от края стола. Механический мишка идет, не сбавляя темпа, и Кейт в испуге подставляет руки, чтобы поймать, уберечь «зверя» от падения. Игрушка замерла, не сделав лишнего шага, который стал бы фатальным.       - Вот видите, мисс Уолкер, всегда важно иметь некоторую уверенность. И доверять. Теперь, видно, вы это утратили. Вы боитесь. И я тоже.       Кейт слышит удары барабанов; в чётком ритме она улавливает отголоски таинственных ритуалов. Воспоминания о них сначала накатывают тяжёлой волной, но вдруг отпускают, и женщина становится к ним почти равнодушна. Почему-то древний мир, мир Духов, мир, который стал ей домом, шагнул в тень.       Кейт смотрит, как в свете на редкость ясного дня идут люди – жители Вальсембора, поздравляющие друг друга с Днём Рождения родного города. Парад сопровождал маленький оркестр, он и был источником барабанных ритмов. Барабанщики стучат колотушками об упругую поверхность, и женщина заворожённо выходит из лавки, принимая новый поток воспоминаний.       Валадилена. Её образ встаёт так явно, что мисс Уолкер воочию видит похоронную процессию для Анны, а не радостных людей. И автоматоны, шагающие вслед за мрачной повозкой, видятся перед внутренним взором, словно только вчера молодой юрист шла по старой мостовой европейского городка.       Люди кажутся ей знакомыми и незнакомыми, родными и абсолютно чужими, как и древние племена – такие близкие по духу и, вместе с тем, такие далёкие. Как и автоматоны.       Штайнер тоже выходит на улицу вслед за Кейт и запирает лавку.       - Сара будет выступать на площади сегодня вместе с другими девушками. Придете смотреть?       - Конечно, - улыбается Кейт, но мысли её летают не здесь, и часовщик это замечает.       - Во всём, что происходит нет вашей вины, скорее моя. И Ганса.       - Что бы вы мне посоветовали, окажись вы на моем месте, господин Штайнер?       - Если бы с этим вопросом ко мне обратился кто-то другой, я бы посоветовал ему быть, как Кейт Уолкер, - изрёк Штайнер, и буквально сразу его увлекла компания мужчин, как видно, друзей.       Упругие удары барабана вторили звонким всплескам бубнов и затяжной музыке струнных инструментов. Девушки, облачённые в костюмы, схожие с костюмом мисс Штайнер, выстроились на сцене под открытым небом и ждали акцента музыкальной композиции для начала танца. Грянул удар, за ним ещё один, и юные горожанки синхронно подпрыгнули, а после принялись отбивать ножками замысловатые ритмы в такт мелодии. Их руки взлетали; нарядные рукава одежды искрились вышивкой и блестели на солнце, соревнуясь с белоснежными улыбками.       Изящно и точно. Кейт встречается взглядом с Сарой, и та улыбается на мгновенье шире, а затем целиком растворяется в музыке и в свете северного солнца. И в этот миг всех сотрясает гром.       Люди присели, готовые упасть на землю в ужасе, словно древнее племя. Сама мисс Уолкер вздрогнула от неожиданности и наступившей тишины. Последующий звук сотряс её сознание – теперь она понимает, что всех поразило, и смотрит в сторону сверкающего локомотива, чей гудок был столь оглушителен.       - Mein Gott, мисс Уолкер! – Кричит ей Штайнер, пробираясь через толпу; Кейт бросается навстречу. – Что я вам говорил!       - Г-н Штайнер, в чём дело?       - Вы видите, видите? – Хватает он её за рукав и поворачивает в сторону, указывая на троих джентльменов, также расталкивающих толпу; в одном Кейт признала противного гостя лавки часовщика, двое других – полицейские. – Как я и думал, мэр не стал ждать. Он велел избавиться от автоматона любыми способами. Вы долго сомневались, мисс Уолкер, теперь – поздно!       - Не поздно, мистер Штайнер!       Под звук грохнувших колёс и топот ножек Сары, которая уже бежала к деду, Кейт стремилась опередить спешащее правосудие. Кто-то в толпе кричит: «Тронулся! Едет, глядите, едет!».       Действительно едет. Не успев разогнаться и до шести миль, поезд вот-вот рухнет с постамента.       Кейт несказанно везёт: она оказывается на платформе раньше и зовёт Оскара со всем возможным рвением, но тот будто не слышит.       - Они не должны так поступать! – Восклицает Сара.       - Ты ничего не знаешь, - огрызается Штайнер.       - Мне это не нужно. И Кейт тоже.       - Что она делает?! – Ревёт часовщик, видя, как американка встаёт на рельсы на пути поезда и поднимает руки вверх.       Она закрывает глаза, но не от страха, что окажется вот-вот раздавленной огромной машиной, а от невыносимого блеска железа на солнце. Всё её тело трепещет; она чувствует себя подобной вождю, молящегося солнцу и наконец-то вновь чувствует свою необходимость для этого мира.       Люди что-то кричат, но они трусливы, стоят в нерешительности. Гомон продолжается, пока тёплой ладони женщины не касается холодный металл. И только тогда она открывает глаза и видит перед собой корпус механического локомотива. Толпу накрывает тревожное молчание.       Не отрывая руки, она обходит поезд справа, поднимается в кабину, едва улавливая нарастающий шёпот в рядах, смотрит на руку, крепкой хваткой сжимающую рычаг, и автоматона с поникшей головой. Солнце проникает сквозь стеклянную крышу.       Кейт кладет свою руку на рычаг, поверх железной руки.       - Как бы ты не изменился, - едва произносит она, - я всегда узнаю тебя.       Оскар поворачивает голову.       - Вы не злитесь и не боитесь меня?       - Нет. И ты не злись на этих людей, они не виноваты. Он видит, как спокойное лицо мисс Уолкер омрачает беспокойство.       - Нам пора, довольно с нас изменений.       - Хотите вернуться? – Спрашивает автоматон.       - Ты ведь знаешь, что я не склонна к возвращениям, но я зря напоминаю тебе, ведь именно этого ты и добивался.       Галдёж на площади возобновляется. Перекрикивая людей, Сара спрашивает у деда, как Оскар пришёл в такое отчаяние, что захотел уничтожить самое дорогое, что у него есть, а Штайнер высказывает сомнение по поводу этого заявление – ему кажется, что его проницательная внучка не совсем точно определила ценный объект.       Полицейские, тем временем, поднимаются в кабину, намереваясь завершить свой путь и свою цель, и обнаруживают там только солнечный свет, льющийся с потолка. Их тёмные громоздкие фигуры полностью заслоняют собой лучи.       - Победили, - саркастично усмехается часовщик.