His small queen

Who Wants To Live Forever 24 ноября 1996 В Лондоне идут непрекращающиеся дожди. Везде сыро. Мокро. Уныло. Именно в такой период люди делятся на три типа. Первые спешат домой, чтобы побыстрее оказаться в любимом кресле, с кружкой не менее любимого чая. Спешат оказаться в объятиях своей второй половинки, спешат рассмеяться вместе со своими маленькими детьми, а после прочитать им на ночь сказку. Вторые отнюдь не торопятся — идут медленно, постепенно погружаясь в водоворот своих невесёлых мыслей, все больше и больше промокая под настырно барабанящими каплями. Такие люди чаще всего носят огромные красные шарфы, а в руках у них стаканчик с кофе. Третьи находятся дома, в тепле, меланхолично смотрят в окно, наблюдая за ускоряющими шаг прохожими и быстрыми каплями дождя, поглаживают мурчащего кота и думают о вечности. А что такое вечность? Порой это всего лишь несколько минут. Многие люди легко говорят о вечности, не задумываясь о последствиях сказанных слов. «Я буду любить тебя вечно», «Навеки с тобой». А потом, наигравшись в любовь, бросают за ненадобностью. Больно, да? Вечность для меня — всегда помнить его улыбку, чарующий голос, неиссякаемую жилку озорства в глубоких карих глазах, искреннюю любовь ко мне и к своему маленькому продолжению. Всегда перематывать кассеты, пересматривать огромную кучу фотографий, надевать его любимую одежду, даже спустя пять лет — так странно! — пахнущую им. Всегда относиться к его любимой кошке Дилайле как к своему ребенку. Плакать вместе с ней и ощущать тепло, как будто он до сих пор рядом. Слёзы снова застилают глаза, мешая рассматривать действо за окном. Сильные чувства никогда не пройдут. Такого мужчину не забудешь и не заменишь. Единственный в своём роде. Тихонько скрипнула дверь, и в комнате появилась твоя дочка, твоя маленькая копия. Когда она родилась, ты был так горд, что оставил на Земле после себя след. Оставил, дорогой, ещё какой. Она полностью твоё повторение. Такие же глаза, улыбка, манера разговора, характер, любовь к эпатажным нарядам. Уже весь мой гардероб пересмотрела и хотела сделать стильный наряд, а то «что ты как мышь серая, мам». Десятилетняя дама, взрослеет на глазах. Как же тебя не хватает, Фредди! — Мам, ты снова плачешь? — девочка подходит ко мне, проворно залезает на колени и вытирает своей маленькой ладошкой дорожки слёз на бледном лице. — Мамочка, пожалуйста, не грусти. Папа ведь всегда рядом. Он следит за нами с неба и очень печалится, когда ты плачешь. Ничего не могу сказать, а просто зарываюсь носом в копну её черных волос и вдыхаю такой родной запах, что слёзы вновь непроизвольно появляются на глазах. — Доченька, папа тебя очень любил, ты была его маленькой принцессой, его сокровищем. — Мам, я знаю. Мне дедушка рассказал, как папа меня любил и любит до сих пор. Я его помню только урывками, но и от этих воспоминаний мне становится так тепло! Если честно, то я очень по нему скучаю. У нас было бы много разных тем для разговоров. А ещё дедушка сказал, что я копия папы, даже в мышлении. Разве это плохо? — Дорогая моя… У меня с отцом были сложные отношения вот уже двенадцать лет. С того момента, когда он узнал, что я люблю мужчину старше меня на двадцать лет, впридачу его лучшего друга. Люблю до дрожи в коленках, до учащённого сердцебиения и бабочек в животе. Уму непостижимо! Но я никогда не чувствовала себя такой живой и полноценной, как в те моменты, когда была рядом с ним. Он всколыхнул такие чувства, которые не гаснут до сих пор. Я всегда была рядом с папой с девяти лет. Куда он, туда и я. А где он, там и Фредди. Не знаю, сколько времени прошло, но малышка заснула у меня на руках, обхватив своими горячими руками всё моё тело, не давая сдвинуться. Такая хрупкая на вид, но такая сильная внутри. Провожу рукой по её расслабленному лицу и понимаю: не пройдёт. Никогда не пройдут эти чувства, никогда уже не смогу полюбить кого-то другого, сердце занято только им и этой маленькой копией. Стрелки часов перевалили цифру пять, и в этот момент зазвонил телефон, который очень кстати оказался рядом, но Мелина всё же проснулась и недовольно потянулась. — Алло? — Эмили? Это ты, дорогая? Отец. Как же я безумно его люблю! — Да, папа, это я. Тебе дать Мелину? Она рядом. Я уже готова была отдать трубку дочке, но на том конце провода быстро заговорили, как будто боясь передумать и не сказать важные слова. — Эмили, приезжай ко мне. Бери с собой Мелину. Сегодня тот день, который не стоит проводить в одиночестве, — голос в трубке задрожал. Всё-таки отец был сильно привязан к Фредди, пускай из-за меня они и рассорились в пух и прах, но смерть лучшего друга сильно подкосила его. — Я знаю, пап, знаю. Этот день навсегда в моей жизни останется чёрным. Кто-то ещё будет? — Роджер, Джон, он не смог пропустить этот день, приехал. Ещё Анита, она спрашивает про тебя, скучает. Мы будем ждать. Вы с Мелиной были важной частью жизни Фредди, как бы я к этому ни относился. Уже ничего не изменить, но мы должны объединиться ради памяти Фредди, я думаю, он бы этого хотел. — Хорошо, через час мы будем. До встречи, папа. Целую. Быстро собравшись, мы сели в машину и поехали в родительский дом. Всю дорогу ехали молча, каждый думал о своём. Слишком давно я там не была, давно не видела никого из ныне там присутствующих. Было больно. Подъехав к воротам двухэтажного дома, Мелина выпорхнула из автомобиля и поскакала к звонку. Через пару минут железные двери разъехались в обе стороны, пропуская внутрь машину, а дочка уже стояла возле моего папы. — Как же я рад тебя видеть, моя милая. Ты так изменилась с последней нашей встречи, что я едва узнал тебя. До сих пор всё держишь внутри себя, в точности как твой мужчина, мой самый лучший друг. Я не удержалась и крепко обняла отца, заплакав навзрыд. Видимо, только он мог понять мое состояние до единой клеточки. Как же много времени мы потеряли, не общаясь! Отойдя от сильного порыва чувств, мы, всё так же не разжимая объятий, зашли в дом, где нас встретили не менее дорогие мне люди. Дядя Роджер, который самым первым когда-то узнал о моих чувствах к Фредди, помогал разобраться в себе и понять, так ли это на самом деле. И когда понял, что у нас всё обоюдно, не рассказал папе, а прикрывал нас как мог, хотя и не особо одобрял это. Дядя Джон, который всегда делал самый вкусный чай и угощал моими любимыми печеньями — их передавала мне тётя Вероника. Анита, папина жена, была для меня второй мамой, как бы это странно ни звучало. Я ей плакалась, когда папа кричал на меня из-за Фредди, когда узнала, что беременна, и боялась кому-либо сказать. «Ведь что это такое?! Беременна от взрослого мужчины, годящегося тебе в отцы! Ужас!». — Девочка моя, как же долго я тебя не видела! — очередная порция родных объятий давали чувство защищённости — впервые за пять долгих лет. — Больше так не пропадай, родная! Мелина, я не забыла про наш секрет, — Анита подмигнула моей дочери, а та как-то странно усмехнулась и подмигнула в ответ. Кажется, готовится заговор. — Давайте к столу, пропустите девочек, наверняка они замёрзли. Мы все двинулись в мою любимую гостиную, с которой связано очень многое. Что-то личное, такое дорогое. Время пролетело очень быстро, и часы пробили десять раз. Моя девочка уже спала, Анита постелила ей в моей комнате, где ничего не изменилось с тех самых пор, когда я в последний раз была здесь. А это было первое декабря 1991 года. За столом воцарилась тишина, задумчивые глаза папы, дяди Роджера и дяди Джона всё смотрели на меня, но в них не было ни капли осуждения — только всепоглощающая грусть и что-то такое таинственное. Я понимала, что они хотят услышать, а также что время для моего рассказа уже пришло. Я Эмили Рут Мэй, и это история моей жизни.