Чужой среди нас

      1920-тые. Минует три года после пандемии в Лондоне. В городе все становится более-менее спокойно. Тихо умирает от старости мать доктора Рида. Больше в стране его ничто не держит… И одинокий экон отправляется в путешествие. Америка, молодая развивающаяся страна, манит, обещая забвение от все еще затягивающихся душевных ран. В поездке его догоняет письмо: некая доктор Колден, жительница маленького островного городка Даркуотер, просит его, известного в профессиональных кругах гематолога, о помощи: местные жители почти поголовно страдают от бессонницы, мигреней и помутнения рассудка, и стандартные схемы лечения бесполезны. ...На единственном идущем в захолустный город судне Джонатан Рид замечает пассажира, одинокого мужчину, явно отличающегося от всех прочих…

***

      Это было далеко не первое его путешествие на корабле, и потому, покидая каюту, закрывая за собой побитую ржавчиной, изъеденную морской солью дверь, он ожидал почуять знакомую свежесть ночного бриза с примесью запаха йода и морских водорослей. Увы, и как ни странно, здешний воздух отнюдь не отвечал ожиданиям путешественника. Вопреки им, он был странно тяжел, душен и нес в себе едва различимые ноты разложения. Джонатан фыркнул. Душок разлагающихся рыбьих потрохов словно бы пропитал зеленоватый фосфорисцирующий туман, что стелился над маслянисто-черной поверхностью воды. «Сцилла» прибудет в порт рано утром, солнце еще не встанет; он должен без проблем успеть нанять шофера и добраться до клиники при Институте Риверсайд, где мисс Колден обязалась предоставить ему теплый — и соответствующий его не совсем стандартным требованиям — прием. Доверяться незнакомому человеку было несколько рискованно… Однако ж в конце концов именно она была заинтересована больше всех в благополучном прибытии гематолога. Вполне возможно, что именно его глубокие познания о крови смогут пролить свет на тайну странного недуга, что поразил жителей Даркуотера. Обезвоживание, странные мутации, помрачение рассудка — лишь малый список симптомов, связанных между собой одним общим началом: бессонницей. По словам Мари Колден, ею на острове страдал едва ли не каждый второй. …Похоже, что пример подобного пациента как раз стоял сейчас перед Ридом на палубе, опершись предплечьями о перила. Обычно в такое время суток люди видят уже десятый сон. Мужчина тридцати с лишним лет, из-за жизненных тягот выглядящий явно старше своего фактического возраста, он медленно задумчиво курил, всматриваясь куда-то вдаль, в сторону острова; развитая мускулатура, проглядывающая даже через плотную рубашку и жилет, выдавала в нем бывшего военного офицера. Шрам на скуле, похожий на вырезанный на коже дрогнувшей рукой росчерк, только подтверждал предположение. Верно, осколок снаряда. Счастливчик, ему чертовски повезло, что смертоносный металл пронесся мимо по касательной. На местного он не был похож, хоть от него и тянуло шлейфом дешевого виски и неудовлетворенности: держался он прямее, увереннее, и мысли на его приятном мужественном лице, чуть хмуром и сосредоточенном, читались отнюдь не тривиальные. В нем проглядывал незаурядный интеллект и талант, которые, сколько бы незнакомец ни пытался зарыть их неумеренной выпивкой и бессонными ночами, все равно светились в темных глазах. Доктор Рид, в силу своих нюансов физиологии, прекрасно видел незнакомца в темноте, однако тот был простым человеком и не улавливал чужого присутствия; потому гематолог нарочно достаточно громко прошелся по палубе, стуча железными набойками, дабы не напугать случайного попутчика. Тот, впрочем, все равно вздрогнул. Почему же все здесь такие нервные и напряженные? — Не спится? Мужчина щелкнул пальцем по сигарете, докуренной почти до фильтра, и яркий огонек исчез в непроглядно-черной воде. — Как видите. Впрочем, я смотрю, бессонница и вам знакома не понаслышке, — человек обернулся. Жилка на его шее, с секунду назад забившаяся было чуть чаще, вновь успокоилась. Джонатан заставил себя отвести от нее взгляд и сосредоточиться на глазах собеседника. Внимательно изучающих его, темно-ореховых глазах. — Не бессонница, скорее просто абсолютно сбитый режим дня, — что ж, тут он почти не солгал. — Типично для моего рода занятий. — Человек повел бровью, задавая немой вопрос. Джон протянул руку, чувствуя, что это знакомство все же не случайно, и ощущая потребность в том, чтобы представиться. Помимо всего прочего, этот простой человеческий ритуал еще и служил всегда дополнительным барьером от жажды. — Доктор Джонатан Эммет Рид, гематолог из Лондона. — Как и для моего, — мужчина вздохнул, на секунду отводя взгляд, — Эдвард Пирс, частный детектив. В последнее время живу в Бостоне, но жизнь, конечно, побросала… Его крепкая сухая ладонь легла в руку Джонатана и несильно сжала. Врач ощутил тепло и легкий тремор кончиков пальцев. Это из-за выпивки? Или из-за бессонницы? — Скажите честно, Эдвард, давно это с вами? Как долго вы не можете уснуть по ночам? — не выпуская чужой ладони из своей холодной руки, экон чуть надавил на сознание нового знакомого, провоцируя того на откровенность. Вдруг какие-то зацепки об этой странной «эпидемии» появятся у него уже прямо сейчас? — Проблема не в том, что я не могу уснуть — с этим-то как раз все прекрасно, — фыркнул детектив, жестикулируя свободной рукой. — Проблема в том, что я вижу, когда засыпаю. Кошмары… после этой чертовой войны. Поверьте, доктор, я не впечатлительный сопляк, но то, что я видел… Некоторые из тех, кто был со мной, натурально свихнулись. Так что мне еще, можно сказать, повезло. Малая плата за то, чтобы оставаться в хотя бы относительно здравом уме, — он невесело усмехнулся. Джонатан выпустил его руку, продолжая ощущать кожей остатки человеческого тепла. — Извините. Я понимаю вас. Я был полевым медиком на западном фронте. Война — это ужасно, — его невольно передернуло. — Простите, что затронул эту тему. Эдвард медленно кивнул, глядя в лицо нового знакомого, словно силясь в темноте разглядеть его черты и запомнить их — не как детектив, но как человек, имеющий некую одну общую страшную тайну с неожиданным собеседником. Рид и сам на секунду замер; они оказались так неожиданно похожи. Перемолотые войной, выброшенные по частям в чуждую новую реальность, оба сшивали себя по кусочкам, и оба были в итоге измождены бесконечно продолжающейся внутренней борьбой — с собой же. Вдруг захотелось обнять его, этого незнакомца, с которым он общался не более пяти минут, прижать к себе, словно брата, вдохнуть этот тяжелый, но все еще живой запах сигарет, виски, древесного одеколона и затертого воротника, встряхнуть его и сказать — забудь это, брось, живи! Ты еще можешь! В тебе еще есть жажда и воля! Но Джонатан сдержался — только осторожно похлопал детектива по плечу. — Постарайтесь все-таки поспать. С чем бы ни был связан ваш нынешний визит в Даркуотер, я отчего-то уверен, что завтра вам понадобится много сил и трезвый разум. От прикосновения Рида тот было замер, но тут же расслабился, не ощутив, видимо, угрозы — только участие. Вздохнув и кивнув, Пирс оторвался от поручней и молча проследовал в свою каюту. Джонатан занял его место, копируя позу. Обветренное железо еще хранило тепло человеческих рук — и врач с изумлением, граничащим с отвращением, поймал себя на том, что льнет к нему, как потерявшаяся собака. Это было уже слишком. Он через чур долго ограничивал себя от общения с людьми, опасаясь, что навредит им, и теперь уже не мог адекватно на них реагировать, банально соскучившись по приятному обществу. А общество Эдварда, пусть и такое краткое, оказалось неожиданно приятным. Джонатан устремил взгляд вдаль, в непроглядную для смертного взгляда мглу… Над виднеющимся вдалеке Даркуотером словно бы висело мутное облако, не позволяющее даже его сверхострому зрению пробиться за завесу из дурно пахнущей взвеси воды. В шуме плещущихся волн и шелесте ветра ему почудилось вдруг: «Тебя нет-т-т в его с-с-судьбе… отс-с-ступись… он наш-ш-ш-ш…» Рид почувствовал, как напрягся его позвоночник, а острые когти вытянулись из пальцев сами собой. Почудилось ли? Или некто, едва слышимый и пока невидимый, и впрямь ему угрожал? Однако больше в эту ночь непроглядная гладь воды не принесла с собой ни слова.