Чужой среди нас

      Побитая ржавчиной, изъеденная морской солью, дверь каюты тихо скрипнула. Ночной воздух, напитанный приятной свежестью бриза с примесью запаха йода и водорослей, витал над палубой. Джонатан с удовольствием втянул его в легкие, принюхиваясь. Казалось бы, недели не прошло, как он прибыл на остров, однако все изменилось так значительно, что складывалось ощущение, будто прошло не одно столетие с тех пор, как «Сцилла» под предводительством ее прежнего, ныне без вести пропавшего капитана оставила его в мрачном и смрадном порту Даркуотера. Нет, после «победы» над Древними жизнь в захолустном городке не изменилась значительно: портовые рабочие не бросили пить, полисмены не стали ответственнее, а бутлеггеры — добрее; даже солнце не стало показываться в хмурых небесах чаще. Однако что-то все же неуловимо переменилось. Тень мрачного рока рассеялась, оставив после себя долгожданный покой и расслабленность обыденности. Широкая мускулистая спина мужчины, опирающегося локтями о перила, вглядывающегося в темные воды и по привычке крутящего в руках зажженную сигарету, также была расслаблена; он лениво повернул голову в сторону Рида, когда тот, неслышно ступая по поскрипывающей в такт движению волн палубе, подошел к нему. — Можешь не красться, я все равно тебя слышу, — в его низком уверенном голосе слышалась улыбка. — Я не специально, — пожал плечами гематолог. — Это часть нашей измененной физиологии. Приходится намеренно ступать тяжелее, когда не хочешь никого напугать своим внезапным появлением. Мужчина щелкнул пальцем по сигарете, прогоревшей почти до фильтра, и яркий огонек исчез в непроглядно-черной воде. Зачем он продолжал курить, оставалось для Джонатана загадкой. Как напоминание о том, что был когда-то человеком? Быть может. У каждого из них, эконов, свои способы не забывать о человечности. — Буду иметь в виду, — Эдвард обернулся к нему; на бескровных губах его, обрамленных угольно-черной, аккуратно подстриженной бородой, играла легкая ухмылка. — Даже забавно, сколько всего я теперь не знаю о самом себе. Как ни странно, но таким, серовато-бледным, с заострившимися чертами, с глазами, кажущимися почти черными из-за белой кожи лица, он выглядел живее, чем всего пару ночей назад, на том проклятом утесе, когда еще действительно был жив — и снедаем тлетворным влиянием древних монстров прошлого. Его обращение прошло очень тяжело и болезненно из-за прямого инфицирования частями тела Левиафана, которые ему каким-то образом сумели скормить, и, если бы не пакеты с донорской кровью, что неведомо как Элджернон сумел умыкнуть в суматохе в Риверсайдском институте, обезглавленном смертью Фуллера, переполненном ранеными после всеобщей гипнотической истерии, то Рид не решился предположить, чем бы все закончилось. Однако тело Пирса было сильным, его не коснулись козни Древних, и потому он сумел стоически перенести все метаморфозы. Для осознания же того, чем он стал, ему потребовался долгий, очень долгий, длиною в ночь разговор с доктором Ридом. — Ты узнаешь все. Со временем, — кивнул ему Джон, наклоняясь вперед и мягко касаясь ладонью широкой спины. Теперь спина его была холодной, и вздымалась совсем чуть-чуть, больше по привычке, чем по необходимости. Сердце экона тронул легкий укол сожаления… жаль, что по-другому было нельзя. Эд обернулся к нему, вглядываясь, теперь уже без улыбки, в серьезное лицо врача, всматриваясь в его вишнево-голубые, такие странные, такие контрастные глаза. — Спасибо, Джон. Что бы ты себе ни думал, как бы ни считал, но это лучшее, что ты мог сделать — не только для меня, для всех, всего человечества. Те существа.., — он вздрогнул, взгляд его на долю секунды метнулся за край палубы, к глубокой черной воде, — их нельзя было выпускать. Где бы они, черт возьми, ни находились, пусть там и гниют. Лучше этот вечный голод, бесконечная ночь и сны без сновидений, чем постоянное хождение по грани безумия с ежесекундной опасностью в него провалиться, — припечатал уверенно детектив. От того, как он тряхнул головой, отросшие каштановые волосы упали ему на лоб. Джонатан потянулся было убрать пряди, но Эд не дал ему этого сделать: обернувшись полностью, он порывисто сгреб его в объятия, утыкаясь лбом в район ключицы. Запах табака, полустершийся - виски, одеколона, ноты алого сока — и острое чувство единения — их прошлого, настоящего, их крови, реванша и общей тайны — пронзило Рида до кончиков пальцев. Их сопротивление судьбе не окончено. И, скорее всего, оно будет вечно. …Но ничто так не воодушевляет на борьбу, как присутствие соратника, своенравного и вольного, но всегда остающегося на твоей стороне.