***
…В нежных объятиях воды было холодно. Холодно, тихо и спокойно. Ни слепящих глаза всполохов, ни раздражающего дыма, ни треска и шума падения балок — так тихо и недвижимо, словно они вдруг враз переместились в иное измерение, в космос, безбрежный и извечный. По телу Эдварда, задеревеневшему, словно мгновенно замерзшему, пробежала судорога. Дышать! Ему же нужно дышать! Рид задергался в толще холодной тьмы, не выпуская руки друга, пытаясь понять, куда плыть. Внезапно на белеющем в зелено-фиолетовой мгле лице детектива распахнулись глаза… и это больше не были глаза Эда. Удвоенный зрачок, плавающий в кислотно-зеленом яблоке без радужки бесстрастно сверлил экона неземным взглядом. «Ты все еще здесь. Пытаешься бороться. Жалко. Бессмысленно. Тебе не выиграть битву с судьбой» То, что захватило тело мужчины, шевелило его губами, однако голос Рид слышал в своей голове — низкий, бесстрастный, неживой. Давно забытое чувство страха подкатило комом к горлу. Смотреть в эти изуродованные глаза… невыносимо! Он отвернулся и зажмурился. Может, уже действительно слишком поздно? И все его попытки глупы и тщетны? Разжать пальцы ведь так просто… С трудом заставив себя раскрыть глаза, Джон посмотрел перед собой и обратил внимание на колышущийся рядом в толще воды лацкан собственного плаща. В почти лишенной света глубине тускло блеснула вещица, спрятанная в его нагрудном кармане, будто бы подмигивая, напоминая о том, что она здесь и никуда не делась. Кинжал Крови. Ослабивший было хватку, Рид вцепился в руку Пирса с новой силой. «Ну уж нет, тварь! Тебе нас не взять так просто!» — и он, не обращая больше внимания на показываемые ужасы, начал грести одной рукой вверх, стремясь выплыть на поверхность. Внезапно пласты воды пришли в движение; с неожиданной силой неведомо откуда возникший мощный поток сорвал с места два барахтающихся тела и, подхватив, понес их, затягивая по спирали, куда-то в глубины и в одному ему известную даль.***
Поток носил их долго, швыряя в стороны, закручивая в водовороты, и Джон уже почти потерял счет времени, когда их наконец, подгоняемых крупными пузырями воздуха, выбросило на жесткий недружелюбный берег в сумрачном гроте из зеленовато-серого камня. Пирс, на удивление, был в сознании; надсадно кашляя, он самостоятельно выбрел из воды и остановился, обтекая, озираясь по сторонам и шумно дыша. Сердце наблюдающего за ним Рида сжалось: теперь детектив лишь отдаленно был похож на себя прежнего, на того человека, которого, пусть не долго, врач знал, уважал и любил. Чумное дыхание тварей из глубин океана помутило его сознание, и теперь еще вчера сильный и уверенный в себе мужчина дрожал и озирался по сторонам, будто затравленный зверь, шепча себе под нос что-то малосвязное. — Вот оно. Он призвал меня освободить себя, и я должен сделать это. Кому он говорит это, кого пытается убедить? Себя? Джонатана? На длинных слипшихся ресницах детектива капли холодной воды повисли, будто слезы. — Кто этот «он», Эд? О чем ты? — мягко попытался выспросить врач. Может, все-таки еще не все потеряно? Может, он просто сильно ударился головой? — Я н-не знаю. Слова и картины роятся у меня в голове. Нечто древнее. Древние. Левиафан. Мифос. Старше меня, тебя, этого мира. Он давно следил за мной. Я ему нужен — черт знает зачем, но нужен. Этот сдавленный шепот, мечущийся взгляд… Что за чудовищные существа способны буквально за несколько часов превратить здорового человека в психически нестабильного? В горле стал противный ком; Рид с трудом подавил в себе подкативший приступ отчаяния. Он не психиатр, он гематолог. Он не может помочь. Эта их пресловутая «судьба», в которой его нет… В области груди, однако, несмотря на накатывающее волнами бессилие о ощущение беспомощности, понемногу становилось теплее и, проанализировав свои ощущения, врач с удивлением обнаружил, что успокаивающее тепло исходит все от того же кинжала. Внезапная догадка осенила его. Может ли быть такое, что в определенной мере и его «судьба» — оказаться здесь и, будучи направляемым своим кровавым пращуром, помешать воплощению злого замысла? Как бы ни ненавидел и не презирал он своего создателя, но эта мысль странным образом успокоила и внушила ему уверенность в своих силах. В то же время Эдвард, побродив бесцельно по гроту, уловил некое направление: знаки на стенах теперь вели его, и он, увлеченный ими, побрел вглубь, бормоча следующему за ним тенью Риду: — Почти все значительные люди, которых мы встречали, столпы города — Фуллер, Фицрой, Хокинс — все они плавали на «Сцилле», и в один из дней затяжного бесплодного промысла нашли Левиафана. Он сам захотел быть пойманным. С него все началось. Пробуждение Древних. Бессонница. Превращение. Призыв тех, кто им нужен. Красные от морской воды, напряжения и бессонницы, глаза детектива шарили по стенам, выискивая одному ему понятные метки. — Эдвард, это было давно. Прошло много времени, и они безнадежно увязли во всем этом. Но к тебе это не имеет отношения, — попытался воззвать к подавленному чужеродным влиянием разуму врач. Где-то в глубине расфокусированных зрачков Эда, казалось, он видел понимание, но неведомая сила все равно продолжала толкать детектива вперед. Мало-помалу, они взбирались все выше, преодолевая на кажущемся нескончаемым пути скользкие и довольно опасные тропы. В одной из пещер каменного лабиринта, озаренной светом сотен неведомо откуда взявшихся здесь свеч, напарники увидели не пойми как очутившуюся там картину. С первых мазков, что уловил взгляд, уже было понятно, что это работа Сары Хокинс: на ней мужчина, один-в-один похожий на Пирса, был пожираем инфернальным пламенем в окружении размытых фигур в плащах; за его изогнутой в агонии спиной высилась огромная мрачная фигура неизвестного создания. В повисшей в пещере густой напряженной тишине Джонатан услышал, как дыхание детектива, и без того сбивчивое, стало переходить в абсолютно рваное, почти истеричное захлебывание кислородом. Проклятье, да эти твари попросту сводят его с ума! Подскочив к спутнику, Рид с силой встряхнул его за плечи, заставляя отвернуться от уродливой картины и не смотреть в ее сторону. — Видишь? Видишь?! Там же я нарисован! Это моя судьба, оказаться здесь — моя судьба, и все прошлое, и одиночество — моя судьба, и все кошмары.., — затараторил восково-бледный Эд. — Нет, это не так! Послушай, Эдв... — Если я приду туда, то избавлюсь от кошмаров, и мне больше не придется без конца бороться с этим все.. — Это неправда, Эдвард! Тебя долгое время ослабляли, мучили всякими отвратительными образами и кошмарами, а теперь просто окончательно пытаются прогнуть! Похоже, эти слова все-таки смогли возыметь эффект хорошей пощечины: взгляд детектива обрел хотя бы частичную осознанность, и его перестало лихорадить. Джонатан прикрыл глаза, хватаясь пальцами за виски. Черт. Как все не вовремя… Эд только-только немного пришел в себя. Однако, другого момента у него, весьма вероятно, больше не будет. Решительно отвернувшись от напарника, он двинулся вперед, на картину, что все это время заслонял спиной, и, отрастив на ходу сверхъестественно острые когти, подойдя, с остервенением полоснул по ней несколько раз, превращая «пророчество на холсте» в жалкую кучку рваных черно-красных тряпок. Глаза Эда, полные непонимания и шока, встретили его мрачный взгляд, когда он обернулся вновь. — Мне уже давно стоило открыться тебе, еще до начала всей этой чертовщины. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Да, я врач из Лондона, это все правда, но… я не совсем человек, если коротко. Это будет трудно объяснить, и еще труднее понять, особенно сейчас, для твоей психики, но постарайся, ох, просто принять это, хорошо? — он вздохнул, втягивая назад когти, делая руки вновь человеческими ладонями. — Как бы то ни было, я на твоей стороне. …Рядом с Джоном, странно измененным, с руками, как у хищной птицы, говорящим о том, что он не тот, кем является, кающимся в своих тайнах, он увидел Колден, привычную, но абсолютно точно мертвую, зовущую поверить ей и пойти с нею. — Колден мертва, но почему-то я вижу ее. Ты видишь? Она говорит, что Сара здесь… Рид мрачно кивнул. Что ж, возможно, это и к лучшему, что его откровение не произвело почти никакого впечатления. Видения отравляют разум Пирса, но они же и спасают. По крайней мере, он принял известие спокойно, и не отверг его. А значит то, что он задумал, почти наверняка получится.***
Ступени. Множество нескончаемых, выщербленных брызгами, обтесанных ветрами ступеней; они переходили в странные, почти живые каменные выросты, начинающие словно бы колыхаться в изжелта-зеленом свете свеч, если смотреть на них пристально слишком долго. Реальность здесь была изменена. Осколки голосов прошлого звучали в шуме далекого прибоя, в щелчках камушков, срывающихся в бездну при неосторожном шаге на очередную ступень. А там, по краю, в бездне — замершее вязкое время, застывший без движения океан и бесследно утонувший в нем рассвет… — Мари здесь. Она говорит со мной. А ты ее слышишь? Рид заозирался по сторонам. Никаких признаков Колден — а уж он-то ее бы увидел. — Это всего лишь образы из твоей памяти. Та тварь, что пытается тебя подчинить — она просто использует твои воспоминания против тебя. Сопротивляйся, Эд, я знаю, твой рассудок сильнее навязанных картин. — Сопротивляться.., — Эдвард выглядел расстроенным. — Она говорит, что именно своей силой я заслужил это. Джонатан вздрогнул, в очередной раз ощущая себя лишь шахматной фигурой в руке могущественного игрока. Фигурой, которая, как и в прошлый раз, не может позволить себе проиграть. Долгий изнуряющий путь по неровной лестнице наконец вывел их на обширную площадку на возвышающемся над далекой черной водой утесе, частично скрытую непроглядной клубящейся зеленой пеленой. Вдруг Пирс начал озираться по сторонам, отмахиваясь от опять одолевших его видений: — Я не просил ни о чем таком.. ты сам, сам изуродовал себя, свою семью и свою жизнь! Я не знаю. Не знаю! Это место давило, сила древних монструозных существ здесь была особенно ощутима, даже для Рида, которому отзвуки голосов прошлого настойчиво стали давить на уши. Ища единения и взаимной поддержки, он схватил за руки Пирса, пытаясь вывести его — и себя — из очередного кошмара наяву: — Посмотри на меня! Это все не реально. …Вынырнув из клубов тумана, они очутились совсем рядом с Сарой Хокинс, на этот раз вполне реальной, из плоти и крови, рисующей на полу черные круги, а также культистами, сбившимися кучами по краям широкого плато утеса, и удерживаемым Фицроем Элджерноном, отчаянно шарящим по сторонам полными тревоги глазами. Как бедовый оккультист умудрился угодить в лапы к поклонникам Древних, было интересным вопросом, но не самым насущным; взаимное сверление взглядами Рида и Элджернона оборвало обращение к детективу Хокинс: — Искатель истины, способный постичь фрагменты Его разума. Ты здесь! — в почти молитвенном жесте она вскинула руки, роняя уголек, которым чертила, и фигуры в балахонах отзеркалили ее жест, принимаясь тут же нараспев молиться на непонятном языке. — Все это время ты сопротивлялся, боялся, что можешь узнать. Я раньше боялась так же. Но не теперь — ведь я постигла истину. И ты постигнешь. Ты пришел, и ты изменишь этот мир. — Сара, я прошу вас, остановите это безумие! — попытался перебить ее Рид, но женщина смотрела словно сквозь него, обращаясь только к Пирсу. Последний выхватил пистолет, очевидно, забыв, что патроны в нем давно кончились, и неуверенно направил в ее сторону. В висящем неподвижно затхлом воздухе нарастающая странная молитва была одновременно и секундна, и бесконечна, тиха и оглушающа, и понять, затихнет ли она скоро или только наберет силу, было решительно невозможно. — Искатель должен сделать выбор, исполнить свое предназначение. Так, как это было нарисовано на холсте судьбы. «Холсте, на котором тебя никогда не было — и нет» — услышал в своей голове Рид, и тихо рыкнул. Эта ерунда его не остановит. Странные движения в атмосфере, начавшие происходить в какой-то момент, стали скоро почти физически ощутимы — Джоном так уж точно. Его охватил мандраж, и кровь, такая чужая, такая своя, заспешила по венам с непривычной скоростью. Фигуры в черных балахонах начали раскачиваться, вздымая странно искаженные, уродливые руки вверх. Маски ли это на них? Или же это и есть их… лица?! Происходящее двигалось к апогею: экон чувствовал это всем нутром. — Н-нгх.. я чувствую, что в ваших словах есть правда, но я не понимаю. Искатель истины? Что? Что я должен сделать?! — окончательно запутавшийся в той каше, что представляло собой его сознание усилиями Древних, Пирс уронил пистолет и вцепился руками в свою голову, в тусклые сальные волосы, уставившись в нарисованный круг словно бы в надежде, что там разглядит ответы. — Рид, очнись! Давай, проведи ритуал! — это кричал Дрейк, протягивая руку, которую сумел выпростать из медвежьей хватки Фицроя. — Или же воспользуйся кинжалом, в конце-концов! Сделай уже что-нибудь! Определенно, только Элджернон, давным-давно озаботившийся надежной защитой своего сознания, был здесь гласом разума; он был прав, пора было действовать. Ведомый, казалось бы, самими Древними, Эдвард, пошатываясь, вбрел в нарисованный Сарой на каменном плато неровный круг; фигуру его сотрясала крупная дрожь. Одежда — плащ, жилет, рубашка — все полетело на пол. Вращая ореховыми глазами, затопленными до краев безумием, детектив срывал с себя ткань, подставляя поджарое, исчерченное боевыми шрамами мускулистое тело под начинающуюся противную морось дождя. В этом моменте было нечто торжественное и прекрасное — но в целом это было ужасающе и напоминало какую-то мрачную карикатуру на религиозный ритуал. Хор повторяющих одну и ту же строчку голосов сходил с ума, нагнетая, вожделеющий взгляд Сары прожигал; на заднем плане скулил Дрейк и ругался Фицрой. Эдвард протянул руку к Хокинс и прошептал: — Что здесь реально? Она подалась было к нему, но в этот момент Джонатан шагнул вперед, с силой отталкивая ее с дороги — так, что она, не удержавшись, упала на колени — и выхватывая на ходу из нагрудного кармана изогнутый кинжал. — Я. Здесь. Реален! Левой рукой дернув на себя с силой детектива за плечо, заставив того посмотреть на себя, он, вглядываясь в ставшее почти родным лицо, и, кажется, видя в нем теплящиеся отблески борьбы, с силой, отмашью полоснул кинжалом по своей ладони; перехватив оружие раненой рукой, тут же резанул по второй ладони, и наконец — по собственному языку, и в следующий же момент, быстро обернувшись, сильным выверенным движением метнул кинжал в сторону удерживаемого оккультиста, попав капитану «Сциллы» прямо в глаз. С противным, оглушающе-тихим хрустом острые лезвия ввинтились тому в череп; изумленно охнув перед смертью, Фицрой мешком рухнул на камни. Нагнетающий, вводящий в транс хор культистов сбился и расстроился из-за возгласов и поднявшейся суматохи. Сара Хокинс вскрикнула и прижала ладонь ко рту — однако Джонатан уже не обращал внимания ни на что из того, что творилось вокруг него, вокруг них. Мутно-красная пелена заволокла все, вытесняя, выталкивая, пожирая зеленый туман, и в этом алом коконе из парящих частиц крови были закутаны только они вдвоем. Красные ручьи стекали по предплечьям Джона, пропитывали его одежду, парили в воздухе, ниспадали на каменный пол, пока он обнимал, пачкая своей кровью замершего, подрагивающего не то от холода, не от от страха Эдварда, струились из искривленного в мучительной улыбке рта, бежали из глаз. Весь мир в черном круге стал красным. Обхватив ладонями осунувшееся, с сизыми тенями под глазами, покрытое двухдневной щетиной лицо детектива, экон приблизился к нему вплотную; в порыве болезненной нежности и сожаления он на миг застыл, проводя большим пальцем от острой скулы по слезной борозде до губ, оставляя грязно-алую полосу крови, смешанной с грязью. Голубые радужки, купающиеся в белках цвета спелой вишни, застыли прямо напротив ореховых глаз, густо поросших зелено-бурыми корнями безумия. Если бы только у него было время разработать какой-то метод, выделить, быть может, из своей крови сыворотку… Но он потратил все, что у него было, на попытки оградить разум Пирса вместо того, чтобы заниматься исследованиями — и провалился, и этот просчет будет стоить его другу самого дорогого: свободы выбора. Того, чего его пытались лишить Древние. Того же, чего и сам Рид был лишен. Кровавые слезы не переставая текли по его лицу; Джонатан пророкотал: — Прости, Эд. Но иначе нельзя. Я не нашел иного способа, только этот. Прости. И, удерживая одной рукой за шею, властно перехватив Пирса пальцами другой руки за подбородок, вынуждая того опустить челюсть, он впился в его губы, выплескивая в его горло полный рот своей крови. Ослабленный и расторможенный, Эдвард сначала ухватился за его плечи, царапая обломанными грязными ногтями сырую ткань плаща, но уже скоро забился, захлебываясь — однако из стальной хватки сотрясаемого рыданиями экона ему было не вырваться. Ощутившая посягательство на свою Ищейку, исходящая злобой и возмущением, Бездна, разлившаяся бескрайним океаном у утеса, начала бурлить и вздыматься; однако Элджернон уже был свободен и не терял времени даром: выставив вперед руку с зажатым в ней амулетом, он, сначала сбивчиво, но потом все более уверенно принялся творить свой собственный, ответный ритуал. — Йа стелл бна фхтагн шаа гуа! — уже вопил Дрейк, стискивая артефакт, и культисты в страхе отступали прочь. Парящие в воздухе частицы крови экона заметались, подчиняемые воле слов оккультиста, ощерились иглами, и буквально напали на темно-зеленые маслянистые ошметки, что атаковали кокон, будучи управляемыми волей Древних; алая укрывающая сфера стала еще плотнее, отражая последние попытки забытых владык океана как-то повлиять на очевидно проигранный бой. …Плато пустело. Пара существ в плащах еще жались к мокрым скалам, неуверенно поглядывая то на площадку, то в сторону чернеющих скал, туда, где скрылись прочие. Оракул, Сара Хокинс, с оторопелым ужасом до этого взиравшая на происходящее, медленно поднялась с колен. Ее чумазое лицо словно бы враз опустело, пожухло, а до этого горевшие уверенным фанатизмом глаза теперь были полны безысходного отчаяния. — Я не могла его заставить. Никто не мог его заставить. Медленно шаги ее приближались к краю пропасти. Элдж, уставший после ритуала, опустошенный и физически, и морально, успел только одними губами произнести: «Сара, нет», когда безвольное кукольное тело ее скрылось из вида, увлекаемое силой тяжести далеко вниз, на острые камни обрыва. Затянутое до этого иззелена-черными тучами, небо стало проясняться, и противная изморось почти прекратилась. Алый кокон из крови экона медленно растворялся, подобно грозовому облаку, обнажая фигуры двух застывших в странных объятиях мужчин. Эдвард Пирс, до этого, похоже, бывший в глубоком обмороке, дернулся, тело его, и без того выглядевшее измученным и продрогшим, прошиб спазм; Рид, удерживавший его все это время, отпустил детектива: тот рухнул на колени и болезненно застонал. Сквозь его стиснутые зубы на каменный пол закапала черная жижа. — Не сдерживай это в себе. Пусть все выйдет, — посоветовал ему врач; впрочем, новый спазм тошноты и без того был настолько силен, что удержаться у Пирса не было бы никакой возможности — изо рта его буквально вырвался фонтан черно-бурой массы, отторгнутой видоизменяющимся организмом. Это продолжалось некоторое время. Наконец, абсолютно обессилевший, детектив опустился на холодный камень и, сжавшись в клубок, затих. «Похоже, все кончено» — про себя, заторможенно и как-то вяло радуясь, заметил Рид. Он потерял чертовски много крови, и потому едва держался на ногах и в здравом сознании, не позволяя себе ни впасть в голодную ярость, ни провалиться в торпор. Больше никаких голосов Древних, никаких чужих мрачных планов и пресловутой «судьбы». Чуть пошатываясь, врач подошел к скрючившемуся в позе эмбриона Пирсу и поднял его на руки — уже почти привычно. Благоразумно держащийся подальше от обескровленного экона, Элджернон подал голос: — Полагаю, нам пора убираться отсюда. Если я все верно запомнил, то знаю, в каком гроте культисты оставили лодки — надеюсь, они были достаточно напуганы, чтобы сообразить не забрать с собой их все. Пойдемте, — он кивнул в сторону неприметной тропки, ведущей вниз от плато. — Только, пожалуйста, держитесь от меня подальше, доктор Рид. По крайней мере пока вы не... пока вам обоим не станет лучше. Буро-зеленое небо тем временем становилось все яснее. Бойкий морской ветер, наконец-то свежий и приятно-влажный, расталкивал грязные тучи по краям горизонта, освобождая место для приятной голубоватой серости типичного пасмурного дня. Нужно было поторопиться; пусть солнца и не было, но в преддверии начинающегося дня и без того скудные силы доктора таяли еще стремительнее. Две лодки, сиротливо покачивающиеся на плюхающих волнах, были привязаны к вбитым между камней колышкам; Дрейк забрался в ту, что показалась покрепче, и взялся за весло. На дне крепкого суденышка валялась просмоленная дерюга; осторожно уложив на доски свою дрожащую ношу, Джонатан заботливо укрыл полуголого детектива, а после втиснулся рядом и сам. Оккультист оттолкнулся веслом от каменистого берега, и лодка еще пуще закачалась на волнах, чувствуя вольную воду. На этот раз шелест воды совсем рядом, за тонкими деревянными стенками не пугал, но успокаивал, и в нем не слышалось больше никакого шепота, никаких слов... Перед тем, как полностью накрыться дерюгой, Рид взглянул на Элджернона, оглядывающегося по сторонам и пытающегося сообразить, как ловчее бы добраться до берега; перехватив внимательный взгляд, оккультист прямо и уверенно молча посмотрел ему в глаза. Да, он все еще не был в восторге от компании, в которой остался - однако после всего, что они пережили, ему определенно можно было доверять. Вздохнув, Рид скрылся под грязной, пропахшей солью и смолой тряпкой и впал в глубокий полуобморочный сон без сновидений, присущий всем эконам.