Как сложно будет справиться

Уже опустившись на холодный пол, Эмилия измученно оперлась спиной о стенку, чтобы хоть как-то отдышаться. Взгляд всё еще не мог сфокусироваться на какой-то определенной точке, а в голове — перекати-поле, кромешная пустота. Малфой не шатался из стороны в сторону по холодному кафелю ванной, и эмоции на его лице не походили на сожаление, но Эмилия прекрасно знала, что внутри него происходило: он сокрушался про себя за то, что переспал с ней; даже убеждаться не было необходимости, и так было ясно как день. Его томный вздох раздался по закрытому пространству, затем послышались шаги босых ног — он бродил по ванной в поисках разброшенной одежды. Брюки не застегнуты, рубашка тоже, правая рука всей пятерней пальцев сжимала мягкую ткань джемпера, а левая, прижатая к горячему телу, — одежду сокурсницы. Эмилия держала руки скрещенными, чтобы прикрыть грудь, а ноги поджимала от холода. В сон ее клонило и до этого, что было заметно по ее покачивающейся макушке и нерасторопным движениям; даже от одного усилия привстать девчонка чуть не грохнулась на пол, и от падения ее спас только быстро среагировавший юноша. Оставить слизеринку здесь в таком состоянии доставило бы удовольствие Драко, но что-то не позволяло ему этого сделать; потому, приложив максимум усилий, он одел ее в свой джемпер и взял на руки. Избегая лишних глаз картин, способных сдать парочку директору, блондин исчез в коридорах, ведущих в Башню старост. Тихое и размеренное сопение спящей убаюкивало самого Малфоя. — У тебя майка наизнанку… — пробурчала слизеринка, и в шею Драко повеяло разгоряченным дыханием. Оказывается, не спала она, но была как никогда спокойна, чувствуя себя защищенной в объятиях блондина. — Напугала! — прошипел тот с напускной злобой, совсем не меняясь в лице. — Не ври… Это возможно, только если дорогие тебе люди в опасности. Всё остальное — чепуха… — будто бы прописная истина эти слова сошли с ее уст, и впервые Драко не захотелось встретиться с ней взглядом. Давнее желание, что не прекращало всплывать в мыслях Потеряшки, наконец-таки дало о себе знать. К чувствам тоски и страха, наступивших после ухода Драко, Эмилия, конечно же, смогла спустя долгое время привыкнуть — но не смириться с ними. И теперь мимолетная близость, его нахождение рядом — опьяняли, путали сознание и не давали мыслить трезво. Все моменты, пережитые ранее вместе, вся боль, пришедшая после утраты, — всё это сейчас захлестнуло ее с головой и не позволило обмануть свое сознание в который раз. Минстон оказалась на прохладной постели, вдохнув запах собственной ничтожности и жалости, каким она характеризовала себя последние месяцы. Размеренные шаги стали отдаляться, ясно дав понять, что сосед не собирался задерживаться более. Дверь в ванную закрылась, а по щекам потекли слезы. Липкость ощущалась по всему телу, а запах, исходивший от юноши, был ему самому неприятен. Драко встал под горячую струю душа и выдохнул. Анализировать что-либо стоило позже, думать — и подавно. Все такие обыденные действия были выполнены на автомате: пройтись пятерней пальцев по волосам, обернуть бедра полотенцем и босым двинуться к кровати. Плевать на отсутствие боксеров, как и на мокрое тело; слизеринец рухнул на не застеленную постель голым и сомкнул глаза. Мутные и расплывчатые образы часто стали посещать Малфоя во снах. Юноша не мог ни разглядеть их, ни узнать, где видел ранее, и оставалась только надежда: когда-нибудь он узнает, что именно они скрывали в себе... На прикроватной тумбочке валялась опустошенная колба из-под зелья, на которой убористым подчерком было выведено предназначение: сон без сновидений. Малфой перевел взгляд на спящую, на лице у него читалось негодование. Стоили ли того все его попытки помочь ей? И стоило ли вообще тратить свое время с самого начала? Но это размеренное сопение и безмятежное лицо, которого Малфой никогда своими глазами не видел, почему-то не давали мыслям перейти в действия. Впрочем, его слова в последнее время вообще расходились с поступками. Всем стало ясно, что Драко пустословит, особенно когда речь шла о Минстон. Было время завтрака, потому слизеринец тихо улизнул из комнатки, чтобы не разбудить девчонку. Наступили выходные, а это значило, что времени, отведенного на трапезу, было больше, чем в будни. За длинным столом, почти в самом центре, как и всегда, сидела неразлучная троица, точнее, почти неразлучная. Хотя в первое время Колин и пропадал постоянно на свиданках с Грейнджер, сейчас же они оба смогли составить идеальный график, позволявший им уделять свое внимание каждому аспекту, будь то отношения, учеба или посиделки с друзьями. Малфой мигом очутился за спинами голубков и вклинился между ними, испугав Паркинсон. Без его внимания тема их разговора не осталась. — Вот же паразит! — буркнула девушка, отодвигаясь в сторону. — Не злись... — Утречка! — лучезарно и немного фальшиво улыбнулся Теодор, которого будто бы застали врасплох, хотя он и старался не выдать себя. — Разберемся вот с чем: я, что же это получается... ревную Минстон к Уизеллу? — удивленно, почти артистически красиво, излишне повышенным голосом проговорил Малфой. Без сучка и задоринки. — Это не так? — Может, и так, — не стал ни секунды препираться блондин с другом. Играть в эти игры Драко любил, но больше ему нравилось наблюдать за всем со стороны и не принимать участие в словесных перепалках с Ноттом, постоянно утиравшим ему нос и приводившим достойные доводы. — Но где же тогда Эми? — Спит. Она вчера сильно вымоталась, если вы понимаете, о чем я... — ехидно улыбнулся слизеринец. — Вы... переспали? — с опаской поинтересовался Ретроин, не так уж сильно желая убеждаться в своей правоте. — Так точно, Капитан Очевидность! — Это катастрофа... Полное фиаско... — помрачневши бросил Теодор. Малфой никуда более не спешил, все его приготовления со Снейпом закончились в двенадцатом часу ночи, потому и идти в пустой Главный зал не было смысла. Было тихо и безлюдно, за что и любил слизеринец это время больше всего: отчужденность и отрешенность от всех и вся. Иногда ему стоило немного дольше оставаться с собой наедине, особенно в последнее время из-за его навязчивых мыслей о Минстон. Но излишняя погруженность в себя никогда не сулила ничего хорошего — как, например, сейчас, когда Драко, задумавшись, и не заметил, как врезался в сокурсника. — Вот так встреча... — В Подземелья? — бесцеремонно и уже изменив курс движения, поинтересовался тот. — Как скажете, мистер Неожиданность, — прыснул от смеха Нотт. Ему нравился такой Драко, по которому он всегда скучал. Хотя по Хогвартсу после комендантского часа изредка и шастали ученики, чаще всего это были парочки старшекурсников, желавших поскорее уединиться. В слизеринском Подземелье не спали только двое: Малфой и его верный и бравый друг — Нотт. Но на верхних этажах как можно тише кралась староста, которая не хотела попасться в цепкие лапы Филча, а потом быть отданной на растерзание Снейпу. Кромешная тьма всегда окутывала вход в гостиную Слизерина, но почему-то в эту ночь проходить там оказалось опасней всего: Эмилия дважды чуть не навернулась на ровном месте. Холодок от приоткрытой двери вызвал табун мурашек и донес отдаленные смешки. Перед Минстон предстали ни грамма не выпившие сокурсники, и, как можно было догадаться, они бурно дискутировали. Первым взгляд на нее перевел Теодор, сразу смолкший, а за ним и другой. Драко осмотрел девчонку с ног до головы и отвел глаза. Хотелось рвать и метать. — Собираешься оприходовать всех слизеринцев без разбора? — четко выплюнул тот. В горле першило, а кулаки так и чесались. Плевать он хотел на причины ее нахождения здесь, его вымораживал сам факт присутствия. — Она не за этим здесь. — Я не с тобой разговариваю, — ответил Малфой незамедлительно, бросив озлобленную усмешку. — Встрянешь опять — будут последствия. — Переста... — Может, ты перепутала комнаты? Не шла ли ты к МакЛаггену? — произнесенное имя ублюдка, которого даже сам Драко не мог терпеть, резануло по ушам не только ему, но и девчонке. Лицо ее исказилось, а сам говоривший на секунду потерялся: перед ним пронеслось короткое видение, что не было ему знакомо, но ясное и четкое. Когда-то она уже видела Кормака, и это было за пределами школы, и даже тогда он вел себя как похотливый и мерзкий собственник. — Ты перегнул палку! — Теодор рванулся с места, постаравшись достигнуть дрожащего тела, но не смог: Эмилия шатнулась, выставив перед собой руки в защитном жесте, а потом и вовсе сорвалась с места. — Что ты натворил?! Двое уставились друг на друга. Нотт осуждал и совсем не желал скрывать своих эмоций, браня и матеря блондина с ног до головы, Малфой же и вовсе ничего не делал несколько секунд; только мялся на месте, открывая и закрывая рот. — Не пойдешь сейчас — никогда больше не сможешь нагнать. И тогда он побежал. Понесся за той незнакомкой, что Драко, безусловно, не понравилось: она была ключом к разгадке его всплывающих воспоминаний, ответом на все вопросы, но ему никак не удавалось подобраться к ней уязвленной, застать врасплох. Верхние пуговки рубашки были расстегнуты на ходу, а пустынным коридор более не являлся из-за туфлей, что нарушали тишину. Юноша пропускал ступени, пытаясь сократить расстояние между ними, но даже падая, он вставал и бежал дальше. Не имея права на ошибку, зная подкожно, что не простит себя, если оплошает. Головная боль нарастала, а слезы всё не переставали идти. То были взаимосвязанные вещи, не позволявшие девушке хоть на секунду спокойно вздохнуть. Эмилия не могла более притворяться, что всё в порядке, не могла она и дальше играть роль глупой девчонки, что должна обманывать своего любимого, не помнящего ее. Последние силы ее покинули, и она рухнула на пол, сложившись пополам, стараясь спрятаться куда угодно, подальше. И крик вырвался из глотки. Забежав за угол, Драко встал на месте. Он видел собственными глазами разрушающую боль внутри человека, и, как оказалось, когда-либо на краю обрыва бывал не только он, но и она. Потребовалось совсем немного, чтобы прийти в себя и зашагать к ней. Всхлипы усиливались, а дрожь стала заметна даже издалека. Крепкими руками он обхватил ее тело, согрел ее продрогшие плечи своим разгоряченным после бега телом. Слезы, катившиеся из ее глаз, были солоноватыми. — Ты поимел меня... А после бросился с теми обвинениями... — дрожащая рука метнулась в сторону для усиления эффекта слов. — Почему же ты здесь? — Сама знаешь, — голова оторвалась от его крепкого плеча, и глаза, застланные слезами, устремились на него. — Тебе известно намного больше, чем ты показываешь и говоришь. Зрачки расширились, чем и выдали с головой. — Я начинаю видеть то, чего никогда ранее не переживал в своей жизни. Как ты это объяснишь? — с упреком и недоверием произнес парень. — Куда делись мои два года жизни? Все эти россказни про аварию — вранье? — Нет же... — дар речи пропал. Еще одна победа на счету Малфоя, еще один проигрыш у Минстон. — Ты завралась! — Пр-прости... Справа от себя Малфой заметил движение: палочка, которую девчонка крепко держала. Он перевел взгляд на лицо перед ним, глаза Эмилии бегали и никак не могли остановиться на нем. Она дрожала, причитала, но движения ее были машинальны, видно было, что всё она делает на автомате и неосознанно. Сердце вырывалось из груди, нельзя было и дальше медлить. — Legilimens! — В Хогвартсе морозы сейчас... Не хочу, чтобы ты простудился. — А я как раз думал, как бы согреться в этом чёртовом месте, — смешок, будто бы издалека. Всё было видно ее глазами: его собственное лицо, что он видел каждое утро в зеркале, но никогда — чужими глазами. Он — настолько моложе, счастливее, безмятежнее рядом с ней. В глаза бросился коробок, открытый его собственными руками, а глаза с любовью взглянули на стоявшую рядом. — Он меняет свой цвет в зависимости от настроения человека, подарившего кольцо. Ответа не последовало, по крайней мере устного, — девушка склонилась над молодым человеком, прильнув своими губами к его. И такие чужие холодные пальцы дотронулись до разгоряченной девичьей кожи. Непонимание. Но стоило только опустить взгляд, чтобы не видеть это тоскливое и хмурое лицо, как на шее блеснуло колечко, повешенное на цепочку с еще одним камушком. Цвет был алый, цвет гнева, нараставшего внутри Малфоя. — Хотя бы тут будь честна, — начал он. — Я тебя любил? — Нет... — Что, блять?! Нет? — Драко вскочил на ноги, выхватив перед этим палочку, выроненную слизеринкой. Стоило обезопасить себя от выкрутасов лгуньи. — Я, блять... Я всё видел! Это твои воспоминания, почему я там?! Чего ты недоговариваешь?! Блондин воспользовался ее же палочкой, приставив ее к горлу мявшейся. — Ты меня не любил.