Легко и просто

Лина.       — Выходи.       — Нет.       — В коридор выходи, надо выбираться отсюда.       Яркое ощущение дежавю испарилось. Я с облегчением выдохнула — Лек не думал начинать встречу традиционными уговорами сочетаться семейными узами.       Я вспомнила про туфли и вернулась их надеть, а он остался в дверях.       — Сын, нашел? — громко уточнил голос Джиннеи. — Давай, как планировали — в охапку ее и шустрее оттуда.       — Время ограничено, — поддержал ее практичный Рид.       Непослушный сын нажал на карман застегнутой под горло черной походной куртки, прервав добрые советы.       — Я здесь не одна, и ты это помнишь. Без них не уйду, — предупредила я.       — Помню, это отцу все равно. А я решил действовать по ситуации, когда найду тебя.       — А что ты тогда про сон говорил, если целенаправленно искал? — поинтересовалась я, думая, что мне совсем не нравится чувство тревоги по поводу синяков под глазами осунувшегося спасателя.       — Был прецедент, — туманно пояснил Лек, покривил губы и замолчал, продолжая пожирать взглядом.       И обнял. Я сама не знаю, как у него получилось. Вроде стоял в отдалении, в дверях, и — раз…       Тепло.       У вампиров это вообще законно, чтобы сердце вот так колотилось - будто с цепи сорвавшись?       Или это мое.       Тепло...       За нашими спинами щелкнуло, что стало отличным поводом, наконец, отстраниться и увидеть — дверь в стене исчезла.       Искреннее возмущение с последующим перебором вариантов приказа воплотить дверь в прежнем виде результатов не дали. Воззвание по имени к бессовестным белоглазым смотрителям черных научно-магических станций тоже. Угроза типа «Я сейчас вырублю тут твою гирлянду» на мигающей огнями панеле оказалась нагло пресечена — стена просто потухла и прикинулась обыкновенной.       Занятно. И что теперь делать? Убегать вокруг стола от вампирских объятий? Судя по виду Лека, он уже явно готовился тянуть грабельки, потеряв где-то страх по старой привычке. Кстати, про вид…       — Лек, объясни, что не так? Нас не было пару суток, а по тебе чувство — что пару месяцев, — потребовала я, вновь усаживаясь в кресло.       — Семьдесят два дня.       — Сколько?!       У него всегда была такая наводящая жуть болезненная улыбка или я настолько отвыкла?       Лек потрогал щетину, потом запустил ладонь в отросшие вихры, ойкнул и стал пробовать навести красоту пальцами.       — Я тебе говорила, побрейся хотя бы. А ты: «Некогда, лень, я и так красивый»… — передразнила Джиннея, которая подслушивала.       Лек возмущенно хлопнул по карману, там громко хрустнуло. Наверное, больше неугодные комментарии нам не услышать. И вообще никакие не услышать. Но Лека это не заботило.       — Что у вас там творилось все эти дни?       — Ничего. Я просто… болел немного.       — Чем?       — Ничем.       — А что случилось?       — Ну… я…       — Болел?       — Да.       Мне надоело.       — Лек, что произошло после нашей телепортации? И как ты меня нашел? Коротко, ясно, по существу. Я хочу знать правду.       Чуть выше плеча Лека в пространстве повис экран.       Вампир подвоха не заподозрил, начал рассказ, а за его спиной пошла трансляция той самой правды, которую я хотела знать.       — Когда ты исчезла, я заболел.       На беззвучном экране, беспрестанно оглядываясь, в огромном погребе Лек воровал с пыльных стеллажей бутылки темного стекла. После горюющий вампир мрачно распивал их из горла в своей комнате. Удравший из конюшни Морозко, проходя мимо его окна на первом этаже, заглянул внутрь и осуждающе покачал головой. Бедный конь наверняка желал покраснеть от испанского стыда, но выручил вороной окрас.       Чтобы я видела как можно больше правды, изображение в какие-то моменты увеличивало скорость, либо перескакивало время, игнорируя неинтересное. А Лек не торопился, подбирая слова, дабы запудрить мне мозги, так что с просмотром все складывалось как нельзя лучше.       — Я всегда болею долго и сильно.       Судя по внешнему виду, Лек «болел» уже несколько дней. Когда кто-то стучал, заходить к себе запрещал — судя по жестикуляции, прикидывался неодетым и очень стеснительным. Грустил и упивался… то есть, лечился невероятно старательно.       — У меня были некоторые… осложнения.       Интерьер изменился, и вот Лек уже крался по ночному коридору с полными руками закуски. За поворотом с ним столкнулась Джиннея, и Лек уронил награбленную добычу. Джиннея ухватила палку колбасы, навострилась исчезнуть, сделав вид, что это не она, но резко остановилась и повела носом. В следующий момент Лек оказался нещадно бит той самой колбасой, упал от подсечки, попытался спастись уползанием, но безуспешно. С запойными вампирами в этом доме разговор был короток.       — Мама… кхм… врача вызывала.       Промозглым туманным утром под суровым взглядом Джиннеи Лек в тонюсенькой рубашке и подвернутых брюках наворачивал круги на лужайке перед домом. У меня закралось подозрение, что до пробежки его голову какое-то время держали под водой. Иногда Лек что-то кричал. Наверное, убеждал, что лечение больше не требуется. Но увесистая палка колбасы, высунутая из-под теплого пледа, которым была укутана мама, на корню пресекала споры и недовольство.       — Дедушка тоже очень волновался.       Изрядно вымотанный радикальными методами исцеления, Лек валялся на кровати в своей комнате, а рядом примостился Дэл. В руках у сопереживающего дедули плескался бокал вина, и когда Лек ненароком ловил его взглядом, то в ужасе содрогался. Дэл тем временем что-то эмоционально рассказывал внуку. Вероятно, истории из бурной молодости, ибо он очень красочно изображал, какого размера у кого-то были части тела, явно указывающие на женский пол. Мимо снова проходил Морозко. Постоял, послушал и удрал поскорее резвым галопом.       — Мне невыносимо было думать, что ты… погибла. И я тебя искал.       В комнате для перемещений Лек уныло ковырялся в многострадальном пульте. Зашел Рид, понаблюдал за действиями, ткнул пальцем и принялся ставить под сомнение умственные способности сына. Лек огрызнулся, отец ответил, Лек в долгу не остался. В итоге Рид уселся рядом, судя по жестам, не прекращая горевать по поводу тупости отпрыска — и вот уже две темных макушки склонились над магической техникой.       — Даже папа решил мне помочь.       Рид сидел за столом, листал толстую книгу, иногда зачитывая вслух сыну, что по-прежнему воевал с пультом. Дверь открылась, и вошел Главный в сопровождении Джиннеи. После кратких приветствий Лек показал пульт, Главный почесал репу, пожал плечами и развел руками. Рид за его спиной закатил глаза с выражением: «Я же говорил». Главный подхватил Джиннею под локоток, и парочка торжественно удалилась.       — Правда, все равно не получалось.       — Ясно. Ну дела, вы даже Главного выцепить умудрились…       — Да что выцеплять, он сам напросился. За чай с мамиными пирожными НАМбС продаст… Стой, откуда ты знаешь про Главного?!       — Логика.       — Ты невероятна.       — Да.       — Главный в НАМбСе тоже искал, своими силами, но ничего не получилось. И нам не смог ничем помочь. Поэтому он съел все пирожные, набрал с собой якобы для ребят в Академии, и вернулся обратно.       Все обозначенное я пронаблюдала на экране, совершенно не удивившись бездонности сумки, куда Главный шустро прятал сладости.       Это был первый эпизод, полностью совпавший с рассказом.       — И снова пришлось вдвоем с папой думать дальше, как перенастроить пульт на вас.       На экране Лек в сердцах швырнул в открытое окно здоровенное подобие разводного ключа, за что схлопотал подзатыльник от Рида и был отправлен на поиски. Недолго думая, Лек вышел в окно. Рид в воспитательных целях его за ним закрыл, и вспыльчивому сыну пришлось возвращаться в обход. Очевидно, недостаточно нахулиганив в детстве, по пути он проводил ключом по стене и всем встреченным предметам. В какой-то момент угробил вазу. Не удержался, ткнул ключом в пиалу, стоящую рядом на тумбочке, лишь после этого сунул ключ подмышку и прибавил шагу, скрываясь с места преступления. Спринтуя по длинному коридору, в одной из комнат Лек заметил ведущих там беседу Джиннею, Дэла и огромного серого зверя, похожего на крысу. Парень забыл, что хотел замести следы преступной разрухи, резко затормозил, вернулся обратно подобием лунной походки, но в комнате были уже только мама и дедушка. Дэл красочными движениями показал внуку идти, куда шел, и не отсвечивать, а тому ничего не оставалось, как исполнить волю предка.       — Потом мне рассказали способ, с помощью которого можно выйти на твои координаты. Этот способ внезапно вспомнили и мама, и папа, и дедушка. А до этого никто из них не помнил.       Поздно вечером в гостиной семейство о чем-то рассказывало Леку. На улице шел сильный дождь, по незанавешенным окнам лупили крупные капли.       — В общем, когда они поняли, что обмануть меня коллективной потерей памяти не получится, то признались, что способ подсказал один знакомый. Но кто именно, говорить отказались.       В окне за спиной Лека вспышка молнии выхватила невысокий силуэт с полукруглыми ушками.       — Тот знакомый сказал, где мы находимся?       — Нет, он подсказал способ переноса. А где вы находитесь, быстро стало известно. Это третий материк планеты, о котором не знают другие жители.       — А вы откуда узнали?       — А мы не жители этой планеты.       Вот оно что.       И все смутные подозрения кристально прояснились.       Джиннея, кричащая перед телепортацией, что сыну нельзя на Землю — мы не говорили название нашей планеты. Картины в доме Фебрауров, где одна показалась знакомой: башня с циферблатом над вечерней набережной -это же лондонский Биг-Бен. Интон, говорящий, что местным сюда не попасть — но Лек попал. А еще, переносы из нашего мира, которые в этом стали фиксировать примерно 150 лет назад…       — Ду ю спик инглишь?       — Что? — поразился Лек.       - Не, ничего особенного. То-то Котович за тебя так ратовал…       Я замолчала, переваривая информацию, а Лек решил продолжить повествование.       — И когда я просто попытался уточнить некоторые детали по поводу переноса, у дедушки сдали нервы. Он выложил, что мы перешли жить в этот мир из параллельного, с планеты Земля, я забыл, из какой страны.       На экране Рид и Джиннея синхронно постучали себе по лбам, глядя на Дэла, но дедушку уже понесло. Вцепившись в плечи внука, он тряс его и безостановочно что-то тараторил. Лек покорно трясся, пытаясь сфокусировать на родителях нестабильный в данный момент взор. А папа с мамой синхронно качали головами, как бы констатируя факт, что дедулю банально стукнул солнечный удар в вечерней гостиной. Бывает же всякое.       — Я знаю, что это за страна, но уже не суть важно. Как вы умудрились сломать границу между Вселенными?       — Я не успел подробно разузнать. Они сказали, что я сильно болел в детстве. Меня возили даже в другие страны, пробовали другой климат, разные методы лечения, но все бесполезно. Мама сказала, что меня убивал чуть ли не сам воздух вашей… нашей… планеты, короче. Дедушка с папой пытались сами что-то придумать, много времени проводили в домашней лаборатории. А однажды по срочному делу к ним пришла мама со мной на руках.       Семейство Фебрауров на экране не хватило надолго, они принялись что-то рьяно обсуждать, тыча друг в друга пальцами и переводя стрелки. После того, как Рид и Дэл одновременно получили от Джиннеи по рукам, когда попробовали сделать ее крайней, центром внимания внезапно стал шокированный отпрыск.       — В общем, они сказали, что мама меня отпустила на пол, я стал бегать, потом то ли что-то разбил, то ли пролил, и в лаборатории открылся портал. Хотя мама говорила, от слабости я не мог даже сам ходить. Поэтому, как именно что-то разбил, я так и не понял.       На экране Дэл с Ридом кивали и твердо показывали на Лека, невзирая на слабые попытки Джиннеи что-то возразить.       — Я понял из рассказа, что после открытия портала их всех раскидало по лаборатории и вырубило, а меня нет, и я в него уполз. Портал оказался статичным и не закрылся, поэтому, когда все очнулись, быстро поняли, где именно я мог потеряться. Перешли за мной и обнаружили, что я стою на поляне. Сам стою, без чьей-то поддержки.       Фебрауры наконец-то угомонились, уселись рядом с Леком на диванчик и уже без явной клеветы и обвинений продолжили вводить парня в курс дела.       — Вот так мы и переехали. Какое-то время жили в горах, мне стало намного лучше, но я все равно болел. Потом нашли то место, где сейчас наш дом. Оказалось, мы никакие не вампиры, просто моя костная система так интересно отреагировала на переход. Ну, клыки выросли, вот это вот всё… Если ты не заметила, то у остальных все в порядке.       Ого, а ведь я и впрямь не помню, чтобы славное семейство щеголяло оригинальными улыбками. Да и сам Лек не так чтобы зубаст. Это при первой встрече обращаешь внимание на два чуть удлиненных клыка, воображение дорисовывает остальное. А на самом деле…       — Тяжело здесь пришлось?       — Говорят, что не очень. После перехода они познакомились с Главным, и он знает, кто мы и откуда. Так как на родине мы были довольно состоятельны, он помог наши ресурсы перевести в местные, и мы очень быстро построили дом. Заодно Главный распространил слухи о том, что мы ужасные злобные вампиры, чтобы с нами не связывались. Вот к нам никто и не лез…       Он говорил, а меня почему-то не отпускал рисунок башни в вечернем небе. Как же они, наверно, скучали. Нет, не наверно — точно. Я еще боролась, цеплялась за возможность вернуться. А они перешли добровольно, но ясно, что навсегда.       — Картины с собой перевезли?       — Нет, здесь рисовал кто-то из слуг, по памяти. Они все ушли сюда с нами, по своей воле. Хотя знаешь, местный воздух повлиял не только на меня. Дедушка говорил, что по земным меркам, столько не живут. Никто из них практически не изменился после перехода, а я дорос до совершеннолетия, и с тех пор остаюсь таким. Может быть, они опять о чем-то молчат, не знаю…       Это какая у нас разница в возрасте? А я упорно думала, что старше, на годик-два. Ага.       — Для переезда нужно много времени. Этот телепорт столько держался или твои научились им управлять? — заинтересовала меня эта мысль.       — Я не спросил, было особо некогда… Но исходя из рассказов, после переезда телепорт закрылся сам собой.       — Что, прям специально ждал, пока вещи перенесете?       — Не знаю, — озадачился Лек.       И ответ мы узнаем не скоро, если вообще узнаем, потому как кое-кто расколошматил переговорник, а Станцию скоро хотят тоже что-то вроде того.       Лек перевел дух, не придумал свой вариант развития событий с телепортом, и продолжил повествование.       — После их рассказа я отправился за тобой.       Лек на экране посидел, потер небритый подбородок, встал и пошел в комнату для перемещений. Семейство бодро потрусило следом, наперебой увещевая о чем-то. Что толковала Джиннея, было примерно понятно — она недавно лично изложила беспокойство о внешнем виде спасателя. Лек провел необходимые манипуляции с пультом и другой техникой, что успела появиться за время разбирательств, проб и ошибок. Затем встал в прямоугольник посреди комнаты. Пространство вокруг начало светиться. Рид перебросил ему небольшую вещицу, Лек сунул в карман, и стало ясно, что это тот самый переговорник с незавидной судьбой. Все озарилось лиловой вспышкой.       Экран за спиной Лека погас.       — Какой ты торопыга все-таки, — вынесла я вердикт.       Лек посмотрела тяжелым взглядом, но промолчал.       И как будто своей тоской что-то внутри задел.       Вот любопытно, какой такой орган отвечает за чувства? Они ведь в голове, ну, и в крови там гормоны всякие. А почему тогда еще скручивает где-то в груди и животе, словно огнем проводят, и никак это от тебя не зависит. Что за система шалит — вегетативная или центральная? Вернусь домой, переведусь на естественнонаучный факультет. А то Котович со своими неумелыми подколами про ИнЯз достал. Вот он удивится… Вот спросит меня: а как тут Лек? Спросит, я его знаю. А я отвечу: понятия не имею, и вообще, он с Земли, они 150 лет назад безвозвратно переехали — не климат просто, а я перевожусь на ЕНФ, напишу диссертацию и стану кандидатом наук. Или ничего ему не отвечу. Даже вот так, точно. Не отвечу. И никуда не переведусь, и не буду знать, как тут Лек, а забуду.       «Стирать воспоминания — преступление второго уровня», — напомнил в голове Интон.       «Лучше уйди», — по-хорошему попросила я.       Интон в голове понимающе противно хихикнул и убежал, а Лек в комнате подошел и присел на корточки рядом с моим креслом.       «Лучше уйди», — хотела сказать я, но не получилось.       Конечно же, потому, что потух свет, больше не из-за чего.       Если у этой Станции проблемы, то немудрено, что имеют место и выключения энергии.       — Что случилось? — легонько шепнули в ухо, а плечи накрыли ладони.       — Отключили свет.       — Надолго? — уточнили теплее и ближе.       — Оповещений населения не производили.       — И часто здесь так? — щекотное дыхание сместилось ниже.       «При мне ни разу», — собиралась я честно ответить.       Но замешкалась, позабыла, и просто медленно повернула голову.       Общие выдохи в унисон совсем близко чудились обжигающими.       Почему чудились?       Вот ведь, так близко.       Так горячо.       Так неуловимо.       Едва-едва, чтобы потом в бурю...       И этот момент дали свет.       А вместе с этим одновременно стало прохладно, многолюдно и шумно.       — Чего ты меня лапаешь, руки свои убери, — говорила Кэт, уткнувшись носом в грудь уже знакомому мне долговязому парню.       — Что? — обнимая ее, переспросил тот.       — Руки свои…твои…       — Что?       — Ничего! — возмущенно прогудела Кэт и примолкла, упокоив ладони на лопатках в черном свитере толстой вязки.       На ней была надета какая-то странная белая хламида, но я, пожалуй, потом поинтересуюсь, где тут можно гардероб обновить.       Рядом с моим креслом возникла Катя, шарахнувшись от неожиданности подальше.       Лек руки с плеч не убрал, но с любопытством крутил головой, оглядывая вновь прибывших.       Вот все и в сборе. Я ведь так хотела их найти.       Надо ловить Катю, и то ли допрашивать, почему ее не видит белоглазый, то ли не делать этого, но держать в поле зрения.       Однако — какой же гад включил свет?       — Ну я, я включил, — материализовался с другой стороны от кресла Интон.       Катя отошла по стеночке на пару шагов, и как же я ее понимаю.       — Так, я скоро вернусь, подождите, — спохватился белоглазый чудик, испарившись.       — Да можешь не возвращаться, — разрешила Кэт из объятий.       — Кто это такой? — поинтересовался ее кавалер.       — Это сторож местной Станции, — объяснила девушка.       — Что за Станция?       Кэт вздохнула. Оно и понятно, объяснять же неинтересно.       — Эту Станцию и много других придумали какие-то злобные инопланетяне, которые ходили в крестовые походы по Вселенным, пока не нарвались, — поделилась я, припоминая рассказ Интона. — Станции создают на планетах, изменивших путь развития, и поэтому сюда так легко попасть — границы слабые. А скоро придут протестующие и все тут уничтожат. Правда, весело? Хотя, Иня говорил, что есть система безопасности, и если очень повезет, то все спасутся.       — Угу, а вы в курсе, кто заселяет эти Станции? — в свою очередь поведала Кэт новости. — Выбраковки этих Создателей. А знаете, в чем состоит брак? В эмоциях! Они могут чувствовать, поэтому они — второй сорт.       Я видела, что Кэт тоже косит глазом на Катю, которая промолчала — видимо, ей не удалось разузнать что-нибудь интересное. Но хватать Кота пока было некогда, слишком обширное отвлекающее обстоятельство для Кэт находилось рядом. Как-нибудь потом разберемся с этой проблемой, значит.       — То есть, Иня может заплакать, когда я громко подумаю, что его ботинки на толстой подошве для придания роста выглядят идиотски? — даже засовестилась я.       — Не знаю, я постоянно так думаю. Но он пока ни разу в открытую не ревел, — отозвалась Кэт.       — Лек, вы там все в сборе, что ли? — громко спросил голос Джиннеи. — Мы сейчас к вам проводника переправим, и живо домой.       Похоже, переговорник обладал регенерацией.       В комнате материализовался миловидный серый зверек с кругленькими ушками. Зверек был похож на нашего старого знакомого, но неуловимо красивее на морду. Он был одет в мое пальто, накинутое на плечи и перехваченное под горлом завязками, на манер средневкового плаща.       Зверек посмотрел на меня, я на него, и он исчез.       — Я ничего не понимаю… — растерялась в переговорнике Джиннея.       Послышалась какая-то возня, треск, а затем все стихло.       — Нет, это я ничего не понимаю! — возмутилась я, испепеляя взглядом Лека.       — Я понятия не имею… — оправдывался тот, стуча пальцами по карману, в надежде восстановить связь.       — Просто не буду ничего спрашивать, — устало вздохнула Кэт, вжимаясь щекой в черный свитер.       — Почему твои родители телепортируют сюда так запросто этого ворюгу? — допытывалась я до Лека.       — Это не он, — вместо Лека отозвалась Кэт. — Это она. Жена того серого. Я пока по Станции бегала, оказалась у них в комнате, только не спрашивайте, как. Я там упала прямо… кхм…в общем, в комнате был ее муж, а она решила зарубить меня топором. Не знаю, почему, они там со странностями. Еле ноги унесла.       — И она в пальто разгуливала?       — Ага.       — Лек, а Главный в курсе, с кем твоя мама дружит?       — Это в наших интересах, а с Главного не убудет. Думаешь, у него в шкафу только одно пальто? — ответила Джиннея из ожившего приборчика.       — Потом обсудим, мам. Вы нас забирать собираетесь? — здраво поинтерсовался у кармана Лек.       Переговорник молчал. Наверное, Джиннея выясняла отношения с миловидными криминальными элементами.       Хотелось верить, что они там быстро все наладят.       В другой раз я бы поострее реагировала на сложившуюся ситуцию. Наверное, ладони Лека успокоили. Вон, и Кэт пригрелась в руках у длинного, стоит, помалкивает, все ей нипочем. А мы находимся на грани уничтожения, совершенно ничего не делаем и отправляем мысли об опасности на окраины сознания. Не знаю, может, это так защита психики срабатывает…       — Ох, доставили вы проблем. Система и так сбоит, — укоризненно выдал Интон, опять без предупреждения появляясь из воздуха. — Грустно, что Противостояние нельзя отогнать заложниками.       Лек выпрямился и с любопытством уставился сверху вниз на белоглазого. Тот почувствовал себя явно не в своей тарелке, а я из вредности принялась думать о его ботинках. Таким образом, Интон шустренько ретировался от нас к противоположенной стене. Катю он, кажется, так и не замечал.       У стены стояли Кэт с кавалером, долговязый только скользнул по Ине равнодушным взглядом и ушел в несознанку, стратегический центр которой находился в русой макушке у его груди.       — Вашим организмам требуется отдых, — сообщили нам. — Противостояние близится. Никто из вас в данный момент не принесет пользы, поэтому все будут распределены по отсекам. Вам двухместные?..       — Только попробуй, — не сговариваясь, предупредили мы с Кэт.       — Это вполне может оказаться вашей последней ночью, — предупредил в свою очередь белоглазый.       Я погрозила пальцем, Кэт показала кулак.       — Все-таки странные вы. То имена коверкаете, то от желаемого отказываетесь… — завороженно глядя на мой палец, посетовал Интон. — Управление — голосом. Можно требовать все, что нужно для комфортного пребывания.       В следующую секунду я обнаружила себя в просторной комнате, где из мебели была только кровать. Приоткрытая дверка в дальней стене вела в ванную. Я посмотрела на мягонькие одеяло с подушкой и поняла, как же чертовски устала.       Снилось, что через точку перехода перенесло Биг-Бен без остального дворца, и я смотрю из окна, как на него зачем-то взбирается Лек по приставленной лесенке. Внизу ее держали Главный и кто-то серый с полукруглыми милыми ушками. Главный требовал открутить для него минутную стрелку с циферблата, так как сейчас модно таскать их под мышкой. Периодически небо озарялось неестественным белым светом и становилось тревожно. Затем меня позвал Интон диктовать рецепт «Мимозы». Записывал долго, старательно и коряво. Тяжко вздыхал, что с письменной системой знаков на Земле заморочились абсолютно излишне. Потом мы решили отправиться на розыски моего пальто по коридорам Станции. Интон бежал рядом вприпрыжку и кричал, что мы как Шерлок и Ватсон, но лично он — зонтик Майкрофта. Пальто не обнаружили, зато нашли Катю, которая стучала в стену. «Стучи лбом и азбукой Морзе, так всегда открывают», — выдала я ей главный секрет царства Морфея. «И ломом еще попробуй», — посоветовал голос Кэт. «Где я вам на инопланетной Станции лом найду? — отчего-то оскорбился Интон. — Пусть берет кувалду и лук-порей». Катя повернулась, глаза вспыхнули белым, и больше из снов я ничего не запомнила. Кэт.       — А как ты меня нашел?       — У Сфинкса увидел.       — А как ты туда попал?       — Через портал.       — А как ты сюда попал?       — Портал открылся.       — А как ты относишься к тяжелым тупым предметам, летящим в голову?       — У тебя нет такого предмета, — опроверг Андрей, но как-то с сомнением.       — Правильно, нет. Но скоро проснется Катя, и обещаю — я найду способ провернуть эту операцию.       — Пожалей Кота, — попробовала разрулить ситуацию мирно Лина. — Она все же не настолько соответствует параметрам.       — А меня здесь кто-нибудь пожалеет?! — драматично выкрикнула я, прикрывая глаза ладонью.       Но терять время было смерти подобно — в прямом смысле.       Мы сидели в комнате, которую сообща нарекли гостинной.       Проснувшись, я неспеша приняла душ, а затем обнаружила на кровати одежду вместе с кроссовками. Все чистое и отглаженное — спасибо, без стрелок на джинсах.       Почти одновременно со мной в коридор вышел Андрей, а Линка из комнаты вывалилась в компании своего теперь бритого и причесанного упыря. Лина спокойным голосом выясняла, как Лек туда попал и сколько времени просидел, пока она не проснулась. Вампир отпирался, обвиняя Лину, якобы это она его во сне призвала к ней явиться.       К слову сказать, двери в комнатах появились только наутро, гостеприимно намекая, что пока не поспим, фиг куда выйдем. Ну, или пока положенное время не кончится. Хотя лично я — только до подушки. Из компании, думаю, лишь один этот бесноватый сидел, полночи придумывая, как к Линке пролезть. И ведь пролез же.       В противоположенной стене подсветилась по контуру дверь, за которой обнаружились стол с завтраком на четверых и удобные кресла. Традиционно, ничего из мебели внутри больше не было, окна также отсутствовали.       Мы решили, что любящая поспать Катя, отдохнув, сама нас найдет, и дружно расселись по местам. Любезный хозяин явить свою личину не желал, и хорошо.       Я тут же принялась расспрашивать Андрея, но он тщательно выполнял пункты плана: «1. Найти Кэт. 2. Выбесить Кэт до трясучки».       — Андрей, ну расскажи! Вы научились между мирами прыгать? Так быстро? Сколько там меня не было…       — Пятьдесят восемь дней.       — Ну, пятьдесят восемь, и что… Что?!       Я повернулась к Лине, та зажевала кусок омлета и невозмутимо сообщила:       — У Лека со дня телепортации семьдесят два прошло.       А я разрывалась между желанием тоже укусить омлет и проорать, что все в этом помещении сговорились. Любовь к еде победила, но это всё временно.       — Портал открыли Витька и Даша, — внезапно расщедрился Андрей.       — Опять. Влюбленные теперь порталы могут открывать, — вспомнилась сцена перед моим исчезновением.       — Влюбленные — чего только не могут. Я знаю, что точка в пространстве зависела от них обоих. После твоего исчезновения они ушли в стазис, ЧС-ники забрали их к себе на базу. Поначалу ставили эксперименты, пробовали разные варианты пробуждения, но безуспешно.       Арка входа мигнула белым и вошла Катя. Все буркнули приветствие, но, признаться, нам было сейчас не до подруги. Я испепеляла взглядом Андрея. Андрей явно ставил блокирующие экраны. Вампир бубнил что-то на ухо Лине. Лина ела помидорку.       Катя постояла перед столом, подумала, дождалась, пока возникнет стул и наконец уселась. Я мельком про себя отметила, что молчаливая Катька чуток сама не своя, но списала все на расстройство, что нас сегодня распылят на атомы. Ну, или в комнате полотенца свернули лебедем, а ей, может, хотелось крокодилом. Хотя, какие полотенца, что я несу…       Андрей воспользовался паузой и сварганил бутерброд, который мне немедленно захотелось съесть.       — А дальше?       — А дальше все как с цепи сорвались. В краю после твоего перехода начались стихийные бедствия и чрезвычайные ситуации. Очевидно, природа не любит таких шуток. У сотрудников Конторы стали открываться новые способности или усиливаться прежние. Научились определять, кем именно будет очередной потенциальный, и кого лучше придержать в консерве…       Андрей проследил за моим взглядом, вздохнул, отдал бутерброд и стал делать новый.       — Поначалу думали, что ты перешла обратно к себе в мир. Так и стали говорить: «Со дня обратного перехода Кэт».       — Будто отсчет новой эры, — хмыкнула я.       А все равно приятно.       — Потом сократили до «Кэт опа». Ну, «о. п.» в смысле…       — Вернусь, я вам такой оп устрою… Или такую.       — …и узнали, что ты перешла не к себе.       — А узнали как?       — Ты мне снилась.       — На основании чего? Снов? Ты смеешься? Да, ты смеешься. Нет, ты не смеешься. Ты ржешь!       После фразы о сне я краем глаза заметила, как Катя резко повернула голову в нашу сторону. Понятно, что всем интересно послушать про ту вселенную и какие-то рабочие фишки, но объяснять сейчас в подробностях не тот случай.       — Это говорит человек, год работавший в Конторе и знающий, на основе чего могут прорабатывать версии. В общем, Пазыкаев вывел теорию, что пионеры могут быть связаны друг с другом, и мы уговорили ЧС-ников пустить меня за стекло. Так и перешел.       — А в целом как у вас там дела?       — Руслана из вспомогателей перевели в основные. Справляется вполне толково. Они с Дэнчиком рвались тебя вместе со мной спасать, но уговорить ЧС-ников пустить за стекло в лаборатории троих априори фиаско.       — С чего вы взяли, что меня надо спасать? — надменно и лживо хмыкнула я.       — Ты же там, где нас нет. Конечно, нужно, — очевидно, процитировал Андрей парочку.       — А у ЧС-ников на базе — как оно там? — поинтересовалась я, наблюдая, как Лина подталкивает к вялому сегодня троглодиту всея планет Кате тарелки со снедью, а та отнекивается.       — Ничего особенного, здание на окраине города, но для их подраздела. Никакой аренды посторонними, только кабинеты и лаборатории с закрытым доступом.       — Ого! Но ты куда-нибудь зашел без спроса?       — Если только на кухню.       — Тоже мне, удивил.       — Зато там в холодильниках еда для всех, Дэнчик себе каждый раз такой шведский стол устраивал… Под конец обнаглел, залез попробовать, что на обед у Руби в контейнере. Она свое всегда приносила.       — Дай угадаю — поклялся, что один раз укусит, она ничего не заметит?       — Угадала. А потом к нему Пазыкаев подошел, и ему тоже стало интересно.       — Один раз укусить?       — Угу. И вот они стоят и жрут. Жрут, жрут… — Андрей укусил бутерброд, прожевал и замолчал, глядя в одну точку перед собой.       — И?       — Жрут…       — Ты для достоверности решил повторять это слово все время, что они пожирали обед Руби? Сам-то небось тоже участвовал.       — Нет, я кофе пил. В общем, они опомнились, когда там почти ничего не осталось. А из коридора услышали ее голос, они с Алькой и Тэлли как раз на кухню шли. Дэнчик контейнер на стол бросил, успел выскочить в коридор и убежать, — он снова замолчал, переживая минувшие события и вытягивая кусочек салатного листика из-под колбасы.       — Андрей, ты достал! А потом?       — Ты знаешь, что у Руби есть способности, и одна — левитировать предметы? Почему-то очень хорошо получается швырять именно стулья. И именно через всю кухню. В людей, которые клянутся, что не трогали ее тефтели с картошкой, а просто слышали, как их хвалит начальник.       — А Пазыкаев что?       — Пазыкаев в окно выбросился.       — Что?!       — Первый этаж, — с досадой пояснил Андрей.       Он явно сожалел, что Пазыкаев выжил и смог спастись.       Тут я не выдержала и начала хохотать, красочно представив, как мой невозмутимый начальник сиганул в окно и удрал, бросив на произвол судьбы пустой контейнер и подставленного сотрудника.       Я досмеялась до икоты, пришлось заказать у стола-самобранки стакан воды.       — Так, и почему ты за мной пришел не в белом платьице, а в своей одежде? — не давал покоя один особенно важный момент.       — Понятия не имею, — вздохнул Андрей и, предваряя следующий вопрос, объяснил. — Когда я сюда попал, ходил по коридорам. Где-то лампы загорались, где-то сплошная темнота была, иногда комнаты попадались какие-то. Встречал, кажется, вот этих твоих подруг, но они почему-то ответили, что тебя не знают…       — Выражаться надо яснее, — моментально отозвалась Лина.       — …а потом в стене появилась дверь, — ничуть не смутился Андрей. — А за ней сидел за столом этот ваш мелкий. Спросил: «За Кэт пойдешь?». Я говорю: «Пойду». Он на меня посветил какой-то штукой, и в следующий момент я у себя на родине, а у Сфинкса ты сидишь.       — А назад мы как попали? Интон говорил что-то про условие обратного перехода.       — Ну, он мне сказал обнять тебя, как увижу, и…       — Я не говорил, — свистящим шепотом поведали мне над ухом, я вскрикнула и двинула локтем на автомате.       Теперь вскрикнул в свою очередь Интон, а Лина одобрительно показала большой палец.       Андрей смерил его тяжелым взглядом, а белоглазый потер живот, прикрытый кителем, и ухмыльнулся.       — Неужели, ты думал, что просто так, от радости, она бы не обняла тебя? Как там у вас говорят? «Ну ты дерево…». Отлично я поднабрался от вас сленга, знаете ли! — к сожалению, кроссовком до пятой точки болтуна я уже не дотянулась.       Он тут же перебежал на сторону Лины с Леком, чтобы донимать теперь болтовней их, а я посмотрела на прикидывающегося перфоратором Андрея, который сверлил взглядом столешницу.       Такую же что ли хочет? Так можно спросить, где покупали, что по расценкам, есть ли доставка. А то мало ли, вдруг у них грузчики только до ворот Станции, а за каждый этаж доплата — эти вопросы надо сразу же обговаривать. Но какие разговоры могут быть с человеком, из которого клещами вытягиваешь рассказ о переходе в другие миры и поиски меня там. С человеком, который фонтанирует гениальнейшими идеями прямо по ходу повествования. Который умеет видеть людей и понимает, что белоглазому верить нельзя, но как раз ему-то сейчас я больше всего доверяю. С человеком, который придумал, как обыграть наше объятье, но так и не ответил на мой вопрос про условие обратного перехода, и верно я однажды сказала: «Я думаю, ты не думаешь», а белоглазый заметил, что…       Задохнувшись от возмущения, я вылила брюнету под ноги остатки стакана с водой.       Неприступные глаза дали сбой и пораженно вскинулись на меня.       — М?       — Ты дерево. Тебя надо полить.       — А.       Точно дерево. И обнимал вчера все время, пока по комнатам не разогнали, закрепляя условие обратного перехода, ага. Бесит!       — Какие вы милые, — подал голос с противоположенной стороны мерзкий камикадзе, успевая между порчей жизни вампирьему семейству, палить еще за нами.       — Исчезни, — буркнула я.       — Скоро мы все исчезнем! — радостно оповестили на всю комнату.       Я так и не поняла, ему этого хочется, или есть какой-то план, а жалостливые рассказы про судьбинушку выбраковок только прикрытие.       — Станция блокирована окончательно. Остался только внутренний функицонал. Телепортировать из нее или попасть внутрь больше нельзя. Выйти за пределы может лишь отряд системы безопасности.       В появившийся дверной проем заглянул русоволосый парень со снайперкой за плечом.       — Что, всё? Не успел я?       — Не успел, — подтвердил Интон.       — Слабо надеюсь на эту вашу безопасность, но уж пусть как-нибудь постараются. У меня игры на весь сезон расписаны.       Я невольно восхитилась подобным спокойствием.       — Он существо иного порядка, — не постеснялся объяснить Интон. — Исчезновение из реальности рассматривается иначе, и все, что после.       — А что-то есть после?       — Выступление близится, — громко объявил белоглазый, игнорируя мой вопрос. — Хотите посмотреть?       Русоволосый в этот момент увидел Катю, поморщился и ретировался со словами, что поглядит где-то «у себя в бунгало, то есть отсеке».       У нас Интону никто не ответил, но огласившему приговор ответ и не требовался.       Одна из стен исчезла.       — Стала прозрачной, — уточнил любитель уточнять.       Я непроизвольно вздрогнула, уставившись с высоты на мертвую пустоту необъятной площади.       Бывшего космодрома, так ведь?..       Сколько времени прошло с последних стартов? Наверное, рядом с вулканом опасно было строить такой объект. Но кто знает, может, он потом появился, времени было достаточно. Когда случилась та неведомая катастрофа, устроившая гибель всего живого и прежний путь развития планеты? Впрочем, уже неважно.       — Там… — произнесла Лина, и стало понятно, что площадь больше не пуста.       Не сговариваясь, мы поднялись с мест и подошли к самому краю.       Стена исчезла так капитально, что можно было убедиться в преграде, только коснувшись пальцами. Приятно осознавать, что не выпадем, но открывшийся простор и высота добавляли жути.       Но спорю на что угодно — тем, кто стоял внизу, сейчас было хуже.       Шеренга из двадцати четырех силуэтов в черных плащах с капюшонами замерла в ожидании, сжимая в руках посохи.       Так шаблонно, как в кино или книге.       Пооригинальнее не могли, ребят?       Скоро нас не станет.       Скоро нас не станет?       Чушь какая.       Мы немного сейчас посмотрим этот ненастоящий мультик, поглядим, как они там внизу будут с кем-то махаться своими палками. Наши конечно же победят, а потом все пойдут домой.       А как?       А кто его знает.       На горизонте блеснула молния.       Цепочка внизу на площади не двигалась.       Замершие у окна в комнате тоже.       Интон заложил руки за спину. Прядь волос упрямо выбилась на лоб, но он не поправил.       Катя притулилась в уголке с краю.       Лина и Лек стояли плечом к плечу, переплетясь пальцами. Думали, я не замечу.       Андрей положил ладони мне на плечи. Думает, я не замечу?       Нет, как обычно же — не думает.       Раньше надо было не думать. Раньше.       Еще там, в парке с потенциальной, хватать меня в тех кустах и орать, что мы скоро попадем в еще один другой мир, там все непонятно, там страшно, там нельзя нормально помыться, если ты не вампир с поместьем. Нас будут похищать, телепортировать, забрасывать куда-то в неведомые дали планеты без возможности выбраться, а потом туда придут еще с одной другой планеты, и мы все умрем. И поцелова… Так, стоп.       Он знать не знал, что мы сюда попадем, и что вообще будет, и нечего тут руки распускать с поцелуями. Совсем обалдел? Сейчас еще раз полью, дуболом!       Нет, серьезно, стоп.       Все будет хорошо. Ведь есть шанс, что сработает эта их система безопасности.       Мы просто в окно посмотрим, и все будет хорошо.       А как?       А кто его знает… Катя.       Выступление началось.       Выбраковки стоят шеренгой, стоят на своих местах. Там, где должны быть — на последнем рубеже перед гибелью.       Она думает — у них не получится. Она знает.       Теперь и я это знаю.       Что будет после?       Не знает никто.       Белая держалась рядом с пришельцами, в надежде, что их отправят обратно в свои миры. Не отстать от них — единственный шанс. Интон по-прежнему не видел, а остальным было не до Нее. Скорая гибель не доходила до их осознания, хоть и перемежалась тревогой с желанием быть ближе с теми, кто стал дорог. Тем лучше — меньше внимания на иное поведение тела рядом.       Проклятое слабое никчемное тело.       Ей удавалось поддерживать экран от Интона, но на это расходовались все силы. Тело не могло проникнуть в нужные залы, одной лишь сущности Белой не хватало, да еще Станция усилила защиту. Без подозрений войти, куда нужно, теперь было невозможно.       На период отдыха Белая сама создала себе комнату, разобравшись с физическими потребностями бесполезной оболочки, и уснула.       Меня пронзает холодный ветер. Плащ не спасает, но скоро он не понадобится.       На горизонте коротко вспыхивает белая молния.       Противостояние приближается.       Она злилась. Она не знала, что такое удача, но Ей повезло так, как никогда не везло никому из числа выбраковок. И ведь почти получилось уйти. А теперь Она стояла не в первой шеренге, но в Станции позади, и оставалась только надежда, что в момент уничтожения пришельцев распределят по родным мирам.       Ветер бьет в лицо уже без остановки. Ветер режет. Уничтожает.       Нам страшно.       Страшно всем. Всей шеренге. Ведь мы умеем чувствовать, поэтому мы здесь.       Уже пара часов, как я научилась разграничивать наши сознания.       Видения проносятся перед глазами, обрывки жизней. Ее чаще, потому что сроки несоизмеримы.       Спина Белой до сих пор болела от удара. Это ничто по сравнению с огнем тех армий, которые Она уничтожала когда-то. Но сейчас боль еще один отвлекающий фактор, и Она злится.       Ее жгли, Она выжигала. Я не разожгу и спички. Она не знает, что такое спички.       Спички это мы. Брошенные сюда.       Выбраковки должны сослужить свою последнюю службу. На этот раз в самом деле последнюю.       Противостояние грядет.       Шеренга едва заметно начинает отстукивать посохами ритм. Это нужно для ввода в состояние, которого можно достичь, лишь слушая музыку. В нем приходят к наивысшему пику силы. Тогда будет шанс отразить импульс. Слово программа, пение магия. Все, что связано с музыкой, магия высшего порядка.       Остальные выбраковки, какие они? Какие у них двойники?       Никто никогда не думал о них. Не интересовался, не спрашивал.       Я бью посохом тоже, ведь я теперь знаю, как надо.       Еще знаю, насколько я бесполезная и никчемная. Что там, что здесь. Тело не служит Белой достойно. Душа подводит всех своим страхом.       Ветер бьет в лицо.       Но они, они рядом — тоже боятся!       Ветер бьет в лицо.       Ускоряется ритм.       Ветер бьет.       Станция окончательно закрыла щитами генератор в ее центре. Все протоколы безопасности исполнены.       Зачем я здесь? Зачем все это делаю? Почему не закричу, не собью ритм, а продолжаю?       Вновь полыхает белым, ближе.       Корабль Противостояния идет через пространство.       Он не прилетит из космоса, но появится здесь, на посадочном поле. Пока корабль не материализуется окончательно, удар не последует. Еще есть немного времени.       Для чего?       Может быть, ощутить жизнь под мертвыми плитами. Почувствовать мощь спящего вулкана. Увидеть, как скоро проносятся темные тучи по черному небу. Узнать, как плещут волны холодного мрачного моря. Как где-то дальше они становятся теплыми и ласковыми, омывают земли этой планеты с их жителями. Они живут, радуются и смотрят в синюю высь над головами.       И я почти согрелась, но ледяной ветер вновь ударяет в лицо.       Ветер злится, он протестует. Теперь он не полноправный хозяин, огромная часть его владений занята.       Черный корабль стоит на поле. За его непроницаемым черным стеклом на нас смотрят те, кто объявил своей миссией уничтожение вмешательств в иные миры.       За окном центрального зала Станции стоят те, кого мы должны защитить.       Я знаю, они видят все, что здесь происходит.       Центральный маг начинает распевку.       Нужно защитить, во что бы то ни стало.       Противостояние прибыло.       Нас скоро не станет.       Начинается дождь.       Я продолжаю держать ритм и знаю, что устройство на корабле Противостояния готовит импульс.       Вот он, абсолютный конец.       Капли колотят по щекам.       Это ведь не слезы? Ведь Белая не умеет плакать.       Но Она хранит яростную надежду о возвращении пришельцев по домам. Дом — какое хорошее слово.       Я хочу домой.       Почему я сейчас здесь?       Почему те неведомые и невидимые в корабле из иной Вселенной видят меня в шеренге защитников? Я не умею защищать. Я не умею драться. Я не маг и не воин. А ведь я никогда не узнаю, какие они — эти пришельцы. Как выглядят, какого цвета у них глаза, и есть ли они вообще в привычном понимании.       Почему, за что вот так со мной?       Захлестывает ужас, какого я никогда не испытывала раньше.       До импульса остается совсем немного.       Там, в корабле знают, что мы ответим встречным в тот же момент.       Я вижу Противостояние своими глазами и глазами Белой из Станции.       Она видит все и даже больше — заглядывает в лица магов нашей шеренги. Они разные, но одинаково безучастные, с пустыми глазами, умело скрывают эмоции. И лишь у одной с краю дрожат губы. Это мы с Ней.       На Станции кто-то берет Ее за руку — я ощущаю тепло. Они все там сейчас держатся за ладони, ведь остается лишь это.       Главный делает так, что расстояние сокращается, убирается высота. Они теперь словно бы рядом с нами, стоят позади, в паре десятков метров. Но у них преимущество — они держат друг друга за руки.       И смотрят.       Видят поле бывшего космодрома.       Мокрые от дождя плиты.       Видят огромный корабль полусферической формы с неизвестными воинами за глянцевым темным стеклом.       Видят фигуры в черных плащах, что готовятся к бою под последнюю песню.       И видят, как высокая фигура справа сбилась, разорвала цепочку ритма. Сдернула капюшон, как будто в ледяном шквале ей стало невыносимо душно, бросила посох, развернулась и побежала.