Глобальное потепление

Мирон разъебывает Дизастера по всем фронтам. Слава стоит в дальнем углу, чтобы не засветиться на камеру, но так внимательно слушает, что даже отсюда понятно — Мирон вчистую разъебывает чертову гориллу. Вот этот вот жидок, «метр семьдесят восемь — норм рост!», на страшной смеси английского, немецкого, русского и арабского (Слава вообще-то не в курсе, как звучит арабский, но он не совсем идиот, въезжает, что тут к чему) обкладывает рифмами и панчами верзилу вдвое шире себя и делает это абсолютно уверенно. Вот вообще нисколько не увиливает, не забывает текст, не отводит взгляд, не боится. Когда баттл заканчивается, и Мирон уезжает куда-то вместе с Рестором, Дизастером и толпой каких-то неизвестных Славе ребят, Карелин выходит из своего темного угла, подхватывает бутылку воды, из которой пил Окси, и едет в отель. Слава не хочет думать о том, почему в жарком и солнечном Лос Анджелесе ему комфортнее сидеть в дыре, которая условно называется отелем, а не гулять по набережным, тусить в местных барах или снимать девочек (последнее сложно оправдать даже наличием у него Саши). Кстати о Саше. Саша красивая. Саша очень красивая, талантливая и милая девочка. Саша говорит о том, в чем разбирается, и молчит о том, в чем разбираться не хочет. Саша справляется с любым делом, за которое берется. Саша любит животных и волонтерит по выходным в приюте для собак. Саша с детства мечтает о крепкой семье, потому что с родителями ей не повезло. Саша — самый добрый лучик света в Славиной жизни, и Слава отчаянно боится все просрать. Но Слава не боится изменять Саше или залипать на ресницы жидовского мальчика. Потому что любовь — это когда ты вместе с ней решаешь, чья очередь убирать кошачий лоток, а ресницы — да что тем ресницам будет? Ресницы хлопнут один раз, и захлопнется Слава со своими влажными мечтами. Ресницы хлопнут дважды, и взлетит весь Славин ебаный мирок к херам. Слава не хочет думать про Сашу, но все равно думает. Потому что про Мирона думать невыносимо. Ну в самом деле, Слава же не слепой, Слава видел Окси сегодня. Он был в полном порядке, как покатился шаром для боулинга, так и вышиб полный страйк своей блестящей лысиной. Дизастер (он же Башир, он же тупая горилла) на Мирона смотрел, чуть яйца не поджав, чуть ли не захлебываясь слюной там, от того, что дышит одним воздухом с Императором. От жалящих слов, от выпадов и нападок, от неприкрытой ненависти в речи и добрых, по-настоящему добрых глаз. Мирон же мухи не обидит, пока та не насрет ему в рот. Он же и адекватный-то такой, потому что крыша едет. А когда крыша едет, Слава слышал, надо в три раза больше себя контролировать (как там Янович вывозит вообще?). Мирон — душа нараспашку, но за золотой цепью. То есть, вот подойду к тебе сам, или ты как себя проявишь, — и все его императорское внимание тебе принадлежит. А вот пробиться к нему просто так, поглазеть там или расписаться на интересных частях тела — нихуяшеньки, ребятки, только в туре. Слава садится на узкую кровать с огромным жестким матрасом (какой пидор это орудие пыток придумал вообще?), ладошками лицо закрывает и как в детстве — «в домике». За темнотой изнанки века окружающая жизнь не становится проще ни на йоту, что в общем и не удивительно: Славику двадцать шесть годиков, и ему некого искать по ту сторону ладоней, не от кого защищаться. Слава думал, что проебет Окси, но он победил. Слава думал, что хайп вокруг него спадет в минуту, но народ как шумел, так и шумит. Слава боялся расстроить батю, но батя всегда им гордился и уже едва ли что-то сможет сказать, светлая ему память. Слава, блять, всю жизнь думал и боялся. Слава думал и боялся всю жизнь, а в итоге сидит в одиночестве в пустой комнате и понимает, что дальше — некуда. Славе не нужен баттл-рэп, Славе не нужен хайп, Славе не надо разъебывать. Славе бы пивка, но где тут найдешь банку темного «козел»? Еще Славе бы врача хорошего. Ну, из тех, что не в халатах, а в удобных креслах и с ручкой наперевес. Пишут о тебе, пока ты им рассказываешь, выдаешь им весь шлак из своей головы, все на серьезных щщах, все по трезвому, но они после часа молчания только говорят, что твое время закончилось. И назначают следующий сеанс. Слава смотрит на свой рюкзак с неоторванной биркой авиакомпании. В нем две футболки, сменная пара носков и документы. Слава не берет лишнего, чтобы не проебать, а бабло все равно всегда на карте. По-хорошему, нужно сходить в душ, сменить футболку и поехать в аэропорт. По-хорошему, надо приехать домой, погладить кота и поцеловать Сашу. По-хорошему, надо вдохнуть, выдохнуть и перестать играть в нелюбимого, чтобы начать играть любящего. По-хорошему, надо взлететь на последнем взмахе ресниц жидовского мальчика Мирона Яновича, долететь до Питера и забыть нахуй всю эту историю. Выпустить альбом. Задиссить какого-нибудь еблана. Сняться в очередном ролике Джарахова или отпиздить его вообще, потому что заебал. Жениться по пьяни. Завести еще одного кота. Посраться с Замаем и снова помириться. Разъебать Версус. Сняться для телика. По-хорошему, единственное, что сейчас точно не нужно делать, так это набирать номер Окси. Но Слава делает именно это. «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. Попробуйте перезвонить позже или оставьте сообщение после сигнала.» «Абонент недоступен или находится вне зоны...» «Абонент не...» Слава кладет телефон на прикроватную тумбу из обшарпанной ДСП, выключает единственную лампу со стремным бабушкиным абажуром и вытягивается на кровати в полный рост. За закрытыми глазами в темноте незамутненного алкоголем сознания Мирон вновь и вновь обхватывает пятерней Славину голову, притягивая к кривому своему жидовскому носу. И Слава представляет, как засасывает Окси под вопли охуевшей толпы. Глобальное потепление начинается с повышения уровня температуры воды. Глобальное потепление между ними Слава слышит в сумасшедшем бите своей закипающей крови. Но сходство как раз в том, что планете, как и Мирону, на всю эту климатическую историю абсолютно похуй.