***
Слава понимает, что уехать было хуевой идеей, когда ему на ломанном английском с примесью эсперанто сообщают, что ближайший рейс до Москвы только через восемь часов. Восемь чертовых часов, и он настолько съехал с катушек, что покупает билет в кассе аэропорта, отстояв километровую очередь, а не на сайте авиакомпании. И ему даже не жалко неизрасходованные мили. Вообще-то Слава не такой уж и экономный, но и сорить деньгами не любит. Слава понимает, что проебался, когда включает телефон и видит семь голосовых от Жени и два пропущенных вызова с местного номера. Стоит ли перезванивать, если последний раз тебе звонили четыре часа назад, и после этого, вероятнее всего, забили? Стоить ли перезванивать, если тебя вообще не особенно ебет, что там о тебе подумают вот эти самые люди? Ну и вообще, что в этой истории Славе нужно сделать такого, чтобы не проебать себя окончательно? Десять минут спустя он находит, пожалуй, лучшее решение проблемы: пишет тупое и совершенно неинформативное сообщение в твиттере. И удаляет его через восемь секунд. Мучительно долгих секунд, за которые успевает вспомнить как минимум шесть матерных синонимов к слову «бестолочь». И наконец-то делает то, что должен был с самого начала — скидывает Муродшоевой геопозицию и сообщение «Как я здесь оказался?». По крайней мере, это не тупо и вполне походит на правду. Еще бы пивка для правдоподобности достать.***
— Мисс, вы уверены, что это ваш брат? — Да, офицер. — А вы точно сможете его транспортировать? — Конечно, сейчас разбужу его, и все будет отлично. Спасибо вам, что помогли так быстро его найти. Еще немного, и наша мама бы точно не пережила бы удара, у нее такое слабое сердце. Слава стонет про себя и старательно не открывает глаза. Это официально самая тухлая его идея. И самая тухлая вечеринка, если уж на то пошло. Грустные танцульки без капли постиронии. Скука! — Давай, Сонечка, просыпайся уже, — Женя ощутимо пихает его в плечо, и Слава неловко съезжает по пластиковому сидению. От нежелания столкнуться с немилосердно-твердым плиточным полом Карелин даже просыпается мигом, глупо размахивает руками в попытке ухватиться, и все-таки чуть не падает, когда его словно кота хватают за шиворот рубашки. По правде, не свалиться ему помогает упирающаяся в грудь рука и вовремя подставленная под ноги живая опора, но Слава любит считать себя котиком, а не долбоебом. — Ребят, вам бы в перезапуске людей в черном играть, — Слава смотрит снизу вверх на стоящих в воинственной позе Женю с Мироном и старается не пошутить слишком тупо. Мирон убирает руку от его груди и протягивает ладонь, чтобы помочь подняться. Слава отбивает ему пять и, кряхтя, поднимается сам. Янович даже губ не поджимает обиженно, все так же молча стоит. — Карелин, это отличная идея — свалить домой, но ты не мог дотерпеть еще день? — Муродшоева сверкает глазами и кажется возмутительно милой. Янович рядом с ней все равно что скала. И не чтобы мы не ходили этими горками, — думает Слава. — Не мог. У меня кошка дома. Одна. — Ты не попросил никого кормить кошку? — глаза Жени делаются такими пугающими, что Слава спешит ответить: — Нет, конечно! Ее кормят! Но все остальное время она совсем одна. — А как же твоя девушка? — Мирон ухмыляется без стеснения. Слава у него такое выражение лица только на постерах видел. И на кадрах из фильма по Пелевину. Страшное дело, если честно. — А у нас все сложно. — Настолько сложно, что она не хочет кормить кошку? Вот это ты обосрался, Карелин. Слава пожимает плечами. Не говорить же, что она так-то дома ждет, вот только Славе это сейчас по барабану? — Ладно, раз обсудили дела сердечные, можно и за прагматику потолковать, — Женя неумолима как Чингисхан. — Билеты ты, как я вижу, еще не просрал. Вещи все при тебе? — Вроде. — Этим рейсом полетишь? Из Москвы доберешься сам, или организовать? — Мирон Яныч, она у вас всегда такая? — Слава честно пытается шутить, но он все еще сонный и сидит битых пятнадцать минут без необходимой дозы кофеина, а эти двое как примерные сотрудники FeedEx торчат над ним и будто прикидывают, каким образом лучше отправить хрупкую посылку. — Только когда добрая, — с прежним оскалом кивает Мирон. Женя ведь действительно лучшая. И она все сделает как надо. — Тогда ты мне нравишься, Жень, — впервые Слава по-человечески ей улыбается и козыряет, вытянувшись на сидении. — Так что насчет самолета? — Да все в шляпе, я сам разберусь. Женя кивает и отходит метра на три, оставляя их наедине. Зал ожидания практически пуст в это время. Мирон складывает руки на груди и пристально смотрит на Славу. — Слушай, я понимаю, что тебе будет сложно не растрепать о том, где ты был, но все же постарайся не распространяться о том, с кем ты был. — И это все напутствие, которое великий Учитель даст нерадивому Ученику на прощание? — А тут не Тибет, Слав, и я не собираюсь тебя учить. Ты мне вот лучше скажи, выводы какие-то сделал по ходу пьесы? Или как обычно: потусил и отпустил тебя экзистенциальный кризис? — А ты все двадцать семь голосовых моих прослушал? Мирон с секунду хмурится и качает головой. — Вообще ни одного. А так важно было? Слава сдерживает усмешку и даже прикидывает, как бы так незаметно хакнуть телефон Яныча, чтобы не успел прослушать. Минутная же слабость была. Но чего уж теперь. — Да нет, чушь полная на самом деле. Женя возвращается к ним, не давая Мирону толком попрощаться. — Там объявили посадку на твой рейс. Всего сорок минут, поэтому поторопись. Слава поднимается, сразу возвращаясь к привычной точке зрения. Хотя ниже они стали только в сравнении с уровнем пола в отдельно взятом здании аэропорта. Мирон и Женя кивают ему на прощание. — Удачного полета. — Мир. Слава салютует привычным: — Антихайп!***
«Мирон Яныч, я вот чего подумал. Спасибо тебе» «Мирошка-картошка, ты же не подумал, что я серьезно? Антихайп!» «Нет, правда спасибо» «Вот биполярка у тебя, а ощущение, что это у меня тут с кукухой непорядок, забавно, да?» «Но я так-то рад, что поехал» «Хоть ты и укатил тусить со своей гориллой» «Ага, я обиделся, а ты думал» «А зачем тебе думать было? Тебе же похуй!» «Ну и правильно, Мирон Яныч. Таким как вы должно быть плевать на таких как я. Иначе мировой баланс рухнет» «Но вообще-то мог позвать с собой. Хотя мне это нахуй не упало, конечно» «Я тут подумал, и нам надо поговорить» «У меня есть девушка вообще-то» «И кот. Охуенный кот у меня есть» «Бля, вообще-то она кошка» «Или нет. Я не помню уже. Все, что там, оно как будто стерлось. Я как будто обдолбался без дури» «Охуенный баттл, кстати. Не то, что раунд про книгу» «Не, я про книгу все равно выкупил. Ты это по красоте сделал, а не только чтобы говно по стенке мазать» «Но раунд все равно хуйня полная» «Как и весь баттл со мной» «Вот нельзя было как гориллу меня разъебать тоже?» «Пидор ты, Яныч, вот что я тебе скажу» «И я тоже пидор. Но этого я тебе не скажу» «Блять, не слушай последнее сообщение» «Что я несу вообще» «Но поговорить надо, да» «Хотя я очкую с тобой про такое говорить. Я себе-то сказать очкую» «Ой, похуй. Короче, ты… Ай, звонит кто-то. Блять. Я тебе позже договорю»***
Женя Муродшоева сидит с телефоном Мирона на злосчастной кухне и слышит все то, что явно ей не предназначалось. Она не может понять, Слава на записи угашенный или просто пьянющий, хотя фоновых признаков не видно ни тех, ни других. Женя из тех друзей, которым можно доверить жизнь, и сейчас у нее ощущение, что она держит в руках одну — Славы Карелина. Славы, который явно не собирался все это говорить. — Ну? — сидящий напротив Мирон с чашкой кофе в руках и живым любопытством кивает на телефон. — Есть там что-то важное, или Слава опять привлекает внимание? — А почему я все это слушаю, не напомнишь? — Женя тоже устала, у Жени еще куча работы, а еще Женя хочет домой и спать-спать-спать длинную-долгую бесконечность. И она совсем не хочет решать, важная ли информация — сопливые признания Славы Карелина в собственной ориентации небесного оттенка и полной потере памяти. — Потому что я сорвусь и удалю сразу. — Ну, тогда я тоже, — Женя тянется к иконке корзины, но Мирон успевает перехватить ее руку. Четырнадцать минут спустя Мирон откладывает телефон подальше и как-то отчаянно не смотрит Жене в глаза. — Если ты отпустишь меня спать, то я могила, — Муродшоева сходу выторговывает себе наиболее выгодные условия. — Прости, Жень. Иди, конечно. Передавай привет Саше. Женя хлопает его по плечу с грустной усмешкой и уходит к себе в номер. У нее полчаса, чтобы успеть поговорить с мужем перед непродолжительным сном.***
Мирон слушает голосовые сообщения от Славы еще на один раз и от греха подальше закрывает вкладку диалога. Ему правда очень хочется в ответ пожать плечами или просто посмеяться, но Мирону лучше других известно, что бывает, когда игнорируешь мысли в своей голове. Благо в мини-баре находится, что выпить. И даже фисташки на закусь. В половине пятого утра (по приблизительным подсчетам Слава как раз должен уже приземлиться в московском Шереметьево) Мирон пишет в диалог: «Фисташки рулят, Слава» «И я прослушал все двадцать семь» «Дважды» Еще с минуту он колеблется, а потом все-таки отправляет печально-серьезное: «Мне жаль, Слава, но ты ошибся адресом» «Возвращайся к своей девушке и к кошке» И когда он уже почти готов удалить все свои сообщения, Мирон пишет: «Все будет путем»***
Когда изрядно потрепанный Слава, проталкиваясь мимо баулов и престарелых кошелок, все-таки выбирается из здания аэропорта, его хватает только на невосклицательное: «Антихайп» И небо над ним, пронзительно-голубое и яркое, улыбается перьевыми облачками, с которых совсем не хочется наебнуться в гнилую лужу человечества. Слава пишет Саше, что задержится еще на пару дней в Москве. А потом пишет всем, кому хотя бы теоретически не должен денег, призывая к безудержному веселью. И его как-то не очень волнует, что тонкие джинсы — не лучшая одежда для прогулок по октябрьской мерзлоте. Саша пишет, что все в порядке, и что они с Кохой очень ждут Славиного возвращения. — Пора возвращаться домой? — спрашивает Слава у попугая на вписке. — Срррамота! — как по заготовочкам отвечает его новый кореш Кеша. Слава пьяно ржет и кивает. Кеша ведь не пиздабол.