Точки соприкосновения

      Майкрофт Холмс сидел в своём кабинете и невидяще смотрел прямо перед собой. Его лицо, как обычно, ничего не выражало, однако, если бы те несколько человек, которых можно было назвать приближенными к Холмсу-старшему, взглянули бы сейчас на его замершую в кресле фигуру, все они, без сомнения, отметили бы, что с ним что-то не так. Чуть более расслабленная спина, немного опущенные уголки губ и переплетенные в семейном жесте пальцы указывали на то, что Майкрофт был сильно расстроен. Сам он мог бы охарактеризовать своё состояние емким «достало», однако несмотря на многочисленные попытки, этот глагол так и не нашёл местечка в вокабулярных чертогах Майкрофта Холмса, поэтому описание его состояния вполне могло потянуть на небольшую драматическую русскую пьесу в трёх актах. Буквально десять минут назад из кабинета Майкрофта вышли двое: высокий черноволосый молодой человек в длинном пальто и его светловолосый друг-доктор. Уходя, они оставили за собой небольшую коробку, содержимое которой и ввергло Майкрофта в его теперешнее меланхоличное состояние. Надо заметить, Шерлок и Джон были чрезвычайно довольны собой, проворачивая эту операцию, и Майкрофту было прекрасно известно, что они даже не пытались скрыть своих намерений. От этого становилось ещё тошней. Майкрофт смотрел на «подарок из Скотланд-Ярда», и перед его взором стояли карие насмешливые глаза и непокорно торчащие в разные стороны посеребрённые вихры инспектора Лестрейда. Майкрофт устал. Он устал бороться с братом, с его другом, с собой. Он просто оказался в той точке своего жизненного пути, когда все бултыхания лягушки, взбивающей масло в кувшине, потеряли для него какой бы то ни было смысл. Майкрофт закрыл глаза и расслабился. Впустил в себя то, от чего бежал несколько лет, отрезая любой намёк на подчинение простым человеческим инстинктам. Образы начали вставать у него перед глазами. Вот инспектор с опущенными ресницами словно в замедленной съёмке поднимает руку со стаканчиком ко рту и делает глоток: мокрые и горячие губы приоткрываются, дразнящий язык проходится по нижней, облизывая, переходит на верхнюю, уступая место острым белым передним зубам, прихватывающим губу в нетерпении. Он вскидывает глаза на Майкрофта: темные, словно растопленный чёрный шоколад, зовущие, обещая чувственное наслаждение. Легкая ободряющая улыбка Грега будто подталкивает к пропасти: «Все будет хорошо, можно остановиться в любой момент». И Майкрофт срывается. Он вдыхает такой родной, желанный аромат, руки дрожат в нетерпении. Он дотрагивается, потом отпускает и проводит пальцами по своим губам, в предвкушении слизывая первые сладкие намеки, прикрывая глаза. Ноздри шумно раздуваются, и тонкая невесомая белая пыль облачком зависает в неподвижном воздухе. Майкрофт со стоном сжимает зубы. Через несколько минут все кончено. Пустая коробка от пончиков укоризненно подставляет ему свои еле прикрытые белыми салфетками внутренности с промасленными прозрачными пятнами на стенках. Майкрофт закрывает глаза руками. Он ненавидит себя. В комнату, после символического стука, почти не затормаживая на входе, влетает инспектор. — Я извиняюсь, Шерлок сказал, они тут мои пончики оставили? Майкрофт угрюмо смотрит на него из-под сети переплетенных пальцев. *** — Почему ты так уверен, что он сорвётся? — улыбаясь, спрашивает Джон. — Целая коробка-то? Уничтоженная фактически перед его глазами? Он у меня с утра по всему Лондону за ней бегает. Единственное, о чем я сожалею, что я этого не увижу. — Иногда ты меня пугаешь. — Я предупреждал его, что если ещё раз влезет в мои дела — получит в нос. А у Лестрейда роскошный хук слева.