Осколки кривых зеркал

Белое молоко тумана растекалось по земле, густея в сограх и лёгкой дымкой окутывая холмы. В предутренней тишине, нарушаемой лишь первыми, несмелыми голосами птиц, послышались тихие шаги, и в глубине тумана обрисовался неясный человеческий силуэт. Над ровной гладью неожиданной искрой блеснул наконечник копья и уверенно двинулся вверх по склону, рассекая призрачные завитки. Вслед за ним из белёсого марева мягкой поступью поднялся человек в чёрном балахоне, укрывающем фигуру почти до пят. Грубая кожа плаща облегала широкие плечи, оставляя свободной только кисть руки, держащей копьё. Сильные пальцы с неожиданно аккуратными ногтями уверенно обхватывали дубовое древко, но движения — лёгкие, скользящие — выдавали в нём не только хорошего воина, но и отличного охотника. Это подтверждал и острый, цепкий взгляд голубых глаз из-под низко надвинутого капюшона, привычно выискивающий на мягкой почве следы оленей и диких коз. Но сегодня кровь не прольётся — у Волха другая задача. Выйдя ещё засветло, за ночь он ушёл довольно далеко от посёлка и надеялся перейти реку до того, как сойдёт роса — трава чебога на том берегу была лучшей в округе. С перевала открывался великолепный вид. Волх невольно остановился, залюбовавшись плавным изгибом реки, огибающей холм. Туман быстро таял под первыми лучами солнца, обещая жаркий день. У подножия холма поблёскивали мокрыми боками камни на речном перекате, и Волх в очередной раз порадовался новым сапогам: добротно выделанная кожа мягко облегала ступню, при этом надёжно защищая от острых камней и колючек. Что ни говори, а хорошие сапоги — это тебе не лапти, или даже чувяки. И ему ну вот совершенно не жаль трёх мешочков порошка из коры ивы, отданных в уплату заезжему мастеру. Ну, почти не жаль… Хотя на них можно было выменять полушубок для Маньки — из старого-то сестрёнка безнадёжно выросла. Ну, ничего, с сапогами к зиме и на полушубок заработаем. Берег был буквально усеян жёлтыми мохнатыми цветочками и пушистыми разлапистыми листьями чебога. Отложив копьё и сбросив глухо звякнувший плащ, Волх привычным движением собрал тяжёлые густые волосы в высокий хвост. Русые пряди зазолотились на ласковом утреннем солнце. Сбор чебога — дело нехитрое, но травы было много, и к тому времени, когда работа подошла к концу, солнце стояло уже высоко. Льняная домотканая рубаха взмокла от пота, тело зудело от въевшейся пыли и заманчивый блеск реки дразнил свежестью. Завязав последний мешок, Волх поспешно стянул через голову рубашку, сбросил штаны и быстро, но осторожно пробежав по острым камням, добрался до гряды, за которой начиналось глубокое место. Вода была упоительно холодной и моментально вернула силы. Парень самозабвенно плескался в бурлящих струях у переката. Взмахи сильных рук спорили с течением, могучие мускулы перекатывались под атласной кожей, длинные волосы то прилипали к спине, то расплывались тёмным ореолом вокруг головы Нырнув в последний раз, он выбрался на берег. По-собачьи встряхнувшись, повернулся лицом к реке и низко поклонился: — Слава тебе, о великая Агидель, мать всего сущего, за милость твою! С удобством расположившись на нагретом солнцем большом валуне, он умиротворённо вздохнул и прикрыл глаза. Самая пора вздремнуть. После бессонной ночи мерный рокот реки воспринимался как колыбельная. Лучезарный Хорс не любит лежебок и строго наказывает тех, кто спит в полдень, но Агидель всегда была к нему милостива: лёгкие облака скрыли его от строгого взгляда солнечного владыки. Впрочем, Волх не собирался слишком долго испытывать терпение Хорса, когда он проснулся, солнечных всадник ещё не спустился с небес. Пожалуй, пора и перекусить. Достав из заплечного короба чистую рубаху и штаны, он быстро натянул их и огляделся в поисках тени — облачко давно унесло ветром и солнце палило нещадно. После долгой ходьбы и ползанья на карачках по острым камням, хлеб, сыр и сало казались особенно вкусными. Аккуратно собрав с подола рубахи крошки, он рассыпал их на большом плоском камне — для птиц.Как следует потянувшись напоследок, Волх легко вскочил на ноги. В короб вошло два мешка. Ещё два он связал между собой, чтобы нести через плечо. Тяжёлый плащ, подбитый железом привычно лёг поверх груза. Встряхнувшись, он убедился, что ничего не развяжется, и лёгким, уверенным шагом двинулся вниз по течению, к зарослям ивы. Следовало восполнить запасы порошка, потраченного на сапоги. Он прошёл примерно половину пути, когда один из мешков начал сползать. Резко поддёрнув его, Волх почувствовал, как тот за что-то зацепился и услышал явственный треск ткани. Только этого ещё не хватало! Пришлось остановиться и снять плащ Так и есть: мешок зацепился за одну из чешуек, покрывавших плащ изнутри и в его боку зияла обширная прореха. Недовольно вздохнув, Волх достал иголку с ниткой и принялся за штопку. Нагнувшись, чтобы откусить нитку, он почувствовал резкий рывок за волосы и, уже уходя кувырком за ближайший ствол, заметил дрожащее оперение стрелы, воткнувшееся в дерево, под которым он сидел. С недоумением посмотрев на каким-то чудом оказавшееся в руке копьё, Волх мог только порадоваться, что рефлексы не подвели, но вот плащ остался лежать вне досягаемости. Копьём его можно было достать, но кто ему даст это сделать? Да и одевать его долго. — Так, брони мы уже лишились. Немного подумав, он подобрал пару камней и осторожно метнул их влево, сам бросившись вправо, за огромный валун, тем самым приблизившись к стрелку. Там куда упали камни тут же задрожало оперение стрелы, а Волх с облегчением обнаружил, что его противник очень молод и неопытен. Если бы Волх был уверен, что тот один, справится с ним не составило бы труда. Видимо, напавший это тоже понял. Неожиданно он что-то прокричал высоким гортанным голосом. Послышался стук копыт и Волх напрягся. Слава Перуну, надоумил, не дал кинуть копьё раньше времени. На берег бешеным аллюром вылетел столь великолепный конь, что у Волха захватило дух. Сверкающая на солнце шкура отливала бронзой, стройные ноги с чёрными бабками выбивали стремительную дробь по прибрежной гальке, чёрные грива и хвост развевались по ветру, а яростный карий глаз, казалось, глянул прямо в душу ахнувшему от восторга Волху. Невысокий коренастый мужчина, ноги которого едва доставали до стремян, смотрелся на этом красавце столь же нелепо, сколь и страшно. Перекошенный в злобном оскале рот, растрёпанные пряди засаленных волос выбились из-под шапки, маленький круглый щит с меховой оторочкой заляпан подозрительными бурыми пятнами… Волх даже зубами скрипнул, до того невыносимо было видеть это чучело на таком божественном жеребце. Он был столь поглощён этой мыслью, что слишком поздно вспомнил о необходимости защищаться. Уйти от удара он уже не успевал. Всё, что Волх успел — это подставить плечо, избегая удара в голову. Ему сильно повезло, гнедой оступился на мокрой гальке и дрот горца ушёл выше, рассекая плоть, но не задев кость, а сам горец покачнулся в седле. Выпрямиться ему уже было не суждено: тяжёлое копьё Волха вспороло шею противника под правым ухом. Бить пришлось левой рукой и под неудобным углом, но удар всё равно был столь силён, что наконечник вышел с другой стороны. Над головой Волха мелькнули подкованные копыта. Он попытался схватить уздечку и даже поймал её, но это только позволило рванувшемуся коню выдернуть его из-за каменной стены. Раздался истошный вопль и краем глаза Волх заметил занесённый над головой кинжал. Бросив узду, он быстро перекатился и вскочил на ноги, уже сжимая в руке дрот убитого. Но сделать ничего не успел. Боги избавили его от необходимости убивать мальчишку: копыто взмыленного, визжащего от ужаса жеребца уже опустилось на черноволосую голову. Взбесившееся от запаха крови животное, судорожно пытаясь освободиться от застрявшего в седле мертвеца, металось по берегу, рискуя переломать себе ноги. В какой-то момент волочащееся за ним копьё застряло между камнями, на миг задержав сумасшедшую карусель. Волх тут же метнулся к несчастному коню, всем телом повиснув на удилах. Раненое плечо прострелило болью. Спустя несколько минут, показавшихся вечностью, конь начал успокаиваться, хотя ещё хрипел и нервно перебирал ногами, не давая ослабить хватку. Увязший в стремени мертвец болтался на застрявшем в камнях копье, нервируя лошадь. Руки были заняты, и Волх ударил по камню ногой. Копьё упало, освобождая гнедого от страшной ноши. Человек обнял его за шею и, что-то ласково шепча, отвёл в сторону от залитых кровью камней. Маленькая мохнатая лошадёнка мальчишки нашлась неподалёку, привязанная к дереву. Наскоро перетянув раненое плечо и приторочив мешки с травой к сёдлам, Волх отправился в обратный путь, ведя лошадей в поводу. *** Ослепляюще-белый неоновый свет заливал белёные стены. В гулкой тишине пустынного коридора раздался дробный топоток крысиных лапок, и откуда-то издалека, на пределе слышимости, донёсся чёткий размеренный звук шагов. Спустя несколько минут из-за поворота показался человек — молодой парень в камуфляжной форме и лёгких офицерских берцах. Хорошо начищенная пряжка ремня поблёскивала в ярком свете ламп. Лёгкий загар гармонировал с иссиня-чёрным цветом по-военному коротко стриженых волос. Недовольный взгляд карих глаз из-под тонких бровей брезгливо скользил по обшарпанной побелке стен, узкие губы презрительно кривились. Угораздило же этого треклятого еретика вывернуться со своими идиотскими проповедями именно сейчас, в разгар подготовки к долгожданной экспедиции. И где он только такой дури набрался? Не иначе, крайком обкурился. Ну, ничего, на шахте М-5 всегда есть вакантные места, там долго не живут. Тимур дошёл до лифта. Уже протянутая к призывно мигающей красным кнопке рука остановилась, не достигнув цели. Нет, надо успокоиться. Ни к чему, чтобы эта троица гондонов видела его эмоции. Офицеру надлежит быть бесстрастным и непоколебимым, как стены Цитадели. Решительно развернувшись, он быстрым шагом направился к технической лестнице, металлические ступени которой гулко завибрировали, заставив поморщиться от неприятного звука. Спустившись на бетонную площадку третьего яруса, Тимур приостановился. Ну, что ж, пора. Не стоит слишком долго тянуть кота за хвост. Перед мысленным взором сразу встал их казарменный кот Бандит. Того, кто посмел бы потянуть его за хвост, стоило только пожалеть. Дверь на уровень открылась тихо, видимо техник этого участка хорошо выполнял свою работу. Стоит взять его на заметку, добросовестные люди нынче редкость, особенно на нижних уровнях. До угла, за которым его ждали осведомители, оставалось всего несколько шагов, когда он услышал хриплый голос младшего из них, высокого сутулого парня лет двадцати пяти.  — Да где же эта высокородная паскуда болтается? Сколько мы ещё этого сопляка ждать будем? Знал бы, что так долго, закрутил бы цигарку побольше.  — А ты не наглей, Ряба. Это тебе не обычный шептун, а целый хрен с горы. Я слыхал, его папаша из гавкавых, на самом верху заседает.  — Да что он нам сделает-то? — Лениво протянул третий, лысый дядька с вечно сонным лицом. — Опять придёт, пиписькой потрясёт и уберётся к папеньке под крылышко. Если, конечно, найдётся чем трясти. Все трое дружно загоготали. Тимур скрипнул зубами. Ну, что ж, М-5 ждёт своих героев. Тихо выйдя из-за угла, он оказался за спиной у сидящего на корточках парня с сигаретой в зубах. Второй, старший из трёх, стоял вполоборота к нему и неодобрительно покачивал седеющей головой. Тимура они оба не видели, зато у третьего, стоящего поодаль, всю сонливость как рукой сняло. Вытаращив глаза, будто от усердия на толчке, он медленно попятился, нервно икая и задыхаясь от ужаса. Одним мягким движением Тимур шагнул к курящему и вынул из враз ослабевших рук самокрутку. Пригасив её о стену, он достал из кармана целлофановый пакетик и аккуратно вложил в него бычок.  — Насколько я помню, курение на третьем уровне приравнивается к нанесению тяжкого вреда здоровью. Оскорбление правящих лиц — к государственной измене. Оскорбление офицера при исполнении… тоже к чему-нибудь приравняем. Наверняка у вас и другие грешки найдутся.  — Ва-ашество… Помилуйте…  — При составлении докладной я учту и результаты вашей работы. На этом разговор окончен. А теперь к делу. Вы приготовили досье?  — Да, конечно, господин капитан. — Старший осведомитель суетливо вытащил из-за пазухи солидную папку и, угодливо улыбаясь, протянул Тимуру. От папки явственно несло немытым телом. Тимур брезгливо перелистал её и подчёркнуто бесстрастно спросил:  — Где проходит проповедь?  — На центральной площади уровня. Извольте проследовать за нами. Вмиг притихшая троица, подобострастно кланяясь, двинулась в южном направлении. Центральная площадь третьего уровня располагалась в огромном естественном гроте, расчищенном и укреплённом арками и контрфорсами. По периметру громадного, со стадион, зала протянулись открытые карнизы с металлическим ограждением, на которые выходили коридоры жилых и обслуживающих комплексов. Карнизы противоположных сторон пещеры соединялись переходами, пересекающимися в центре. На самом верхнем перекрёстке и стоял новоявленный мессия.  — Нечестивцы! Стыдитесь! Вы посмели противиться каре божией! Судный день пришёл, так явитесь же на суд Всевышнего! Над вами властвует Антихрист, это он искушает вас, заставляя влачить жалкое существование под землёй вопреки воле Господа! Смиритесь же со своей судьбой и не гневите Отца нашего! Голос самозваного пророка гремел под сводами пещеры. Горящими глазами он провожал немногих прохожих, торопливо пробегающих внизу. Длинные всклокоченные волосы грязными сосульками падали на плечи. Воздетыми к потолку кулаками кликуша грозил «недостойным». Чёрный балахон пафосно развевался под потоками воздуха из вентиляции. Приглядевшись, Тимур с удивлением узнал в амбициозном одеянии технический халат «вонючек» — работников с производства органических удобрений. Но в настоящий момент Тимура больше интересовало отношение к проповеди прохожих. Если слова еретика найдут отклик в душах людей, нового восстания не избежать. Но никто не останавливался послушать. Люди, втягивая голову в плечи, старались проскочить мимо. Ещё слишком свежи были в памяти события прошлого года и то, с какой жестокостью был подавлен бунт. Тогда население третьего уровня сократилось вдвое.  — Когда он спустится, тихо взять и доставить на второй уровень. Только действительно тихо. Нам не нужен новый повод для беспорядков. Ещё раз бросив взгляд на беснующегося «трибуна», Тимур решительно повернулся к нему спиной и направился к лифту. У него хватало других забот.